Башкиры рода Кудей: связи с сельджуками, герои «дикого Востока» и Салават Юлаев

Исторически башкирский народ состоял из более 40 территориально-клановых подразделений (родовых волостей), члены каждого из которых, по легенде, восходили к единому предку. Русский лексикограф Владимир Даль писал: «Народ башкурт разделился с незапамятных времен на племена или, как их называют у нас, на волости; у каждой волости свой уран, отклик, рукоприкладный знак, свое дерево и птица, розданные, как верит народ, самим Чингиз-ханом…» Одним из таких родов был Кудей, давший название нескольким волостям Сибирской дороги Башкирии. Селения башкир-кудейцев расположены на территории современных Белорецкого, Благовещенского, Иглинского, Нуримановского, Салаватского районов Республики Башкортостан.

Прошлое кудейцев: взгляд ученых и башкирских шежере

Происхождение кудейцев покрыто мраком неизвестности. Поиск аналогии этнониму «кудей» в родовой номенклатуре других тюркских народов привел Р.Г. Кузеева к следующему выводу: «С ранней миграцией в Башкирию надо связывать отсутствие параллелей кудейским этнонимам в составе тюркских народов Средней Азии и Восточной Европы». Однако мимо внимания выдающегося этнографа прошли сведения, приведенные в одной из работ А.-З. Валиди Тогана. Ссылаясь на некое «Насабнаме», составленное в XVI—XVII веках, в котором приводятся названия 92 племен кочевых (золотоордынских) узбеков, башкирско-турецкий ученый упоминает племя Кудей (Küdey). Таким образом, кудейцы вошли не только в состав башкирского народа, но какая-то их часть оказалась в числе племен Улуса Джучи — узбеков Дешт-и Кыпчака.

Кроме того, следы кудейцев, возможно, обнаруживаются на территории Малой Азии (Анатолия и Закавказье). Турецкий автор Авни Али Джандар связывал названия селений Küdelli и Ködeli, расположенных в провинциях Зонгулдак, Сушехри и Карс с этнонимом Кудей: «Küdüklü — Ködeli — Küdelli: Zonguldak, Suşehri, Kars kazalarında birer köy ismi. Hüseyn Namık beyde Küdey adında Başkırt, Sibir yolu kabilelerinden birisini görüyoruz». В том случае, если турецкие топонимы Ködeli — Küdelli (Көҙәйле) действительно связаны с башкирским этнонимом Кудей, раннюю историю и само происхождение кудейцев нужно будет относить к огузской этнической среде и огузскому времени, поскольку появление названных этнотопонимов на территории Малой Азии могло произойти только в ходе экспансии огузов (тюрок-сельджуков) на юго-запад в XI веке.

Расселение башкир-кудейцев. Сост. Р. Р. Асылгужин, И. Р. Вильданов

Сами кудейцы считали себя одним из древнейших башкирских племен. В недавно опубликованном фрагменте шежере, которое было начато в 1700 году, утверждается, что башкиры рода Булекей-Кудей из аула Старо-Кулево нынешнего Нуримановского района РБ поселились на своей земле в 220 году хиджры, т.е. в 835 году: «Бер мең йидинчи йүз йылдан башлаб язылған шәжәрәсе: әүүәл ошбу Буләкәй-Куди башҡортларның шәжәрәсе, Иске-Кул ауылының Аимбәт Ҡотлобәк уғлы грамут (...). Ике йүз йигерменче йыл башҡортларның мунда бу жиргә килүб (...). («Это, начиная с 1700 года, составленное шежере: первое, этих башкир рода Булекей-Кудей шежере, аула Старый Куль Аимбета сын Кутлубека грамота (…). Двести двадцатый год [хиджры] — сюда, на эту землю, башкиры, придя, [поселились]»). Понятно, что к данным шежере, особенно к датам, нужно относиться критически. Тем не менее в них всегда имеется рациональное зерно в виде указаний на реальные исторические события.

Кудейские аймаки

Согласно шежере башкир племен Бурзян, Кыпчак, Усерган и Тамъян, после принятия кудейцами русского подданства ясак был разложен на следующие подразделения: «…по реке Сим — род Казаяк, по реке Лемеза — род Туркмен, по реке Уфа — род Булэкэй, по реке Узень (т.е. Юр-Узень или Юрюзань, — прим. С.Х.) — шайтан-кудейские башкиры…». В 1735 году в «Росписи разделения башкир Уфимского уезда по волостям» отмечаются следующие аймаки: Кудейский, Дуван-Кудейский, Туркмен-Кудейский, Шайтан-Кудейский, Ногай-Кудейский. Историк П.И. Рычков к имеющимся аймакам добавляет еще Кыр-Кудейский, Урман-Кудейский, Урусба-Кудейский и др.

В наши дни носителей этнонимов Ногай-Кудей, Дуван-Кудей, Урусба-Кудей уже нет, так как данные подразделения исчезли. Что касается туркмен-кудейцев, то в литературе высказывалось мнение об их связи с нуратинскими туркменами современного Узбекистана. Среди подразделений нуратинских туркмен зафиксированы роды газаяклы (казаяклы) и айтамгалы. Казаяк «гусиные лапки» является тамгой урман-кудейцев и даже их вторым названием. Подразделение Казаяк входило в состав Туркмен-Кудейского аймака. Село Казаяк нынешнего Иглинского района (на границе с Ашинским районом Челябинской области, — прим. ред.) было основано казаяк (урман)-кудейцами.

По поводу названия Шайтан-Кудей этнограф Р.Г. Кузеев высказывался в том духе, что оно является отражением изначальной «иноплеменности» и «иноверности» его носителей. В частности, он предполагал угорское происхождение шайтан-кудейцев. Однако данные популяционной генетики (геногеографии), которые сегодня имеются в распоряжении исследователей, говорят о кровном родстве шайтан-кудейцев, булекей-кудейцев и кыр-кудейцев. У всех них господствующим генетическим маркером является гаплогруппа R1a-M198. Таким образом, этноним шайтан-кудей возник по иным основаниям, вероятнее всего, топонимическим. Краевед, историк, археолог и фольклорист XIX века Р.Г. Игнатьев писал: «Златоустовского уезда, близ башкирской деревни Улькундов, Мурзаларской волости, есть два городища, самими башкирами называемые чудскими и шайтан-городищами; по их преданиям, эта чудь — неверный народ, знавшийся с сатаной, и Бог за это его искоренил с лица земли. Чудь погибла, но дьявольская волшебная сила и теперь владеет над здешним местом и оберегает зарытые и заклятые клады на две тысячи лет. Из страха давно уже перестали башкиры косить опушую сочную траву около городищ; смельчакам же кладоискателям являлись демоны в остроконечных колпаках». Вероятно, одно из таких «шайтан-городищ» находилось и в вотчинах Шайтан-Кудейского аймака, почему эта волость получила такое необычное название.

Башкир возле дома, д. Яхино Шайтан-Кудейской волости. Фото Прокудина-Горского, 1910 г

Подразделение Булекей-Кудей сегодня является, пожалуй, самым многочисленным среди прочих. На их вотчинной земле, помимо собственно кудейцев, в селах Красная Горка и Нимислярово Нуримановского района РБ проживают представители западно-башкирских родов Еней, Буляр, Байлар, которые в XIX веке переселились из различных селений Мензелинского уезда. Став припущенниками-тептярами на земле вотчинников-кудейцев, они тем не менее сохраняли этническую идентичность и называли себя башкирами или башкирами из тептярей ( تبترلاردن باشقورد тибтәрләрдән башҡорт). Также в метрических книгах Магометанского собрания они указывали на место своего исхода — села Кадырметьево, Тюково, Усы, Старо-Алимово, Тлякеево нынешнего Актанышского района РТ.

Суярымбет и его сын Юлдаш

Насколько глухи известия о кудейцах эпохи средневековья, настолько же прославлены имена кудейских батыров XVIII века. Достаточно вспомнить имена вождей башкирских восстаний Суярымбета и его сына Юлдаша, а также Тулькучуру Алдагулова и, конечно же, Салавата Юлаева.

В 1707 году во время полыхавшей тогда «Алдаровщины» или восстания 1704—1711 годов башкирское войско вторглось в пределы Кунгурского уезда и принялось разорять территорию нынешнего Пермского края. Вождями башкир Сибирской дороги, двигавшихся к Кунгуру, были главы (агалар) Сызгинской волости Илькей Бикбаев, Кушчинской волости Жиянбет, Айлинской волости Менгли-Ходжа (Менлигуза), Мурзаларской волости Аслай, Дуванской волости Таир-хафиз, Катайской волости Арыккай, Салжиутской волости Мамбет, Кудейской волости Суярымбет, Сартской волости Байкучук, Упейской волости Умуркай, Тюбелясской волости Кильдик, Балыкчинской волости Байегет, Каратавлинской волости Кучук-хафиз, Куваканской волости Байкиши. После ряда сражений башкиры встали лагерем в урочище Красный Яр (будущий Красноуфимск), чтобы начать переговоры с кунгурскими властями. Пленный мещеряк Юлдаш Утемышев, служивший у повстанцев кашеваром, показывал: «А башкирская сила стоит в Сысках (т.е. в ауле Сызги Красноуфимского округа Свердловской области, — прим. С.Х.) 6000, у всех огненное ружье, пищали и турки есть; а панцырников де человек с 300…»

Абыз и мулла Кыр-Кудейской волости Юлдаш, сын Суярымбета, вошел в историю как идеолог и вдохновитель повстанческого движения 1735—1740 годов на территории Сибирской дороги Башкирии. Являясь апологетом вотчинного права башкир, неприкосновенность которого была одним из условий вхождения Башкирии в состав Московского царства, он активно полемизировал с представителями властей, в частности, с историком В.Н. Татищевым, тогдашним начальником Оренбургской экспедиции. В конце 1737 года Юлдаш-мулла писал: «…деды отцы их от предков масульманских и ногайских ханов владели вотчинными землями и водами и, сыскав великих князей-государей, пришли под протекцию их величества сами собой, а не так, как другие государства — силою и войною приведены в подданство».

Башкиры в походе. Худ.А.О.Орловский

Юлдаш напоминал властям, что вотчинное право даровано башкирам не русскими правителями, а монгольскими ханами. «Великие князья-государи», которых башкиры признали исключительно по своей доброй воле, хотя могли и не признавать, лишь подтвердили правомочность этого древнего института. Следовательно, «великие князья», как именовал русских царей Юлдаш-мулла, не должны оспаривать то, что учредили «мусульманские ханы», которые в политических координатах средневековья считались царями (цезарями), т.е. сюзеренами великих князей московских. Поэтому последние не имеют право отчуждать башкирские земли. Далее он писал еще более возмутительные с точки зрения властей вещи: «А от предков при царе и государе Иване Васильевиче и поныне, хотя в миру и не в миру, позволено каждому в своем законе жить и ясырей возвратить…» Исходя из сказанного, Юлдаш называл захваченных и даже осужденных судом башкир не преступниками, а «ясырем», т.е. военнопленными, которых по окончании «войны» следует отпустить в обмен на русских «ясырей». Называя восстание войной, а верноподданство миром, мятежный мулла провозглашал башкирскую политию самостоятельным и равноправным субъектом политических отношений. Башкиры, по его мнению, являются партнерами русских царей, пусть и младшими, т.е. вассалами, но никак не бесправными холопами. Прекрасно понимая крамольный подтекст речений Юлдаша, один из командиров карательных войск, бывший чиновник Коллегии иностранных дел, полковник А.И. Тевкелев охарактеризовал его как «злой вор Елдаш-мулла».

Юлдаш Суярымбетов на последнем этапе движения 1735—1740 годов принял участие в восстании Карасакала — последнего хана Башкирии. 28 июня 1740 года подполковник князь Путятин сообщил о его поимке. Два года мятежный мулла содержался колодником в Оренбурге (т.е. в нынешнем Орске). В июне 1742 года начальник Оренбургской комиссии И.И. Неплюев обратился в Сенат с просьбой дать резолюцию о судьбе знаменитого пленника, так как остальные вожди к этому времени давно были казнены. Однако столица тянула с ответом. Тогда начальник Оренбургской комиссии решил действовать самостоятельно. 27 сентября 1742 года он доложил в Сенат, что ввиду неспокойной обстановки вокруг Оренбурга «по нынешним же между киргис-кайсаками неблагонадежным (…) обстоятельствам» и опасности побега Юлдаш-муллы к Карасакалу, «с которым он и прежде в согласии бывал», он поступил, как требовала инструкция: «…за объявленными резоны определил оного Елдаш-муллу казнить, которой при собрании бывших при мне в службе Е.И.В. верных башкирских старшин с объявлением о ево воровствах и кажнён, отсечена голова».

Начало восстания 1735—1740 годов на Сибирской дороге

Если духовным руководителем восставших башкир Сибирской дороги был Юлдаш Суярымбетов, то военными вождями были башкир Кара-Табынской волости Юсуп-батыр Арыков, глава (ага) Дуванской волости Мандар Карабаев и Тулькучура Алдагулов. Последний был «стариком» (карт), т.е. старостой, Кыр-Кудейской волости, который за свои подвиги удостоился звания батыра. Как известно, сигналом к всеобщему восстанию послужило нападение 1 июля 1735 года башкир Ногайской дороги во главе с главой Юрматынской волости Кильмяк-абызом Нурушевым на Вологодский драгунский полк, который двигался из Уфы к месту основания Оренбурга. Башкиры Сибирской дороги не только решили присоединиться к своим соплеменникам Ногайской дороги, но дали клятву сражаться до последней капли крови: «…и утвердились в том, что города Оренбурха строить и Илецкой соли брать не давать и по дорогам людей не пропущать и бить и бунтовать, пока все не помрут и в том между собой они присягу учинили…»

Непосредственной причиной бунта сибирских башкир стало строительство на их земле Верхояицкой крепости (ныне г. Верхнеуральск). В конце 1735 года она была захвачена, а гарнизон, состоявший из двух рот солдат, был уничтожен. В начале 1736 года Юсуп-батыр и другие предводители, в том числе Тулькучура-батыр, совершили несколько нападений на Сибирский драгунский полк, которым командовал полковник Арсеньев, заставив его отступить обратно в Теченскую слободу. В результате этого Оренбург остался без продовольствия. В отчаянии большая часть гарнизона недавно основанной крепости — 500 человек — выступила в Сакмарский казачий городок, но по дороге почти весь отряд погиб от голода и обморожений. В дальнейшем Юсуп-батыр Арыков под давлением «мирских людей» своей и других зауральских волостей, хотевших ценой его головы купить мир с правительством, отдался в руки властей. После этого лидером восстания на Сибирской дороге стал батыр Кыр-Кудейской волости Тулькучура Алдагулов.

Тюлькучура-батыр. Рис. Г. Юлгильдиной

Батыр Тулькучура Алдагулов

После ряда сражений под Верхояицком Тулькучура-батыр совершил рейд под Уфу, где 14 февраля 1736 года у деревни Кубово нынешнего Иглинского района РБ разгромил отряд правительственных войск под командованием секунд-майора Ртищева, который состоял из 300 солдат Уфимского полка, 150 уфимских дворян и казаков. Авангард отряда во главе с капитаном Корюгиным, посланный вперед, внезапно был атакован повстанцами и полностью уничтожен. Остальная часть отряда после короткого сражения ретировалась обратно в Уфу. Историк П.И. Рычков писал: «…означенный капитан Корюгин и с ним поручик Аничков, уфимский атаман Кадомцев и лучшие из уфимских дворян и казаков, людей, всего регулярных и нерегулярных человек более 100, при означенной деревне Кубов побиты, которым авантажем воры башкирцы к наибольшим там злодействам ободрились и премногие пакости около города Уфы делали».

В феврале на помощь к полковникам А.И. Тевкелеву, И.С. Арсеньеву, И. Бардукевичу, Толбузину, свирепствовавшим на Сибирской дороге, прибыл еще один — полковник П. Мартаков с вверенным ему Астраханским драгунским полком. Летом 1736 года последний был отправлен к Красноуфимску для защиты от нападений башкир. Однако полк не только не выполнил поставленную задачу, но и сам был разгромлен отрядом Тюлькучура-батыра. 25 июня 1736 года он опрокинул караул и пикет во главе с поручиками Бандемиром и Вепревским и хладнокровно встретил контратаку основных сил астраханцев, предварительно приготовив засаду. П. Мартаков писал: «И видя жестокой их бой, выступил и я с пехотой в сикурс. И как уже оные воры, разобрав наших лошадей, и наступили на нас жестоко всем своим воровским собранием, и как я ранен и от раны не мог более действовать, поехал х крепости, а при каманде остались капитаны Астраханского полку Хорохорин, Казанского полку Кудрявцов и Равич, и по жестокому их нападению более не могли противитца, шли х крепости». Выражение «шли к крепости» здесь означало банальное бегство остатков полка под защиту укреплений. На поле боя осталось лежать две роты драгун. Астраханский драгунский полк был почти уничтожен.

Как писал академик И.И. Лепехин, ободренные своим успехом башкиры переменили намерение идти под Кунгур и сделали «тщетный приступ к Красноуфимской крепости», а затем двинулись к Ачитской крепости. Приблизившись к ней, «они не малую вымыслили башкирскую хитрость». Тюлькучура, оправдав в очередной раз свое имя (имя Тулькучура с башкирского языка переводится как «Лис-витязь»), приказал своим джигитам переодеться в одежду убитых под Красноуфимском драгун, и в таком виде двинулся к Ачитской крепости, надеясь ворваться внутрь. И.И. Лепехин писал: «Они, содрав с них платье и оружие, украсили оными своих сотоварищей, и в виде драгунском во всяком порядке на драгунских лошадях приближилися к Ачитской крепости. Но чтобы обман свой тем более прикрыть, оставили одного драгунского барабанщика, который должен был бить благополучный поход. Ачитская ландмилиция, состоявшая из мужиков, будучи наружным обманута видом, отворила ворота своей крепостцы, и дожидалася гостей. Но барабанщик не рача о своей жизни, и наблюдая долг верного солдата, вместо похода забил тревогу, и тем дал знать ачитцам, с кем они должны иметь дело. Ачитцы пресекли намерения башкирцов, которые оказав свою суровость над барабанщиком в виду ачитцов, и отступив от крепости, воротилися и перебралися чрез Уфу». Таким образом, только благодаря самопожертвованию смелого барабанщика гарнизон Ачитской крепости избежал неминуемой гибели от рук воинов Тюлькучуры.

В июне 1737 года Тюлькучура-батыр и Мавлют, сын старшины Дуванской волости Мандара Карабаева, по сообщению красноуфимского коменданта капитана П. Батова, «ходили за Уфу для разорения, где, как слышно, что удача были им, ворам, немалая». Затем Тюлькучура с 2-тысячным отрядом пошел разорять мишарские селения по речкам Урюш (приток Уфы) и Ар (приток Быстрого Таныпа) за сотрудничество с карателями, сжег пять деревень, убил около 100 человек и взял в плен 200. После этого все мишарское население, жившее на севере Башкирии, снялось с мест и бежало за стены Богдановской крепости, к которой 21 июня «приехали с верх Аю воры 2500» человек. Повстанцы во главе с батырами Тюлькучурой и Мандаром, абызом Бепеней Турупбердиным, Юлдаш-муллой Суярымбетовым, соорудив шесть «щитов» (т.е. гуляй-города) и под их прикрытием пошли на приступ. Однако штурм был отбит силами отрядов «верных» башкир во главе со старшиной Су-Унларской волости Якупом Чинмурзиным, что спасло мишарей от поголовного истребления.

Башкиры, угощающиеся кумысом

В этот период времени среди повстанцев витала идея избрать своим ханом казахского Шемеке-хана. Башкиры надеялись на то, что, во-первых, под знаменем Чингизидов могут объединиться все башкиры — «верные» и «воры», а, во-вторых, повстанцы рассчитывали на военную поддержку казахов. Однако никакой помощи от них не было. Поэтому, по сообщениям красноуфимского коменданта капитана П. Батова, «намерены де все башкирцы за неприездом из киргисцов хана выбрать в ханы оного Тюлкучуру». Но «коронация» Тюлькучуры так и не состоялась.

В сентябре 1737 года, по сообщению Кунгурской воеводской канцелярии, «главные воры Бепеня, Мандар и Тюлкучара все на Тулве и тулвенские башкирцы с ними вместе сообщились, да и в Балыхчи слышно, что оные ж воры мещеряцкие деревни разоряют». Из этого и других сообщений следовало, что Бепеня, Мандар и Тюлькучура прибыли на реку Тулву к башкирам Гайнинской волости, которые соединились с ними. Затем, как было слышно из «Балыхчи», то есть Балыкчинской волости, повстанцы вновь пошли разорять мишарские деревни. 17 сентября тысячный отряд под командованием Бепени, Мандара, Аюпа и Тюлькучуры, возвращавшийся из набега на Кунгурский уезд, столкнулся с отрядом майора Ямбургского драгунского полка Фишера, который состоял из роты драгун и 170 нерегулярных — кунгурских татар и черемисов. В ходе боя правительственный отряд был разгромлен, а его командир смертельно ранен.

В 1738 году, несмотря на страшный голод, царивший в Башкирии, восстание продолжалось. Теперь эпицентр сопротивления полностью переместился на Сибирскую дорогу, где безраздельно хозяйничал Тюлькучура-батыр. Он совершал опустошительные набеги не только на аулы «верных» башкирских и мишарских старшин, но и на сибирские слободы и заводы. 9 мая 1738 года В.Н. Татищев с горечью доносил императрице: «…о успокоении башкирцов, паче всякого чаяния, весь мой должной труд уничтожился, и они начали новые нападения чинить». Это, по словам историка Н.В. Устюгова, поколебало даже твердость В.Н. Татищева, человека крайне жестокого и циничного, практиковавшего методы испанской инквизиции, например, аутодафе — сожжения пленных башкир в Екатеринбурге. Не видя конца восстанию, он написал начальнику Комиссии башкирских дел генералу Л.Я. Соймонову, «чтоб он чрез посторонних людей велел им (башкирам, — прим. С.Х.) дать знать — если они пришлют знатных людей и будут о том просить, то б обнадеживали…» Юлдаш-мулла, Тюлькучура и Мандар явились к генералу Соймонову и после дачи подписки были отпущены по домам.

На этом все могло бы закончиться, а выжившие предводители движения, вероятно, спокойно дожили бы свой век. Но внезапно появилась новая причина для недовольства. Ее не составило никакого труда отыскать, поскольку Молох кровной мести и взаимной ненависти требовал новых жертв. Нужен был лишь повод для нового витка насилия. Когда в августе 1739 года на Сибирской дороге появился отряд капитана Стрижевского, приехавший для изъятия «штрафных» лошадей, Тюлькучура решил истребить солдат, забыв про данную подписку. «Верные» старшины Кудейской волости Шиганай Бурчаков (Барсуков) и Юнус-тархан Теперишев, узнавшие о готовящемся нападении, решили предотвратить задуманное, поскольку это могло обернуться новыми репрессиями в отношении гражданского населения. Они собрали отряд в 300 человек и выступили навстречу. Состоялся последний бой знаменитого батыра. Повстанцы, коих было всего 27 человек, попытались прорваться сквозь строй противника. Но безуспешно. Схваченный Тюлькучура был доставлен в Мензелинск, где вместе с Бепеней и тремя другими повстанческими предводителями — Уелданом Чурабаевым, Салбаром Карабашевым и Тлевберды Султангуловым — казнен в сентябре 1739 года. Так закончилась жизнь одного из самых лучших и знаменитых башкирских предводителей восстания 1735—1740 годов.

Салават Юлаев. Рис. Ф.Ф.Ислахова

Салават Юлаев

Поражение башкирского восстания 1735—1740 годов не сломило воли народа и его стремления к свободе. В 1755 году в Башкирии началось новое восстание, названное современниками Бурзянским бунтом. Мишарский мулла Батыршах Алиев призвал мусульман к священной войне против неверных. Однако поднялись лишь некоторые волости Южной Башкирии, в основном бурзянцы.

Но начавшаяся в 1773 году Пугачевщина вовлекла в свою орбиту уже подавляющее большинство башкирского народа. Одним из наиболее прославленных предводителей Пугачева стал сын старшины Шайтан-Кудейской волости Салават Юлаев, получивший от «царя» чин бригадира, т.е. бригадного генерала. Именно этот башкир-кудеец затем превратился в национального героя Башкортостана, хотя даже в рамках Пугачевщины были предводители, не уступавшие и даже превосходившие его по числу военных побед (историк И.М. Гвоздикова насчитала 44 полковника, бригадира, генерала и фельдмаршала из числа башкир; по мнению С.У. Таймасова, башкирских вождей от полковника и выше было более 80 человек), не говоря уже о вождях предыдущих башкирских восстаний, например, тот же Тюлькучура-батыр. Народная любовь иррациональна — именно Салавата она выбрала в качестве своего фаворита. Его культ сложился еще в XIX веке, т.е. задолго до возведения на пьедестал официального национального героя в советскую эпоху. Впрочем, эта тема рассмотрена нами в отдельной статье.

Алпы башкирской истории

Имена кудейцев Тулькучуры-батыра Алдагулова и бригадира Салавата Юлаева вписаны не только в национальную историю башкир, но и в мифологию всего Урала и России. В произведениях Д.Н. Мамина-Сибиряка, уроженца Висимо-Шайтанского завода, рефреном звучит тема башкирских восстаний, которая также отразилась в сказах Бажова и в фольклоре русских старожилов Южного Урала. В повести «Охонины брови» песня башкирских батыров, певших «кровавую славу погибшим бойцам», приводится как отсылка к событиям «кровавого замирения Башкирии»: «Всех помнила эта народная песня, как помнит своих любимых детей только родная мать: и старика Сеита, бунтовавшего в 1662 году, и Кучумовичей с Алдар-баем, бунтовавших в 1707 году, и Пепеню с Мандаром и Тулкучурой, бунтовавших в 1736 году. Много их было, и все они полегли за родную Башкирию, как ложится под косой зеленая степная трава…» В очерке «Байгуш» писатель делает собственное заключение: «Начиная с Кучумовичей и кончая последним батыром Салаватом, поднявшим восстание во время пугачевщины, в течение целых двухсот лет происходил неулегавшийся башкирский бунт. Это была геройская защита своей родины, и народ изжил в ней все свои силы».

Современным российским авторам также не чужда тема русского «дикого Запада», вернее «дикого Востока», наиболее красочно передающаяся через призму истории башкирского фронтира. Например, у писателя А.В. Иванова в романе «Вилы» есть яркая метафора, вписанная в контекст событий башкирского восстания 1735—1740 гг.: «Из толщи народа, будто великаны-алпы из гор, выросли новые вожди: Тюлькучура, Мандар и Бепеня…». Алпы — это сказочные великаны тюркских мифов. Слово «алп» в средние века стало синонимом храбреца и воина. Поэтому метафора писателя абсолютно верна. К сожалению, имя Тюлькучуры-батыра сегодня известно лишь узкому кругу историков. Не умаляя значения фигуры его сородича Салавата Юлаева, следует сказать, что она невольно заслонила собой почти всех остальных героев башкирских восстаний. Однако эта претензия не к нему, а к проблеме общественного сознания.