Мокрая слобода Казани: придавленные бревнами сплавщики и престижная работа на лесопилке
«Разговор о дровах» краеведа Алексея Клочкова. Часть 21-я
Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». С разрешения издателя «Реальное время» публикует отрывки из главы «Разговор о дровах» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20).
Плоты пришли!
В общих чертах понятен и путь Дяди Гиляя от Воскресенской улицы к пристаням: вероятно, он спустился по Астрономической (помните: «…и важно шагаю вниз по улице, направляясь к дамбе»), «срезав» углы, каким-то образом попал на Московскую (возможно, шарахнувшись от одного вида очередной каланчи, на всякий случай обошел стороной Вторую полицейскую часть), за сим, наслаждаясь неповторимыми ароматами трущобы, прошагал насквозь всю Мокрую слободу и, миновав знакомую нам триумфальную арку, встретил рассвет на дамбе. Cлева от насыпи ему открывался вид на заливные луга, тянувшиеся в сторону Волги, и приютившиеся внизу, у самой дороги, кривобокие домишки так называемой «Въезжей улицы», которая спустя четверть века будет описана А.М. Горьким.
Но мне почему-то кажется, что Владимир Алексеевич, обладавший душой истинного поэта, в первую очередь должен был обратить свой взор на открывшуюся ему справа от дамбы великолепную панораму города с крепостными стенами и башнями, сверкавшими в лучах восходящего солнца маковками соборов и церквей, разбросанными среди них домами, домиками и домишками, а в самой близи, у подножия крепости — на обширную пустошь, сплошь заваленную горами бревен, досок, горбыля, дров и всякого прочего деревянного хлама. То и была Лесная площадь, которую я вскользь упоминал, когда писал о старой казанской топонимике.
А теперь давайте оставим Владимира Алексеевича, пусть себе едет в Астрахань — и обратимся к этой необъятной площади, форпосту Мокрой слободы, вплоть до середины ХХ столетия занимавшей все свободное пространство между Адмиралтейской дамбой, Триумфальной улицей, руслом Казанки и устьем протоки Булак. Заболоченная пойменная низина, едва не доходившая до самых крепостных стен, испокон веков служила местом выгрузки, складирования и обработки древесины, шедшей как на хозяйственные нужды, так и на дрова.
Между прочим, самые обыкновенные дрова, которые сегодня пригодятся разве что для растопки бани либо жарки шашлыка на садовом участке, в старину ценились ничуть не менее, чем даже хлеб. «…И не раз, и не два вспоминаю святые слова — дрова!», — писал Александр Блок в суровую во всех смыслах зиму 1918—1919 годов. Вплоть до середины 1950-х годов вся Казань, за редким исключением, топилась дровами, и над городом день и ночь поднимались клубы белого дыма, особенно заметного в зимнюю стужу…
Плоты пригонялись в Казань с верховьев Волги по половодью и заводились буксирами вверх по Казанке к самому устью Булака. После того, как сходила вешняя вода, и плоты оказывались на сухом берегу, их разбирали и укладывали в штабеля. Прибытие плотов было ежегодным весенним праздником для казанских обывателей, сравнимым по своему значению разве что со знаменитым волжским ледоходом, о котором я рассказывал в книге «Казань из окон трамвая». А расхожее выражение «На Волге полный ледоход» стояло у казанцев в одном ряду с не менее расхожим восклицанием: «Плоты пришли!».
Прибытие на Казанку плотов неизменно собирало толпы зевак, буквально усеивавших Хижицкую и Адмиралтейскую дамбы — горожане, молодые и старые, часами могли восторженно наблюдать, как совсем крохотный буксирный пароход, отчаянно стуча колесами, из последних сил борется со встречным течением Казанки и тащит за собой сразу помногу плотовых звеньев, растянувшихся порой на полсотни и более метров.
Завораживала обывателей и виртуозная работа сплавщиков, которые так ловко управлялись со своими шестами, что напоминали акробатов под куполом цирка — ведь только от их ловкости и умения зависело, как в нужный момент повернуть массивный плот, чтобы не зацепить бревном какое-нибудь препятствие (к примеру, мост). Да и опасность, которой ежесекундно подвергались сплавщики, была сродни цирковой — сколько их погибало, раздавленных тяжелыми бревнами!
…Но как же за сто небольшим лет изменились времена! Ведь в ту пору казанские (и не только казанские) мальчишки, вероятно, завороженные незабываемым зрелищем прихода плотов, мечтали стать если уж не сразу капитанами волжских пароходов, то по меньшей мере лоцманами, а некоторые юные романтики — даже сплавщиками леса! Советские дети все как один грезили себя в будущем военными летчиками или космонавтами! А сейчас — даже и не знаю, но будем надеяться, что место для мечты все еще осталось в юных сердцах.
Ну да ладно, возвращаемся к нашим дровам. Справочное издание «Вся Казань» за 1910 год дает на Лесной площади как минимум семь торговцев лесным товаром, среди которых наиболее известным и наиболее влиятельным был купец-старообрядец Михаил Лукич Свечников. Вот что, в частности, указывается в формуляре, составленном на него Казанским отделением Государственного банка в связи с утверждением (в очередной раз) на должность члена Учетно-ссудного комитета в 1914 году:
«Михаил Лукич Свечников, родился в старообрядческой семье. Получил домашнее образование. Некоторое время продолжал торговое дело отца, образованное в 1846 году. Самостоятельно начал заниматься коммерцией с 1872 года, торгуя хлебом, лесом и мочальными изделиями. Является владельцем обширной недвижимости: дома на Московской улице (30 тыс. рублей), на ул. Успенской (75 тыс.), каменные 2-этажные товарные склады в Адмиралтейской слободе, площадью 4 000 квадратных сажен (25 тыс. рублей). Имущество застраховано, нигде не заложено. Как торговля, так и имущество находятся в отличном состоянии. Торговлю производит самостоятельно, оптом, за собственный счет, за наличные и в кредит. Годовой оборот свыше 300 000 рублей. Весьма полезен своей осведомленностью о кредитоспособности торговцев хлебом, бакалейными товарами и лесом. При лучших нравственных качествах, М.Л. Свечников является одним из полезнейших членов Учетно-ссудного комитета по знанию клиентуры Казанского отделения банка. Пользуется всеобщим уважением и доверием. Беспристрастный и вполне независимый человек».
В Мокрой слободе М.Л. Свечников владел весьма вместительными каменными дровяными и лесными складами, помещавшимися в самом начале Успенской улицы, на четной ее стороне. Сегодня это площадка между Ледовым дворцом спорта и ЦУМом, совсем рядом с местом нашей триумфальной арки. Эта его недвижимость (стоимостью 75 тыс. рублей) хотя и зафиксирована в приведенном мною формуляре, но функциональная ее принадлежность почему-то в нем не указана. Помимо складских строений, была у Михаила Лукича и собственная лесопилка, которая помещалась где-то неподалеку — вероятно, на территории современного стадиона.
Работа на лесопилке считалась среди местных работяг самой престижной: в начале ХХ столетия стали потихоньку появляться механические деревообрабатывающие станки, обслуживание которых требовало от работника специальных технических навыков, да и оплачивалась она получше. Гораздо худшим было положение разнорабочих: на самую грязную поденную работу по перетаскиванию и складированию тяжелых бревен нанимались работяги из самых низов общества — по утрам подрядчик набирал артели в Мокрой или же в соседней Ямской слободе и уводил их на работу. Платили за этот изнурительный труд сущие копейки, а условия проживания в бараках были просто ужасными.
Вот как описывает рабочую казарму в Ямской слободе «Волжский вестник» за 1888 год: «Не дается пощады даже женской стыдливости. Вповалку ложатся мужчины, женщины и девушки; ночью представляется безобразная картина разметавшихся, полуобнаженных в духоте и смраде женских и мужских тел, пересыпанных детьми»… То был самый настоящий рассадник разного рода эпидемий, выкашивавших людей сразу целыми семьями. Неудивительно, что уровень смертности в этом человеческом муравейнике еще и в начале ХХ столетия в разы превышал аналогичные среднестатистические показатели по городу…