Рафаэль Хакимов: «Лжедмитрия II убили татары. Это была справедливая месть»

Татары порой играли самостоятельную и немаловажную роль в этих событиях. Раскол русских земель на сторонников Лжедмитрия и поляков прекратился вместе со смертью [Тушинского, — прим. ред.] «вора», а его убили татары. Конечно, под этим не лежали ни политические, ни патриотические мотивы, а всего лишь справедливая месть.

Касимовский царь Урмамет был убит «вором» во время охоты за измену в пользу поляков. Крещеный татарин Петр Урусов, друг Урмамета, упрекнул «вора» в глаза убийством касимовского царя. А все татары любили Урусова. Однажды «вор» ехал «на санях, не раз останавливался, кричал, чтобы ему подавали вино, пил за здоровье татар. Его провожатые ехали верхом. Вдруг Урусов, ехавший также верхом за «вором», напирает на его сани своим конем, а потом поражает его саблей: с другой стороны саней меньшой брат Урусова в то же мгновение отсек «вору» голову. Бояре подняли тревогу; татары обнажили на них сабли. Бояр было меньше; они испугались и кричали: помилуй, помилуйте! По одним известиям, татары побили некоторых из русских, провожавших своего царика; по другим, напротив, Урусов не велел их трогать».

Марина Мнишек, жена Лжедмитрия, обратилась к донским казакам, умоляя их о мщении. «Начальствовал ими Заруцкий, неравнодушный к Марине. Он воодушевил своих казаков; они напали на татар, каких встретили в Калуге, и до двухсот человек убили». Но дело было сделано. Смерть «вора» стала концом «Смуты».

Костомаров, один из лучших исследователей этого периода русской истории, считал главной причиной смуты Запад, латинство в лице Польши. Но польский король Сигизмунд вмешался в русские дела, когда смута была в разгаре, и Василий Шуйский в 1609 году призвал на помощь шведов, чем навлек на себя войну с Польшей. Сигизмунд считал, что его шведскую корону незаконно отобрали, и любого, кто был в союзе со Швецией, считал своим врагом. Участие же поляков в войсках Лжедмитрия I было делом не государственным, а добровольным.

Лжедмитрий I в немалой степени опирался на русских и казаков. Р.Г. Скрынников писал: «В России наемное войско Лжедмитрия распалось после первых же неудач. Лишь поддержка вольных казаков да восставшего населения Северщины спасла Отрепьева от полного поражения».

Смута не была подготовлена извне, она стала результатом политической ситуации в Московском государстве, хотя иезуиты и Папа Римский питали большие надежды на распространение католичества на Руси. По словам Ключевского, Лжедмитрий «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Казачество было активной движущей силой «Смуты». Сам же Костомаров писал, что казачество впитывало в себя все, что было «недовольного текущим порядком государственной жизни, и заявляло свое противоборство не стремлением к достижению каких-нибудь прав народу, не сознательными требованиями положительных изменений в общественном строе, а неопределенной и неосмысленной враждой ко всему, что могло тяготеть над русским человеком во имя государственного долга и обязанностей; а потому казачество не развило в себе никакого идеала гражданского общества, ограничиваясь чересчур общими, первоначальными и неясным чутьем равности и свободы». В украинных городах Руси и Польши скапливались беглые холопы и крестьяне, недовольные властями, поборами, гнетом, собирались преступники и искатели приключений.

«Смутное» сознание вольного казачества (сюда можно прибавить и «польскую вольницу») привело к буйству фантазии. После Лжедмитриев появился у казаков Петр. Затем еще один Петр. «С легкой руки Петра начали удальцы называться именами таких царевичей, каких на свете не было. Так, в Астрахани проявился царевич Август; кто-то назвался Иваном Ивановичем, от жены Колтовской; потом явился там же Лаврентий-царевич и называл себя сыном убитого отцом царевича Ивана Ивановича. В «польских юртах», то есть в полях, сопредельных с казацкими жильями, появились царевичи: Федор, Ерофей, Клементий, Савелий, Семен, Василий, Гаврило, Мартын, и называли себя сыновьями царя Федора Ивановича. Но все эти царевичи исчезали как привидения».

Терские казаки решили выдвинуть своего царевича. Выбор пал на Митьку, но он отговорился тем, что никогда не был в Москве. «Тогда казаки назвали царевичем молодого казака Илейку Иванова, сына Коровина из Мурома, которому довелось побывать в русской столице. Отцом Илейки был посадский человек Иван Коровин. Мать Ульяна прижила Илейку «без венца», и как незаконнорожденному ему пришлось познать в жизни унижения и нужду. Несколько лет Илейка нанимался в работники на суда, плававшие по Волге, потом подрядился на струг к воеводе С. Кузьмину и с ним ушел на Терек. Поступив в стрельцы, Илейка летом 1604 года ходил с воеводой Бутурлиным на Кавказ «в шевкальский поход в Татарки». Поход завершился истреблением рати Бутурлина, и, оставшись без средств, Илейка Муромец по возвращении из похода дал на себя кабалу и поступил в холопы — «приказался во двор Григорию Елагину». В холопах он пробыл зиму, а потом сбежал под Астрахань». Там его взяли к себе казаки донские и волжские. Такова типичная биография одного из претендентов на царский престол.

Казачество выдвинуло и такую ключевую фигуру времен смуты, как Гермоген. Он молодость свою провел с вольными донскими казаками и довольно поздно перешел в сословие священников. «Став в 60 лет казанским митрополитом, Гермоген с редким фанатизмом стал насаждать православие в инородческом Казанском крае». Затем он становится патриархом, призвавшим народ к созданию ополчения, за что и был замучен поляками.

Прекращение войны стало возможным только после того, как избрали нового царя — Романова, как ставленника казаков. Занять престол претендовали многие: Шуйский, Воротынский, Трубецкой. Пожарского, желавшего также стать царем, обвинили в подкупе. Впрочем, летописец утверждает, что этим страдал не только Пожарский: «Многие же от вельмож, желающи царем быти, подкупахуся многим и дающи и обещающи многие дары». Сам Михаил Федорович Романов не принимал активного участия в этом процессе, отсиживаясь в Ипатьевском монастыре, построенном Мурзой-Четом. За него хлопотал его родственник Шереметев. Выбор Романова летописцы объясняют давлением казачества, именно поэтому его династия установила мир, других каких-то заслуг у Романова не было.

Смута была ответом на недовольство строем в Польше, Литве и Московском государстве. Поэтому глубинную причину смуты следует искать в недовольстве государственным строем, деспотизме, насилии и произволе. «Смута» зарождалась при Иване Грозном, доведшем деспотизм до неограниченного самодержавия, а Борис Годунов не смог выправить ситуацию.

Российское общество не умело и, похоже, и сегодня не умеет извлекать уроки из кризисных ситуаций. Оно неизменно обращается к деспотизму как «естественному» режиму России, а вслед за этим наступает смута. Деспотизм воспроизводился вновь и вновь, и в ответ приходили вновь «смута», бунты, революции. Это стало чисто русской традицией, никак не связанной с татарским прошлым. После Ивана Грозного наступила «Великая смута», после чего ужесточился деспотизм. Петр Великий стал императором, а после него началась целая полоса дворцовых переворотов и общей неустроенности, вплоть до Екатерина II. Она, несмотря на общий либеральный тон, лишь продолжила петровскую линию на закрепление крепостничества и укрепление армии. В ответ начались бунты. Пугачев потряс основы государства. Но политическая система никак не реагировала на очередную «крестьянскую смуту».

Александр I продолжил линию на укрепление самодержавия, этому содействовала война с Наполеоном, и страна в ответ получила выступление декабристов, а затем явились народовольцы. Отмена крепостничества была мерой реформаторской, но она была сделана так неуклюже, что в результате положение крестьян ухудшилось. Крестьянская неустроенность привела к революции 1905 года. После нее были сделаны декоративные уступки в сторону политических свобод, но ненадолго. Не прошло и пяти лет после революции, как вновь началось укрепление державности, а вслед за этим, в 1917 году, наступила революция. Политические свободы продержались до конца 20-х гг. С 1929 года демократия начала сворачиваться, а в 1937 году была похоронена.

Сталинский деспотизм был сродни режимам Ивана Грозного и Петра Великого, но и он не мог изменить исторический вектор общественного развития. Вслед за советским самодержавием наступила «перестройка», в результате которой распался СССР. И это не стало уроком для политиков. С 2000 года в очередной раз был взят курс на «укрепление вертикали власти», продолжение войны на Северном Кавказе, разрушение федерализма. Теперь надо ожидать новую «смуту». Политическая культура России глуха к собственному и чужому историческому опыту.

Продолжение следует