Новости раздела

Блудливая Казань: студенческие бесчинства, сердобольный Горький и татарские дома терпимости

«Жизнь казанских проституток» краеведа Алексея Клочкова. Часть 15-я

Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». С разрешения издателя «Реальное время» публикует отрывки из главы «Избранные места: из жизни казанских проституток» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14).

«Под вечер, осенью ненастной Никольский в заведенье шел…»

В том самом 1893 году, когда чиновник особых поручений Петр Эрастович Янишевский отличился на ниве борьбы с проституцией, его папа, достопочтенный Эраст Петрович (в прошлом — городской голова) опубликовал мемуары, посвященные временам своей лихой университетской юности, которая пришлась на вторую половину сороковых годов XIX столетия. В своей довольно-таки откровенной книжке «Из воспоминаний старого казанского студента» Эраст Петрович не стесняясь раскрывает многие подробности оборотной стороны жизни казанского студенчества, о которых в ту пору не было принято говорить в приличном обществе. Вот что он, в частности, пишет по интересующему нас вопросу:

«…Не считалось для студента позорным в товарищеской компании сильно кутнуть где-нибудь; разнести веселый дом на Песках или в Мокрой, где кто-нибудь из студентов был чем-нибудь обижен и пр.».

В этих же мемуарах Эраст Петрович приводит и первые строчки популярной в середине XIX века студенческой песни, являвшей собой переделку пушкинского романса «Под вечер, осенью ненастной, в далеких дева шла местах»:

Под вечер, осенью ненастной,
Никольский в заведенье шел.
Искать любви порочной, грязной
Душевный зов его повел…

В другой редакции (которых, к слову, было не менее десятка), сюжет этой песни более предметен:

Под вечер осенью ненастной
Никольский в заведенье шел,
А Ванька Голубев несчастный,
Шатаясь, Рыбушкина вел.

Светало. Будки и дозоры,
Все спало в сумраке ночном,
Они внимательные взоры
Водили с ужасом кругом.

И на Рязановском трактире,
Вздохнув, остановили их —
И ты, пристанище в сем мире,
И ты затворено для них!

Проснется утро золотое,
Все двери настежь отопрут,
Но на веселье удалое
Троих друзей не поведут!

По утру к ним, увы, предстанет
Бобчинский с рожею рябой.
И наотрез он им объявит
Наказ начальства роковой:

Что всех троих их на неделю
В жестоком карцере запрут,
Что пол послужит им постелью,
И водки капли не дадут!

Бесчинства, творимые в старину казанскими студентами, давно уже стали притчей во языцех — в сравнении с ними самые безобразные выходки тех же офицеров покажутся детской шалостью. Студенческая вечеринка, как правило, начиналась с посиделок в кабаке или пивной, затем подвыпившая компания с песнями гуляла по городу, заканчивалось все обычно борделем, ну а в самом «пиковом» случае — мордобоем и полицейским протоколом. Так, 22 ноября 1892 года в здании Дворянского собрания на Театральной площади состоялся традиционный студенческий вечер, цель которого была благая и совершенно невинная — сбор средств в пользу Общества вспомоществования недостаточных студентов.

Начиналось все чинно-благородно — с пламенных речей, поздравлений и танцев, но как говорят у нас в России — «Был бы повод!», и мысль о водке, видимо, пришла молодым людям очень скоро, ибо дальнейшее развитие событий зафиксировано уже в рапорте полицмейстера на имя казанского губернатора от 24 ноября 1892 года:

«…После окончания танцев, в пять часов утра, человек 150 (!!! — прим. авт.) подвыпивших и трезвых студентов гуляли по улице Воскресенской, громко распевая песни... Желая избежать столкновений, подобно тому, как было 5 лет назад, когда городовой Зиновьев был втащен в толпу, причем на Зиновьеве оказалось платье разорванным, городовым было велено не вмешиваться… Если в нынешнем году студенты прошли по Воскресенской улице, то ни одного из них не было на Песках, где обыкновенно в день студенческих вечеров совершались ими крупные бесчинства».

…Иными словами, в этот раз обошлось без мордобоя — и ладно. Между прочим, поражает удивительная беспечность и даже благодушие полиции — ну погуляли молодые люди, ну покуражились, ну порвали мундир полицейскому — дело молодое, с кем не бывает?! Попались бы эти студенты в лапы сегодняшним блюстителям правопорядка… — ладно, не будем продолжать, сами все прекрасно понимаете… Кстати, в свете сказанного, «…вам все еще кажется странным, что в стране случилась революция?».

Поразительный либерализм некоторых тогдашних норм и порядков порой вызывает изумление и сегодняшнему казанцу может показаться даже дурно сочиненной сказкой. Как вам, к примеру, понравится статья, прописанная в Уставе Казанского университета, согласно которой отличникам учебы предоставлялись ежемесячные бесплатные билеты на посещение публичного дома?! А между тем подобная практика действительно существовала, и притом достаточно долго — она была прекращена только благодаря неимоверным усилиям казанских врачей А.Г. Ге и Е.В. Адамюка, буквально заваливших вышестоящие столичные инстанции гневными письмами и жалобами.

Будущий классик мировой литературы Л.Н. Толстой в пору своего студенчества не был отличником учебы, юного Леву не премировали бесплатными билетами в бордель, но и ему удалось однажды пополнить нехорошую медицинскую статистику — после ночного посещения Песков (очевидно, на собственные деньги). Это уже потом граф станет великим философом и моралистом, а в те годы… впрочем, для того чтобы сделаться настоящим художником, нужно сначала познать все стороны жизни (в том числе — и неприглядные) на собственной шкуре — проще говоря, «изучить проблему изнутри».

В сравнении с погрязшим в пороках юным графом будущий пролетарский классик Максим Горький в свою бытность Алешей Пешковым выглядел (выражаясь современным языком) каким-то совершеннейшим «ботаником». Если исходить из его же собственных воспоминаний, он вел себя на удивление благопристойно: посещая со своими товарищами публичные дома, услугами проституток никогда не пользовался (так он и пишет, хотя в это последнее верится все же с трудом), отчего его часто поднимали на смех товарищи и «девушки для радости». Впрочем, чем пересказывать, пусть лучше обо всем поведает сам Алексей Максимович:

«…Посещение публичных домов было обязательно каждый месяц в день получки заработка; об этом удовольствии мечтали вслух за неделю до счастливого дня, а прожив его — долго рассказывали друг другу об испытанных наслаждениях. В этих беседах цинически хвастались половой энергией, жестоко глумились над женщинами, говорили о них, брезгливо отплевываясь. Но — странно! — за всем этим я слышал — мне чудилось — печаль и стыд. Я видел, что в «домах утешения», где за рубль можно купить женщину на всю ночь, мои товарищи вели себя смущенно, виновато — это казалось мне естественным. А некоторые из них держались слишком развязно, с удальством, в котором я чувствовал нарочитость и фальшь. Смотрел я, как по грязному полу двигаются, лениво шаркая ногами, «девушки для радости», как отвратительно трясутся их дряблые тела под назойливый визг гармоники или под раздражающий треск струн разбитого пианино… Я видел, как в полутемные маленькие комнаты стекается, точно в ямы, вся грязь города, вскипает на чадном огне и, насыщенная враждою, злобой, снова изливается в город. Я наблюдал, как в этих щелях, куда инстинкт и скука жизни забивают людей, создаются из нелепых слов трогательные песни о тревогах и муках любви, как возникают уродливые легенды о жизни «образованных людей», зарождается насмешливое и враждебное отношение к непонятному, и видел, что «дома утешения» являются университетами, откуда мои товарищи выносят знания весьма ядовитого характера».

Разумеется, не один только Горький оказался столь ранимым и чувствительным к чужой беде — находились и другие идеалисты. Так, Светлана Малышева приводит в своем исследовании описанный казанским врачом Н.Н. Порошиным случай, когда два студента Ветеринарного института «по идейным соображениям» попытались вытащить из дома терпимости в Мокрой слободе одну из тамошних проституток, которая, вероятно, им чем-то приглянулась. Так вот, они отмыли ее от грязи, одели во все чистое, накормили в лучшем трактире, где завели с ней задушевную беседу о нравственных ценностях, человеческой морали и прочих добродетелях — девица тем временем «все слушала да ела». Но правду говорят — «сколь волка ни корми…» — закончился этот «воспитательный цикл» полнейшим провалом и фиаско: проведя две недели в сытости и неге, девица так сильно соскучилась по своему родному борделю, что не замедлила поскорее туда вернуться, напоследок обозвав студентов (на мой взгляд, вполне справедливо) круглыми дураками.

О татарских домах терпимости

По степени утонченности своего мировосприятия татарский поэт Габдулла Тукай был куда ближе к молодому Горькому, нежели к раннему Толстому. Искалеченные судьбы татарских девушек-проституток вызывали в его тонкой душе бурю противоречивых эмоций — от горячего сочувствия и жалости до праведного гнева — неслучайно в своих произведениях поэт в свойственной ему сказочной манере именует казанские бордели не иначе как «заозерьем лесным» и «печами преисподней», а их содержательниц-бандерш — «колдуньями», «ведьмами», «зверьем» и всякими прочими нехорошими именами. В своем стихотворении «Казань и Закабанье» судьбы несчастных девушек-мусульманок он сравнивает с горящими в Геенне огненной грешными душами, но при всем этом очевидно сочувствует их беде, ласково именуя татарских проституток «бедняжками» и даже «звездами любви»:

Там, за озером, живет, де,
Ведьма старая одна,
Дом с землею у нее там,
Денег полная мошна.

Коль случится заблудиться
Деве бедной ввечеру,
То невольно будто тянет
Ее к этому двору.

Будто свет необычайный
Из окна у ведьмы той,
Красоты чрезвычайной:
Красный, белый, голубой.

Так немало попадало
К той старухе на ночлег
Заплутавших дев, бесследно
Исчезали все, как снег.

Вечер-два они старухе
Чешут волосы, потом
Растирают спину, ноги,
А она лежит при том.

Не гребенкой, а граблями
Чешут старую каргу,
Для массажа будто лошадь
Запрягают ей в арбу.

Только ведьму расчесали,
Как старуха в тот же час
Запирает девок в подпол,
От чужих подальше глаз.

Там откармливает бедных,
Словно уток и гусей,
Для того туда бросает
Им орехов и сластей.

Откормив, поближе к ночи
Разжигает она печь,
Больше печи преисподней,
Чтобы девушек там печь.

Открывает в полу крышку
И за волосы одну
Достает, равняет в печке
Угли красные по дну.

На огромную лопату
Приглашает ее сесть
И забрасывает в печку,
Не поморщившись, как есть.

Там, в сенях, девичьих тушек
Без числа у ведьмы той,
Мусульманки все, Катюшек
Нету будто ни одной.

На крючках железных тушки
Рабиги, Гайши, Марьям,
Вперемежку с ними чушки
И свиные туши там.

Там в навозе квохчут куры,
Слышно хрюканье свиньи,
Вот какому поруганью
Отдана звезда любви!

Выход в свет этого произведения по времени совпал с появлением в Старой и Новой Татарских слободах сразу нескольких национальных домов терпимости, весьма колоритные названия которых — «Подвал Фатимы», «Коза Маги», «Хусни с собакой» и «Девочки публичных домов» — поэт неоднократно упоминает в своей поздней публицистике. К началу ХХ века влияние европейской цивилизации успело проникнуть и в татарскую часть города, где еще за пару десятилетий до описываемых событий открытие борделя было просто немыслимым. Правда, из этого факта вовсе не следует, что в XIX столетии татарское население не пользовалось услугами жриц любви, напротив, очень многие татары — богатые и бедные — специально отправлялись в русские части города для того только, чтобы «вкусить все сладости жизни» в известных заведениях, деятельность которых была до поры до времени строго запрещена в татарских слободах.

Известный тапер А.И. Шнейдер-Тагилец вспоминал: «…Мои почти пятнадцатилетние наблюдения доказали, что главные посетители домов терпимости — это русский и магометанский торгующий класс, которые, благодаря хорошим барышам, не знают, куда девать деньги, и вот мотают и мотают их без конца с падшими женщинами». Посещение публичного дома у татарских мужчин называлось «сходить к тетеньке в ряды». Особенно отличалась на этом поприще татарская «золотая молодежь», которая, невзирая на религиозные запреты, стремилась в широте разгула не отставать от русских купцов, считая визит в бордель неотъемлемой составной частью «подобающего поведения» богатого человека. Неслучайно видный религиозный деятель Мухамедьяр Султанов сетовал на то, что татарская молодежь, слепо копируя внешние атрибуты европейской жизни, забывает при этом о своих собственных традициях и корнях.

По данным Светланы Малышевой, татарские дома терпимости появились в Казани еще в середине XIX столетия, но первоначально только в русской части города — в Мокрой и Ямской слободах. Так, в 1858 году содержательница Фаина Раимова держала в доме Гудкова (Вторая полицейская часть) десять проституток-татарок. В борделе, принадлежавшем некоей Бадиге Зямал, по данным на тот же год, работали пять проституток татарской национальности. В официальных документах Второй полицейской части то и дело мелькают имена хозяек и хозяев татарских домов терпимости — казанской мещанки Махуб-Зямалы Муталаповой, содержавшей публичное заведение в доме Дерябина на Задне-Ямской улице; крестьянки Биби-Асмы Вахрутдиновой Аблаковой, за которой числился бордель, помещавшийся в начале той же Задне-Ямской улицы в доме Столбова; уже знакомых читателю господ — Башарина и Галиакберова, чьими угодьями были логовища Мокрых улиц и с которыми благочестивые прихожане Храма Ильи Пророка вели столь долгую, яростную и бескомпромиссную борьбу.

Между прочим, не подлежит никакому сомнению, что на самом деле жриц любви татарской национальности было гораздо больше, потому что, во-первых, далеко не все девушки являлись к освидетельствованию, а во-вторых — проститутки-татарки в своем подавляющем большинстве предпочитали не распространяться о характере своей деятельности и как правило нигде официально не регистрировались. Иными словами, опасаясь общественного осуждения, представительницы древнейшей профессии татарской национальности старались по возможности не светиться.

И эти опасения были вполне обоснованными: если, к примеру, о том, что некая татарская девушка занимается в городе проституцией, становилось известным в ее родной деревне, на помощь своих односельчан она могла больше не рассчитывать — от нее отворачивались даже родные. В русских же селениях нравы были все-таки помягче: если подобный факт становился достоянием гласности, то девушка хотя и подвергалась осуждению деревенской общины, но как правило, это не приводило к столь сложным для нее последствиям.

Показательный случай произошел в 1909 году в Суконной слободе на изменившейся ныне до неузнаваемости Ново-Песочной улице (кстати, сей топоним уже сам по себе свидетельствует о том, что понятие «Пески» имело в давние времена более широкое толкование). Этот небольшой криминальный эпизод, нашедший отражение в казанской прессе, приводит в своей книге Светлана Малышева: «…В январе 1909 года газета «Казанский телеграф» поведала историю о том, как в одном из татарских публичных домов Казани — доме Сайфуллина на Ново-Песочной улице крестьянин Мустафин (к слову, приехавший в Казань и прогулявший все деньги за три дня в этом самом доме терпимости) был серьезно ранен служащим борделя Сафиным: ему полоснули ножом по горлу. Оказалось, что сестра Сафина Заида трудилась проституткой в этом же борделе и держала зло на Мустафина за то, что тот, будучи в ее родной деревне, рассказал об истинном роде занятий Сафиной в Казани, дискредитировав тем самым женщину в глазах всей общины».

В этом эпизоде явно прослеживается противоречие — с одной стороны, он очень ярко демонстрирует, насколько для татарского крестьянина была дорога семейная честь (вспомним, как самоотверженно Сафин бился за сестру), но если глянуть на эту ситуацию с другого боку — получается какая-то несуразица — Сафин работал в том же борделе на паях со своей сестрой, при этом род ее деятельности его нисколько не смущал — он заботился только о том, чтобы об этом не узнали родственники.

Продолжение следует

Алексей Клочков, иллюстрации из книги «Казань: логовища мокрых улиц»
ОбществоИсторияИнфраструктура Татарстан Город Казань
комментарии 45

комментарии

  • Анонимно 11 фев
    Отличная статья и отличный русский язык. Написано с юмором и без пошлостей. Огромное спасибо
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Присоединяюсь - наконец-то появился в Казани свой "Гиляровский" - правда с историческим уклоном.
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Всё узнаваемо.

    Только теперь в Казанском университете учатся ни одни студенты, а преимущественно (80%) студентки.
    Пора открывать мужские публичные дома?

    Ведь студенткам тоже надо на опыте изучать "Циклъ физико-математ.наукъ. Равновесие телъ въ пространстве".

    Да и неплохо было бы выдавать отличницам учебы "ежемесячные бесплатные билеты на посещение публичного дома" - мужских, естественно.
    Источник : https://realnoevremya.ru/articles/165726-zhizn-kazanskih-prostitutok-kraeveda-alekseya-klochkova

    Может хоть так удастся поднять рождаемость?...

    Шутка и небольшой сарказм - чтобы "непонятливые" девицы и парни не обиделись.
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Первый раз услышала про татарские публичные дома. Все-таки с трудом верится в это
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Ну а кто без греха? Тукай даже стихи писал, пьеса есть татарская, а вам все не верится
    Ответить
    Анонимно 17 фев
    Гаяз Исхаки роман "Дочь попрошайки" Героиня - проститутка
    В "Мулла бабай" коротко говорится что шакирды посещали проституток татарок
    По другому и не могло быть Город же! Народ какой только невстречался

    А еще купцы татары пили в кабаках, про зимагуров (бродяги, сезонные работники) так и вообще само собой разумеющееся Были и татарские шайки воров и у них был свой "фоне" Слова задом наперед произносили)))

    А вот свинину ни ни
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Верится - не верится, а против документов не попрешь
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    А что "документы" говорят о национальной принадлежности содержательниц казанских публичных домов?
    Сколько было среди них русских, евреек, татарок и др?
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Там же написано, что сами татары и содержали эти заведения. В предыдущей части давались их фамилии
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Я тоже хорошо учился. Где мой билетик?
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Марксисты в октябре 1917 года отменили публичные дома, но зато ввели "свободную любовь" - теория марксисток о "стакане воды", слышали?

    И вся Красная Россия, включая и Красную Татарию, стала одним Большим Публичным Домом...

    А какие грандиозные шествия организовывали комсомолки в Москве, Ленинграде, Казани и других весях Красной России под лозунгом "Долой стыд!" и "Ничего естественное нам не чуждо!".

    Так что "билетик", уважаемый, Вам не нужен - у нас полная Свобода и демократия.

    Парады голых комсомолок и комсомольцев на улицах голодной страны впечатляли не только старушек, но даже и старичков...
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Фотки, фотки с парадов! И мне дайте билетик!!!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Фоток полно в интернете - совсем Вы обленились с этой "сервисной экономикой" - один звонок и через 5 минут "девочки" на любой вкус - хочешь черненьких, пожалуйста, хочешь беленьких, пожалуйста, хочешь глупеньких, пожалуйста, хочешь умненьких - тоже пожалуйста, и даже кандидатов наук и даже докторов.

    Погуглите уж сами в интернете парады голых комсомолок 1920-х годов - не ленитесь.

    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Дайте ссылочку!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Для ленивых и не любопытных, из Википедии:

    "Общество «Долой стыд!» (1924—1925) — движение радикальных нудистов в СССР (существовало главным образом в Москве, хотя имеются сведения об акциях общества в других городах, в частности — в Харькове и Саратове).
    ...
    Участники движения исходили из убеждения, что единственным олицетворением демократии и равенства может служить только нагота. В 1922 году в Москве проводились вечера Обнажённого тела, позднее проводились шествия в Москве и Харькове[1][2]. Члены общества ходили по Москве совершенно нагими или надевали лишь ленту через плечо с надписью «Долой стыд!».

    Ряд исследователей воспринимает историю создания этого общества как очередной этап разрушения в раннем советском обществе традиционного идеала маскулинности, логично последовавший за упадком религиозности, декриминализацией гомосексуализма и абортов, а также признанием фактических браков и заявленным стремлением к обеспечению равенства полов[3]. Писательница Н. В. Баранская в своих мемуарах связала возникновение общества с политикой официальных властей, стремившихся изжить в людях чувство стыда как проявление ханжества[4].
    ...
    Общество «Долой стыд» упоминается в романе Л. И. Гумилевского «Собачий переулок»[7] (Собачий переулок: Роман. М.; Л.: Молодая гвардия, 1927 (по факту 1926); Рига: Грамату драугс, 1928. (Б-ка новейшей лит.; Т. XXIV)), в книге Ирины Муравьёвой «Мы простимся на мосту»[8], в фельетоне Евгения Петрова 1924 года «Идейный Никудыкин»[9].

    В 1994 году украинский режиссёр А. И. Муратов снял художественный фильм «Долой стыд!» по мотивам повести Миколы Хвылевого «Сентиментальная история», рассказывающий о судьбе романтичной провинциальной девушки, приехавшей в Москву в разгар НЭПа.
    ...
    А. Р. Трушнович (один из руководителей НТС) так упоминает об обществе в своей книге «Воспоминания корниловца (1914—1934)»:

    В 1922 году я несколько раз присутствовал на выступлениях общества «Долой стыд». Совершенно голый, украшенный только лентой с надписью «Долой стыд», оратор на площади Краснодара кричал с трибуны:

    — Долой мещанство! Долой поповский обман! Мы, коммунары, не нуждаемся в одежде, прикрывающей красоту тела! Мы дети солнца и воздуха!

    Проходя там вечером, я увидел поваленную трибуну, «сына солнца и воздуха» избили. В другой раз мы с женой видели, как из трамвая, ругаясь и отплевываясь, выскакивает публика. В вагон ввалилась группа голых «детей солнца и воздуха», и возмущенные люди спасались от них бегством. Опыт не удался, выступления апостолов советской морали вызвали такое возмущение, что властям пришлось прекратить это бесстыдство.
    — Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца (1914—1934)".

    Почитайте и книгу И.Муравьёвой "Мы простимся на мосту" - особенно страницы воспоминаний Коллонтай о том, как она отдавалась Дыбенко прямо в капитанской каюте броненосца и в первый раз испытала оргазм, хотя у неё были многие десятки мужчин до этого "огромного, мощно-волосатого, краснолицего и звероподобного соратника" и её размышления о женщине и мужчине, любви и сексе в жизни марксистски на диспуте "Человек ли женщина?".
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Там нет фоточек! Не морочьте голову!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    А зачем Вам голова, если не можете найти во всемирной паутине даже "фоточки"?
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Шикарная книга. Не желаю, что купил
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Не "жалею")))
    Ответить
    Анонимно 12 фев
    А я не желаю
    Ответить
    Анонимно 12 фев
    А кто тебя заставляет?
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    Вот зачем надо было акцентироваться на татарских "домах терпимости"? У меня вообще сомнения, что они были. Ну не могли татарки, особенно в те времена, продавать свое тело каждому встречному, и не могли татары владеть такими домами.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Как миленько. До сих пор остаются такие люди, которые считают, что раньше все были святыми и безгрешными.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Ага. И размножаются почкованием. Или икру мечут
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Есть документы, милейший, и они в открытом доступе. Не поленитесь доехать до архива на 8 марта, закажите соответствующие материалы, и читайте. По данным на 1911 год бандерш-содержательниц борделей русской национальности было в Казани около 70 %, еврейской - 22 %, 8 % - татарской. Редактор книги
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    На 8 Марта нет дореволюционных фондов, уважаемый редактор книги... Скажите прямо - книга Малышевой вам в руки, там все написано будто ещё 10 лет назад
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    На 8 марта собраны фонды советского периода - автор в основном там и работал. Если вы удосужитесь почитать не обрывки глав, а всю книгу, то увидите, что добрая половина материала посвящена нэповскому периоду. И книга Малышевой тут совершенно не при чем - у автора материала по городскому дну собрано в десять раз больше. Так что завидуйте молча
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Малышева вообще немного об этом писала. Как раз узнаю от Клочкова подробности.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Аналогично. Спасибо за статью
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    С удовольствием прочитал обе книги А.Клочкова-"про трамвай" и "про Мокрую слободу". Действительно талантливо и позновательно.
    Но как бы это сказать помягче, чтобы и автора не обидеть и модератор пропустил...
    С возрастом мужчинам свойственно увлекаться определенными запретными темами - про этот возраст говорят "когда бес в ребро". Вот и здесь, если пранализировать последнюю книгу, то невольно бросается в глаза чрезмерное увлечение той самой запретной темой, о которой в обществе дам говорить вслух не принято. Здесь же об этом не просто говорится, а тема просто смакуется! Ощущение, что смакование физиологических потребностей "дна Казани" как-будто бы доставляет автору некое удовольствие. Я понимаю, что скорее всего меня назовут ханжой, что "из песни слов не выкинешь", что "это история Казани со своими минусами и плюсами" и т.д. и т.п. Но еще раз повторюсь - полевкусие после книги сложилось именно такое, какое я написал. А так, - успехов и ждем дальнейших книг!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Ничего там автор не смаковал - в книге всего полторы главы (из двадцати), посвященные жрицам любви. Да и они написаны очень сдержанно, без пошлостей и порнографии. А главы про храмы, магазины, рынки, железную дорогу Вы не заметили?!!! Так что, сударь, Вы действительно ханжа
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Согласен, автор комментария, в котором обвиняет автора в "чрезмерном увлечении той самой запретной темой" не просто ханжа, а, похоже, латентный эротоман, если не сказать порнографист (по стилю и лексике, скорее, порнографистка) - тема для него (её) "запретная", но он думает о ней, но в слух не говорит - а тут такая такая возможность представилась поговорить на "запретную" тему, да ещё и писателя-автора-конкурента лягнуть.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Присоединяюсь! Метко!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Милейший сударь, наверное "про это" действительно написано всего полторы главы из двадцати, Вам как редактору виднее. Но обратите внимание, что наибольший интерес читателей и редакции газеты вызвали именно эти 1,5 главы. А это означает, что данная тема, может быть и непроизвольно для Вас сударь, оказалась доминантой книги.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    И что в этом такого плохого? Никакой пошлости нет. Вам сама тема татарских проституток не нравится? Ну не читайте просто.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Уважаемый (ая) знаток "доминанты" - Вы преувеличиваете, Вас просто "зациклило" на "борьбе" с казанскими проститутками.
    Может быть Вам надо просто с ними поближе познакомиться?
    Ведь они выполняют ответственную, нужную работу, стараются для общества - в Амстердаме, Нью-Йорке, Иерусалиме, Стамбуле и других городах к ним относятся более терпимо.
    Или Вы владелец магазина для взрослых и это просто "профессиональная" ревность?
    Бывает - но конкуренция двигатель торговли - придумывайте новые "игрушки", тем более, что РТ лидер по производству полимеров, но отстаёт в их переработке в готовые товарные изделия.
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Отнюдь нет. Наиболее востребованными оказались как раз не главы о проститутках, а страницы, посвященные строительству Московско-Казанской железной дороги, Колхозном и прочих рынках, первой в городе автомобильной конторе и пр. А главы о жрицах любви как раз далеко не всем оказались по вкусу. Так что никакая это не доминанта. Кстати, ваш комментарий показывает, что книгу вы не читали, но (как всегда бывает) громче всех кричите
    Ответить
  • Анонимно 11 фев
    пишите про жриц еще. а то бес в ребре шевелится
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Ага! И иллюстраций побольше. Особенно тружениц за работой!
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Да Вы, уважаемый, похоже даже не читали иллюстрированную "Всемирную историю проституции"???...
    Извините, но Вас нельзя считать образованным и культурным человеком - проституция - и женская, и мужская - сыграла значительную роль в развитии человеческой цивилизации.
    И если Вы это не понимаете, то Вам даже учебник "Ядерная физика" читать не стоит - её автор "Дау" такое вытворял...
    А уж к учебникам "Химия" вообще не подходите - там на каждой странице "связи" - самые разнообразные.
    Ответить
    Анонимно 17 фев
    да вы фантазер
    Ответить
    Анонимно 11 фев
    Ну это ещё не самое опасное место.
    Но из мужского ребра была сделана первая женщина - Ева.
    Так что - осторожнее.
    Ответить
  • Анонимно 12 фев
    До революции, в настоящнй столице татар – в Уфе тоже были татарские дома терпимости. Тогда этих дам в Уфе называли Аппипами. Сходить к Апипам. Побывал у одной Апипы и т.д. Сейчас одна группа Уфы насчет этого поет вот так:
    Әп-пипә әп итә,
    Әп-пипә шәп итә,
    Әп-пипә сөйдертә
    Әп-пипә сикертә...
    Ответить
    Анонимно 22 фев
    Ваши и сейчас стоят в районе 8-этажки и вдоль Проспекта.))) Традиция!)))
    Ответить
  • Анонимно 12 фев
    автор писали или нет. самый крутой дореволюционный публичный дом был на ул кирова сейчас московская. после первого перекрестка от ул татарстан двухэтажный кирпичный красный дом. в 1980г там была призывная медкомиссия военкомата. даже спустя 70 лет там была пьянящая атмосфера. заходишь -витая круглая железная лестница на второй этаж по бокам будуары. так всё манит.
    Ответить
Войти через соцсети
Свернуть комментарии

Новости партнеров