Казанский храм Московских чудотворцев и история несчастной любви

О храме Московских чудотворцев и его благотворителях

Ну, наконец-то, мы добрались до храма Московских чудотворцев, который хотя и частично, но все же сохранился до наших дней — до того блуждали по миражам. Более того, похоже, что новая история храмового комплекса еще только начинается. А посему в этот раз я не буду многословен — пусть когда-нибудь в будущем об этом храме более обстоятельно и подробно расскажут другие. Только, надеюсь, будут писать о нем не в прошедшем времени.

Итак, каменный Московский храм был построен в 1739 году на месте старой деревянной церкви постройки 1663 года. Теплый и холодный храмы с самого начала были объединены под одной крышей — главный холодный престол был расположен на втором этаже, а на первом находился теплый зимний храм во имя Святителя и Чудотворца Николая. Церковь была построена в стиле барокко, (те же восьмерик на четверике), а своим чуть вытянутым силуэтом немного напоминала уже известный нам Владимирский собор. Невысокая колоколенка примыкала к северо-западному углу церкви, а справа от входа в храм была устроена небольшая каменная часовня.

Московский приход во все времена был невелик — в начале XX века он составлял не более 80 человек. Оно и понятно — не менее половины православного населения прихода составляли староверы, немалая доля приходилась и на приверженцев ислама. Если читателю еще и напомнить, из каких именно социальных групп состояла основная масса населения этого околотка, ему станет совершенно ясно, отчего храм не разу не перестраивался и постоянно находился в тяжелейшем материальном положении.

И быть бы храму закрытым еще в XIX веке, если бы не его влиятельные защитники. Среди них — наш старый знакомый Михаил Лукич Свечников, который, не будучи приверженцем официальной церкви, тем не менее не обходил храм своими щедрыми пожертвованиями. В 70-е годы XIX века церковным старостой был известный казанский архитектор Петр Иванович Романов, а в 1897 году на этом посту его сменил Сергей Андреевич Землянов. В основном на их личные средства хозяйство храма поддерживалось в жизнеспособном состоянии. О судьбе С.А. Землянова мне удалось узнать немало интересного еще в ту пору, когда мы с Георгием Фроловым и Андреем Останиным собирали материалы для музея Речного техникума. Думаю, пришла пора сказать несколько хороших слов и о нем. Он родился в городе Елабуге в купеческой семье, принадлежавшей к старинному старообрядческому роду. Благодаря природным способностям и трудолюбию, занимаясь хлебно-бакалейной торговлей, сумел сколотить значительный капитал.

В 1907 году С.А. Землянов стал казанским 1-й гильдии купцом. К этому времени он уже располагал семью буксирными пароходами, а также целым караваном из 51 деревянной баржи. Пароходы С.А. Землянова с баржами перевозили хлебные, лесные, химические, нефтяные и другие грузы по рекам Белой, Каме и Волге. В 1907 году с обществом «Братья Нобель» им были заключены договоры на перевозку нефтепродуктов из Астрахани до Чистополя, Уфы, Нижнего Новгорода, Самары, Рыбинска. Предпринимательский капитал С.А. Землянова возрастал столь стремительно, что очень скоро он смог заключать сделки на огромные суммы. К 1916 году обороты грузового пароходства исчислялись уже миллионами рублей.

Соответственно росло и благосостояние владельцев предприятия. В одной только Казани С.А. Землянову принадлежала недвижимость стоимостью более 500 тысяч рублей. Он являлся крупным акционером Нижегородского нефтяного промышленного товарищества в Баку на сумму более 20 тысяч рублей.

О замечательном казанском предпринимателе Сергее Андреевиче Землянове можно рассказывать еще очень долго. Но не будем съезжать с темы. Добавим только, что в 1904 году он построил в Адмиралтейской слободе здание Речного училища, потратив на это 25 тысяч рублей и пожертвовав собственный земельный участок на Адмиралтейской площади. Это учебное заведение является прямым предшественником нынешнего Речного техникума, стало быть, С.А. Землянова по праву следует считать его основателем.

Правление принадлежащего С.А. Землянову предприятия «Буксирное пароходство Сергея Андреевича Землянова» и собственный его дом находились в Мокрой слободе на Московской улице. Это сильно утонувшее в земле строение, стоящее в ограде церкви Московских Чудотворцев, и сегодня является украшением в целом не слишком презентабельной Московской улицы. Дом был куплен С.А. Земляновым в 1897 году у богатого купца Архипа Антоновича Латышева и тогда же перестроен им в купеческом стиле — со стороны Московской улицы фасад украсили 19 львиных морд и 16 женских головок, по углам фасада появились две башенки, поддерживаемые шестью купидонами.

С именем дочери прежнего владельца дома Дарьи Латышевой связана одна трагическая история, давно уже ставшая городской легендой. Если отбросить присущие всякой легенде романтические и даже мистические подробности и обратиться к фактам, нашедшим отражение в тогдашней казанской прессе, в частности, в «Волжском вестнике», то вот что мы имеем.

Об истории одной несчастной любви

В дальнем конце Арского кладбища, в глубине 5-й аллеи есть выходящий на Казанку крутой склон, поросший травой и редким березняком. Этот зажатый между двумя ложбинами небольшой пятачок среди казанских любителей романтики именуется «Верочкиным бугром», а сам топоним давно уже стал географически устойчивой и таинственной легендой, особенно в среде казанского студенчества.

Разное болтают люди про Верочкин бугорок — одни говорят, что на нем похоронена, другие — что застрелилась от несчастной любви 17-летняя гимназистка Вера Василькова. Упоминают и огромный белокаменный крест, что когда-то стоял на краю обрыва, окруженный оградой из жердей. Крест из белого камня на этом склоне действительно существовал, и притом еще относительно недавно: если исходить из дедовых воспоминаний — то и в шестидесятые годы прошлого столетия. У Арнольда Бренинга есть цветной снимок Верочкина бугорка.

На конверте, в котором хранилась цветная фотопластинка, недвусмысленная надпись, сделанная рукой А.И. Бренинга — «Верочкин бугор, 1911 год».

Много позже то же самое место запечатлеет известный казанский авангардист Константин Чеботарев — два его рисунка, сделанные в 1924 году — «Вид на Казанку со стороны Верочкина бугорка» и «Могила на Верочкином бугре» — увидят свет лишь спустя четверть столетия после отъезда художника из Казани, в 1949 году.

На первом рисунке перед нами предстает проглядывающая за грядой лесистых холмов панорама правобережья Казанки. Этот набросок я здесь не привожу, и по одной простой причине — привязаться к сегодняшней местности по нему достаточно сложно, там вдоль обрыва Арского кладбища таких видов — не один и не два. Второй же рисунок, сделанный Чеботаревым приблизительно в то же самое время, дает нам некоторое представление об уничтоженной в хрущевскую эпоху таинственной могиле несчастной девушки. Видно, что могила расположена на самом краю обрыва. Крест — действительно светлый. И у обоих авторов — Бренинга и Чеботарева — видны жердины ограды…

Разумеется, столь красивая история до сих пор будоражит умы разного рода любителей романтики. Нашлись даже энтузиасты, которые предприняли серьезные попытки отыскать ту легендарную Веру Василькову (разумеется, не ее саму, а упоминание этого имени в документах XIX века). Выяснилось, что действительно в Казани были две ветви старинного дворянского рода Васильковых — собственно Васильковы и Васильковы-Арбузовы, но ни те, ни другие к той загадочной Вере не имели ни малейшего отношения, никаких подобного рода трагедий в их семьях, слава богу, не происходило.

Разгадка нашлась в казанской прессе 1885 года. Оказывается, никакой Верочки Васильковой не существовало, а была Дарья Латышева и была трагедия, с ней связанная. Кстати, подобная трансформация имени в человеческой памяти — явление довольно-таки частое, и ему ученые придумали даже соответствующее название — «аберрация (изменение) памяти». За примером далеко ходить не надо — прилепили же в XIX веке дозорной башне петровского времени имя последней татарской царицы — теперь мы ее знаем как башню Сююмбике. При этом мало кого из нас удастся переубедить в том, что Сююмбика к этому сооружению не имеет ни малейшего отношения. Так и здесь: выдумала некая романтическая особа имя главной героине из услышанной в чьем-то пересказе давней трагической истории, и пошло-поехало — «Верочка», «Верочкин бугор»... А потом и фамилию к имени пристегнули соответствующую, с налетом романтики — «Василькова»…

На самом же деле ту девушку звали не Вера, а Дарья, но ее история от этого факта менее трагической не стала. Итак, дочь казанского купца-чаеторговца Архипа Латышева проживала с отцом и мачехой в приходе Московских чудотворцев на Московской улице в собственном доме — тот самом, который в 1897 году приобретет С.А. Землянов. В 1884 году она с отличием окончила Мариинскую женскую гимназию.

И все в этой истории могло бы закончиться хорошо, если бы Дарью не угораздило влюбиться в одного из студентов Казанского университета. Отец же хотел выдать ее замуж за сына давнего своего знакомого, казанского булочника Андрея Новотельнова, проживавшего на соседней Владимирской улице и ведшего торговлю на Гостинодворской и Большой Проломной. Как ни сопротивлялась Дарья воле отца и мачехи, ничего не помогло — родители были непреклонны.

На свадьбу, назначенную на 15 января 1885 года, собралась вся купеческая Казань. Венчались молодые Михаил и Дарья в Петропавловском соборе. Почему-то вдруг вспомнилась старинная русская песня, обретшая популярность как раз во второй половине XIX столетия — в ней и про «загубленную молодость», и про несчастную любовь — вероятно, подобным грустным историям в старой России не было числа:

У церкви стояла карета,
Там пышная свадьба была,
Все гости нарядно одеты,
Невеста всех краше была.
На ней было белое платье,
Венок был приколот из роз,
Она на святое распятье
Смотрела сквозь радугу слез.
Горели венчальные свечи,
Невеста стояла бледна,
Священнику клятвенны речи
Сказать не хотела она.
Когда ей священник на палец
Надел золотое кольцо,
Из глаз ее горькие слезы
Ручьем потекли на лицо.
Я слышал, в толпе говорили:
«Жених неприглядный такой,
Напрасно девицу сгубили», —
И вышел я вслед за толпой.

Трагедия произошла 21 января 1885 года, уже после свадьбы — попросив выйти из спальни новоиспеченного супруга, девушка выстрелила из мужниного браунинга себе в голову. Весть о страшной трагедии на Московской улице быстро разлетелась по городу. Особенный резонанс этот случай вызвал у казанских студентов, которые восприняли самоубийство девушки как акт протеста против решения самодура-отца выдать дочь за нелюбимого человека.

23 января девушку отпели в церкви Московских чудотворцев. Большая похоронная процессия, состоявшая в основном из студентов и разночинной молодежи, растянулась на несколько кварталов и рисковала вылиться в стихийное выступление против властей. Провожающие скорбно постояли у здания Мариинской гимназии, запрудили всю Воскресенскую улицу, остановились у Ксенинской гимназии и по Большой Грузинской улице дошли до Арского кладбища. Как свидетельствует «Волжский вестник», купеческую дочь хоронило не менее пяти тысяч человек: гимназисты, студенчество, военные, чиновники, адвокаты.

И хотя полиция строго следила за порядком, без инцидентов не обошлось — из толпы то и дело раздавались лозунги в поддержку женской эмансипации, а ближе к кладбищу участники акции стали выкрикивать антимонархические и антиправительственные лозунги.

Дарью Латышеву, как самоубийцу, похоронили за кладбищенской оградой, на береговом откосе Казанки, а над могилой поставили тот самый белокаменный крест, который впоследствии станет буквально местом паломничества студенческой молодежи — как в царскую эпоху, так и в советскую. Могила будет утеряна приблизительно в 1960—1963 годах, но ее место и сегодня покажет вам всякий казанский любитель романтики.

Продолжение следует