Уголовка за прогул и подростки на службе Фемиды: как работал в войну Верховный суд в Татарстане

Малолетние помощники Фемиды и глава суда в 26 лет

В книгу «Память о войне» по большей части вошли воспоминания тех работников судебной системы Татарстана, кто бился за Победу в Великой Отечественной на передовой. О том, что происходило в то время в тылу, в самом суде информации не так уж много. Возможно потому, что в режиме военного времени на износ в тылу работали все.

Из сохранившихся документов того времени следует — далеко не у всех членов Верховного суда ТАССР имелось законченное школьное образование, при этом к работе в качестве помощников, секретарей, курьеров и уборщиков привлекали не только взрослых.

Сохранился отчет Народного комиссариата юстиции ТАССР о составе рабочих и служащих по полу и возрасту по состоянию на 1 января 1945 года. Из него следует — в системе наркомата, который в то время объединял следствие, прокуратуру, адвокатуру, системы судопроизводства, а также исполнения наказаний трудились 316 несовершеннолетних. Их в возрасте 16–17 лет было 185 человек (60 парней, 125 девушек), 14–15 лет — 100 (32 парня и 68 девушек), а еще 9 мальчишек и 22 девчонки не достигли 14-летнего возраста.

В первые месяцы войны большая часть высокопоставленных юристов республики отправилась на фронт, в том числе — замнаркома Николай Шумилов, председатель Верховного суда ТАССР Гарафутдин Шамсутдинов и его заместитель Николай Шумилин. С 22 июня по 10 октября 1941-го из судебной системы в армию мобилизовали 82 человека, среди которых — 21 народный судья, 10 членов Верховного суда ТАССР. За первые два года Великой Отечественной войны на фронт ушли 120 народных судей.

Нового главу Верховный суд получил уже на вторые сутки военных действий. Приказом наркома юстиции РСФСР на эту должность назначили 26-летнего Карима Сафиуллина, уроженца Нурлатского района ТАССР, выходца из крестьянской семьи.

После окончания семилетки, Сафиуллин год работал в сельсовете — сельхозпроизводителем и письмоводителем, в 1931-м был принят секретарем в прокуратуру района, а через несколько месяцев — секретарем в народный суд. В 1933-м поступил в межрайонную национальную юридическую школу при Казанском институте советского права, а уже на следующий год начал работу в качестве судьи, заочно поступив в юридический институт. Тогда ему было 19 лет. Успел поработать в судах Казани и районов республики, а в 1937-м ушел в армию и два года прослужил в Благовещенске командиром стрелкового взвода. После демобилизации 24-летнего Карима Сафиуллина избрали членом Верховного суда ТАССР.

«Ему поручались наиболее сложные дела о государственных преступлениях. Качество рассмотрения этих дел являлось также высоким. Все приговоры и решения, выносимые под его председательством, оставлялись Верховным судом РСФСР в силе», — указывалось в служебной характеристике будущего председателя.

Параллельно с рассмотрением дел Сафиуллин был депутатом Бауманского районного совета, председателем Окружного избиркома и секретарем комсомольской ячейки Верховного суда республики. В апреле 1940-го его приняли кандидатом в партию.

Карим Сафиуллин возглавлял Верховный суд ТАССР девять сложных лет. Был награжден орденом «Знак Почета» и медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.».

«Опечатать розетки, оставить по одной лампочке»

В архиве Верховного суда республики сохранились документы, которые свидетельствуют — в режиме военного времени председателю приходилось принимать непростые и жесткие решения — устанавливать лимит на использование лампочек и продлевать рабочий день.

Режим экономии электроэнергии и топлива был установлен следующим приказом Карима Сафиуллина:

1. Опечатать во всех рабочих кабинетах и канцеляриях штепсельные розетки.
2. Запретить пользование нагревательными приборами (печками, плитками, кипятильниками и т. п.).
3. Во всех кабинетах оставить для освещения по одной лампочке, а в канцелярии по 2-й инстанции — по две лампочки и в зале судебного заседания по три лампочки.
4. Запретить пользование электрической энергией в дневное время с 9 часов утра до 16 часов вечера…

Контролировать расход электричества поручили ответственным дежурным по суду. Их же обязали — следить и за своевременной топкой печей в здании и использованием дров по прямому назначению, а еще — обеспечить сохранность имущества. Прием-сдача дежурства предусматривали проверку инвентаря в помещениях.

Бывали и курьезы: как-то дежурный проморгал «зайца», заночевавшего в суде фигуранта уголовного дела, которого под вечер освободили из-под стражи, в другой раз схожим образом на ночь остались аж два посетителя суда. Хотя дежурному вахтеру запрещалось впускать посторонних по окончании рабочего дня без вызова и предварительного разрешения. Заметим, это не распространялось на работников прокуратуры, Верховного суда, обкома, Верховного совета республики и трех наркоматов — юстиции, внутренних дел и госбезопасности.

Напомним, суд в ту пору работал в Казани на улице Ленина (бывшая Воскресенская, ныне — Кремлевская) — в здании, которое по проекту архитектора Александра Шмидта возвели в 1825 году для проживания военного губернатора, а в 1872–1874-х перестроили под Казанский окружной суд, позднее там появился и третий этаж. В 2009-м Верховный суд Татарстана справил новоселье в новом здании, на улице Пушкина, а в бывшем храме Фемиды открыли приемную полпреда президента страны.

Когда судья получал по 10 дел в день, а за уход с работы сажали

В условиях военного времени в СССР принимали меры для укрепления государственной и трудовой дисциплины и борьбы с прогульщиками. Причем довольно жесткие. Самовольный уход с работы автоматически квалифицировался как дезертирство и предусматривал наказание в виде тюремного заключения на срок от 5 до 8 лет.

Изменения коснулись и работников Верховного суда ТАССР — под видом обязательных вечерних занятий рабочий день был продлен до 23 часов, с целью «своевременного рассмотрения судебных дел». Ведь по сравнению с довоенным периодом количество поступающих дел по первой инстанции увеличилось в несколько раз: в среднем каждый член суда получал ежедневно по 10 дел! И такая нагрузка сохранялась почти до окончания войны, о чем свидетельствует информация из приказа Карима Сафиуллина за февраль 1944-го:

«Произведенной мною проверкой установлено: по состоянию на 9 февраля 1944 года на руках у членов Верховного суда имеется более 130 дел, неоконченных и несданных в канцелярию. Такое положение является результатом того, что отдельные члены Верховного суда нарушают мой приказ о вечерней работе.

Приказываю:

1. Всем членам суда не допускать образования на руках залежи дел. Все дела сдать в канцелярию не позднее следующего дня после заслушивания.
2. Строго соблюдать установленную мною вечернюю работу с 20 до 23 часов.
3. Предупредить всех членов суда, что отсутствие на вечерней работе без моего разрешения буду рассматривать как нарушение трудовой дисциплины.

Еще в начале войны был принят Указ Верховного совета СССР о военных трибуналах, в ведение которых передали дела о преступлениях против обороноспособности страны, общественного порядка и госбезопасности. Новые органы наделили правом рассматривать дела по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения. Еще один Указ установил ответственность за распространение ложных слухов, возбуждающих тревогу населения. За такие фейки в годы войны можно было угодить за решетку минимум на 2 года (санкция предусматривала до 5 лет, но лишь в случае, если действия распространителей дезинформации не имели более тяжких последствий).

При этом «слухи антисоветского содержания» квалифицировались, согласно указанию Пленума Верховного Суда СССР, уже как контрреволюционная агитация. За что можно было получить статус врага народа, а то и приговор о высшей мере наказания.

Правительство страны разрешило изымать транспорт у населения и иное имущество, необходимое для обороны. Неподчинение распоряжениям и приказам военных частей также подлежало уголовной ответственности. Повысилась ответственность за разглашение государственной тайны — в ноябре 1943-го уголовную ответственность за это преступление для должностных лиц Указом президиума Верховного совета СССР ужесточили до 10 лет лишения свободы, для частных лиц — до 3 лет. В том же году в Советском Союзе состоялись первые процессы, итогом которых стало наказание в виде смертной казни через повешение, установленное для фашистских преступников и их пособников.

За общими судами остались гражданские и уголовные дела. При этом, по данным статистики, в начале войны в народных судах стало меньше дел о хулиганстве и кражах. Зато появились новые виды преступлений — нарушение светомаскировки, продажа эвакуированного скота, кража из квартир эвакуированных граждан и другие. Основной массив дел составляли дела о спекуляции, хищении соцсобственности, растратах, самовольном уходе с предприятия, уклонении от мобилизации на фронт и трудовые работы.

При этом в Татарстане стало значительно меньше приговоров по умышленным убийствам, особенно в 1942–1943 годах. Зато выросло число осужденных за должностные преступления.

«Ответственный за бомбоубежище 30 минут не мог найти ключ»

В книге «Память о войне» есть информация о том, что всех коммунистов и беспартийных работников Верховного суда республики обязали посещать кружки военной подготовки, где в том числе изучали устройство и работу пулемета и винтовки. Проводили занятия по противовоздушной и противохимической обороне. При этом в прокуратуре, Верховном суде ТАССР, Наркомюсте и адвокатуре республики организовали группу самозащиты и оборудовали бомбоубежище (со временем планировали создать и газоубежище).

Возглавил группу зампрокурора ТАССР Ибрагим Надеев, в ее состав вошли больше 40 человек, из которых формировались противопожарное, аварийно-восстановительное, медико-санитарное и иные звенья.

Группа самозащиты должна была вести круглосуточное дежурство в здании суда. А еще на каждом из трех этажей суда был свой ответственный за соблюдением режима светомаскировки, обязанность закрывать шторы-щиты лежала на дежурных.

В архиве суда сохранился отчет о не слишком удачных учениях по противовоздушной обороне в сентябре 1942 года: «Сотрудники Верховного суда спустились в бомбоубежище, а публика оставалась в коридорах; ответственный за бомбоубежище 30 минут не мог найти от него ключ…». К счастью, применять эти навыки самозащиты на практике служителям татарстанской Фемиды в тылу не довелось — настоящую воздушную тревогу в Казани в те годы не объявляли.

Востребованнее оказался физический труд — в условиях военного времени служащим Верховного суда республики неоднократно пришлось выходить на общественные и оборонные работы — их командировали на лесозаготовку, мобилизовали на очистку снега от улиц и трамвайных путей. В дошедшем до наших дней приказе в числе привлеченных — один мужчина и шесть женщин.

По выходным работники суда ездили по чувашским деревням с целью поменять вещи на картошку, а еще — работали на общем огороде близ Константиновки, где в 1943 году Верховному суду отвели свой участок. Еще один получил юридический институт.

Также в архиве сохранилась запись решения партсобрания суда — перечислить в сентябре 1943-го не меньше половины зарплаты каждого сотрудника в помощь жителям освобожденной от фашистов Орловской области.

Мобилизация резервов, в том числе — людских, на время привела к некоторому ослаблению руководства судебной системой республики. В руководстве наркомата юстиции и Верховного суда осталось очень мало работников с высшим юридическим образованием. Частично потери восполнила группа молодежи — 16 человек к началу войны закончили юридический институт, 6 — юридическую школу, еще 13 пришли после окончания краткосрочных юридических курсов. Остальные должности народных судей закрывали за счет народных заседателей и работников других ведомств.

Одним из тех молодых юристов был Федор Тарасов, который закончил Казанский юридический институт в 1940-м, а в 1941-м начал работу судьей в Ленинском районе Казани. Уже через некоторое время как один из лучших был выдвинут в члены Верховного суда республики, где в 1946-м был избран заместителем председателя. Впрочем, в 1948-м переехал в Пензу, в связи с назначением главой областного суда.

При этом к апрелю 1944-го кадровый вопрос начали решать системно — на уровне Совета народных комиссаров РСФСП было издано постановление, что народные судьи, члены верховных и областных судов, оперативные работники системы Наркомюста с общим образованием не ниже 7 классов, но без профильного среднего юридического образования «обязаны в течение двух лет закончить заочные отделения юридических школ». А тех служителей Фемиды, что не имели и семи классов за плечами (а по партийной линии таких было немало), обязали закончить семилетку экстерном и в течение трех лет получить образование в объеме юридической школы.

По следам этого постановления председатель Верховного суда ТАССР приказом обязал члена суда Гарейшину закончить заочное отделение двухгодичной школы не позднее 1946-го, а шестерых ее коллег получить документы об окончании семилетки в 1945-м, а в 1947-м — завершить учебу на заочке в юршколе.

О невинно осужденных и налоговых посадках

По статистике Верховного суда ТАССР, в первые месяцы войны было немало дел о налоговых нарушениях. Стоит отметить, уже в июле 1941-го в стране установили временную надбавку в 100% к сельхозналогу и дифференцированную надбавку к подоходному налогу с рабочих и служащих. При этом от уплаты такого налога полностью освобождались люди с зарплатой не выше 150 рублей в месяц, для остальных ставка составляла от 5,5% от дохода (при зарплате в 151–200 рублей в месяц) до 13% (при зарплате от 1001 рубль в месяц). Примечательно, что надбавка к подоходному налогу для самых богатых (с заработком более 600 рублей) составляла 100%.

По налоговым делам с июля по сентябрь 1941-го в Татарстане осудили 61 человека, еще 6 получили приговор в связи невыполнением повинностей военного времени. При этом по двум этим категориям Верховный суд ТАССР утвердил приговоры лишь в отношении 26 человек: семеро получили сроки от 1 до 2 лет лишения свободы, еще семь — по 2-3 года, девять — от 3 до 5 лет, трое — от 5 до 10 лет лишения свободы. В отношении пятерых применили дополнительное наказание в виде поражения в избирательных правах. Приговоры по 39 осужденным были отменены, а материалы направлены на пересмотр.

В мае 1942-го по приговору Верховного суда ТАССР на 10 лет за решетку отправили гражданку Шишкину. Ее уличили в хищении 444 продовольственных карточек у населения. Деталей этой масштабной аферы в книге «Память о войне» нет.

Зато есть информация о собрании работников суда в июле 1943 года, на котором говорили о неправосудных решениях. В частности, судья Анна Февралева призывала более тщательно разбираться в обстоятельствах дел в отношении сельхозактива, особенно — в отношении председателей колхозов, и не осуждать невиновных. Ее поддержала судья З.Ш. Еникеева:

«За последнее время мы очень часто меняли председателей колхозов. <…> очень часто имело место, когда мы многих работников сельскохозяйственного актива неосновательно осуждали. В настоящее время нам надо не задерживать рассмотрение дел, связанных с уборкой. Также вести борьбу с расхитителями колхозной собственности. Своевременно рассматривать дела о невыполнении минимума трудодней колхозниками. Имеет место неосновательное осуждение ряда колхозников по охране колхозного поголовья скота. Нам надо привлекать к ответственности только конкретных виновников в падеже лошадей».

С коллегами согласился и судья Х.Т. Валеев: «Отдельные члены суда несерьезно подходят к рассмотрению этой категории дел, и нами теперь ряд дел представлены в Верховный суд РСФСР для отмены наших определений».

Вновь к теме судов над колхозниками вернулись уже на закрытом партсобрании суда в феврале 1944-го. Тогда Карим Сафиуллин докладывал — в постановлении окружного и городского комитетов партии указано, что «органы суда и следствия несвоевременно включились в работу по борьбе с хищениями социалистической собственности, с разбазариванием зерна и с хищническим отношением к коню». И поставил перед коллегами задачу: «Включиться немедленно в проведение весеннего сева, прекратить падеж скота, вести жесткую борьбу с нарушителями трудовой дисциплины». При этом руководитель Верховного суда ТАССР констатировал — есть факты, когда одних наказывают слишком мягко, других — ни за что:

«Имеет место в отдельных случаях в судах применение слабой репрессии и с другой стороны — незаконное осуждение невинных людей. Надо рассматривать дела о весеннем севе в самые сжатые сроки».

По гражданским делам зафиксировали резкое сокращение дел по искам. Впрочем, ряд рассматриваемых житейских дел все же имели фронтовой оттенок. Так, в квартиру гражданки Егоровой подселили многодетную семью Баевых — жену и детей фронтовика. Весной 1945-го Егорова, тоже жена фронтовика, подала заявление об их выселении в надежде на скорое возвращение мужа.

Прокуратура и суд Бауманского района встали на сторону Егоровой, отметив, что у Баевых есть жилплощадь на Банковской улице. Верховный суд ТАССР в апелляции с таким решением согласился. Однако вмешалась партийная власть — из районного комитета Всероссийской компартии поступило решение с указанием на «бездушное и формальное отношении к многодетной семье военнослужащего Баева со стороны суда и прокуратуры». В нем сообщалось, что выбрасывать жену фронтовика и трех ее больных детей на улицу недопустимо, особенно с учетом специального постановления пленума Верховного суда о запрете на выселение семей фронтовиков до возвращения их близких из армии.

Решение райкома партии обсуждалось на собрании партийной организации Верховного суда республики и было признано правильным. В постановлении по итогам собрания было указано: «Предупредить членов суда, участвующих при рассмотрении данного дела, если они и в дальнейшем допустят подобные явления, будут приняты суровые меры взыскания».

Весной 1945-го с окон Верховного суда РТ сняли светомаскировку.