Рафаэль Хакимов: «Ни один татарский хан не был так жесток к русскому народу, как Петр»

Ни один татарский хан не был так непомерно жесток к русскому народу, как Петр. За любую провинность — конфискация имущества, лишение всех прав, кнут, каторга, виселица, политическая или физическая смерть. Именно он ввел разнарядки на заключенных, которые должны были умереть на строительстве кораблей или галерах. Он требовал подготовить «несколько тысяч воров» и отправить их на строительство той или иной крепости. При нем появились специальные тюрьмы, объединенные с заводами — прототип сталинских лагерей. При тех непомерных богатствах России Петр мог получить те же налоги без разорения народа, если бы все делал с умом, с пониманием экономики и политики. Численность нации при нем сократилась на одну пятую (!), что равносильно демографической катастрофе.

Как ответ на эти меры началось массовое бегство, порой целыми деревнями — в Польшу, на Дон, к башкирам, за Урал, в Сибирь. А затем появились по всей стране разбойничьи шайки, предводимые беглыми солдатами, они соединялись в вооруженные отряды и уничтожали многолюдные села, останавливали казенные сборы, врывались в города.

«Разбоями низ отвечал на произвол верха: это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там. Столичный приказный, проезжий генерал, захолустный дворянин выбрасывали за окно указы грозного преобразователя и вместе с лесным разбойником мало беспокоились тем, что в столицах действуют полудержавный Сенат и девять, а потом десять по-шведски устроенных коллегий с систематически разграниченными ведомствами. Внушительным законодательным фасадом прикрывалось общее безнарядье» (В.О. Ключевский).

При Петре было четыре страшных мятежа и несколько заговоров, причем с участием его родного сына. Все они были против нововведений.

В народе ходили две легенды: о Петре — самозванце и Петре — антихристе. Облик Петра был слишком непривычен, он ходил без короны и мантии, как простой матрос, вместо царского посоха держал трубку, ругался и дрался как гвардейский офицер, пил водку как солдат. Возникала в народе мысль: да подлинный ли это царь? Говорили: «Он родился от немки беззаконной, он подмененный, подкидыш. Поэтому и немецкое платье велит носить, и иноземцы заполонили страну и точно комары сосут кровь из русского народа, а потом улетают в чужие края».

А когда Петр начал теснить церковь, поскольку думал, что в монахи идут «от податей и от лености, чтобы даром хлеб есть», то пошел слух, что он антихрист. Его реформы были непонятны народу и не воспринимались им, они просто всех пугали. Ради исполнения своих целей он не жалел ни себя, ни денег, ни жизней. Петр называл новую столицу своим «парадизом», но она стала великим кладбищем.

Петром было заложено фундаментальное противоречие в основы российской государственности. Если до него прозападное настроение было философским, то с него оно воплотилось в виде северной столицы, противостоявшей не столько «шведу», сколько полутатарской Москве.

Эта метаморфоза не была подготовлена народным движением, она отрицала народное, привнеся в общество элитарно-заморское. Народное проявилось в другом: бунтах, стихийной колонизации, казачьей вольнице, революциях. Возникла пропасть между государством и народом.

Юрий Самарин в 1861 году писал об этом: «Это — полное, безусловное недоверие народа ко всему официальному, законному, т. е. ко всей той половине русской земли, которая не народ… Манифест, мундир, чиновник, указ, губернатор, священники с крестом, высочайшее повеление, — все это ложь, обман, подлог. Всему этому народ покоряется, подобно тому, как он выносит стужу, метели и засуху, но ничему не верит, ничего не признает, ничему не уступает своего убеждения. Правда, носится перед ним образ разлученного с ним царя, но не того, который живет в Петербурге, назначает губернаторов, издает высочайшие повеления и передвигает войска, а какого-то другого, самозданного, полумифического, который завтра же может вырасти из земли в образе пьяного дьячка или бессрочно отпускного».

Петр как никто другой содействовал развитию особой политической культуры, опиравшейся на произвол, а не закон. Иван Грозный был родоначальником этой культуры, а Петр — продолжателем. Не удивительно, что вслед за ними появились Столыпин и Сталин.

С другой стороны, идея свободы оказалась столь же противоречивой как право власти на произвол — она выразилась в уходе от жизни в географический простор, или в странничестве, или же в утверждении своих прав с помощью бунта и террора народовольцев. А когда, наконец, свобода победила в годы революции, она вновь установила произвол. Свобода оказалась всего лишь правом на произвол, она не получила позитивного вектора самоутверждения. Логика права оказалась враждебна русскому уму. Русский человек предпочитал жить по совести, но не по закону и при этом проклинал произвол, от которого более всего страдал. Он на произвол отвечал бунтом, который был самым что ни на есть диким произволом.

По иронии судьбы яркие личности в истории России оказывались весьма противоречивыми. Предтеча Петра — Иван Грозный был таким же неуравновешенным, начинал строить государство и собственной рукой же разрушал все построенное. После Ивана Грозного наступила Смута, и после Петра Россия вступила в затяжной кризис — началась мутная волна переворотов, крестьянских и мусульманских восстаний.

«Недостроенная храмина», как называл Меньшиков Россию, достраивалась уже не по петровскому плану, впрочем, вряд ли можно говорить о наличии самого плана. Промышленность после Петра не сделала заметных успехов, внешняя торговля так и осталась в руках иноземцев, внутренняя торговля падала, города не развивались, а крестьяне впали в отчаяние.

Екатерина II слыла либерально настроенной царицей. Она, действительно, переписывалась со всеми знаменитостями Европы, самыми просвещенными философами, хотя вся эта переписка не повлияла на вольнодумство в России. Ее политический манифест — «Наказ», выдержанный в духе европейских модных течений политической мысли, никак не отразился на законодательстве и политических нравах, оставшись больше упражнением ума и саморекламой в Европе. Екатерина II европейские институты не собиралась вводить, правя самовластно. При ней крепостное право усилилось и расширилось, крестьяне мало чем отличались от холопов ХVI века, они стали восприниматься как частная собственность помещиков. Как следствие усиления крепостничества остановился рост городов. Поборы с крестьян перешли всякие границы. Крестьянские восстания со временем слились в грандиозный пугачевский бунт. Ни Петр, ни Екатерина не провели истинных реформ.

Несмотря на попытки развернуть Россию в сторону Запада, она так и осталась евразийской державой с татарскими родимыми пятнами. В Европе на картах ХVIII века территорию России обозначали по-разному: Европейская Московия на севере, Московская Татария в центре, далее шли Казанское, Астраханское, Сибирские королевства/царства, Малая Татария (Крым и прилегающие степи), и т. д. Великая Татария очень медленно, противоречиво становилась Россией.

Продолжение следует