«Я понял, что во власти без чувства юмора делать нечего»

«Тебе ребенка доверили, а ты там пьешь»

— Камиль, помните ли тот день, когда впервые взяли карандаш, лист бумаги и нарисовали скетч?

— Помню. В детстве я жил у бабушки с дедушкой в деревне в Учалинском районе Башкортостана, не хотелось жить с родителями. Дед у меня был лесник. Он постоянно брал меня с собой в лес. И после одного такого похода в лет, вернувшись домой, я нарисовал лошадь, запряженную в сани. В санях — в плетеном коробе — сижу я, стоит дед, у него в руке бутылка, из которой себе наливает… Бабушка увидела — такой скандал был. Она отчитывала старика: «Тебе ребенка доверили, а ты там пьешь». Этот рисунок я запомнил на всю жизнь. И дед перестал меня брать с собой на работу, чтоб не нарисовал еще что-то такое.

— Политическая карикатура — ваше основное занятие? Или помимо изобразительного искусства чем-то еще занимаетесь?

— Вообще, я художник-скульптор, до кризиса занимался скульптурой. В 2015 году мы праздновали 70-летие Победы. И последнюю действительно значимую скульптуру готовил к этой дате: сделал три обелиска. Я не говорю про малые архитектурные формы для садиков, участков. Такая серьезная работа, которой занимался всю жизнь, закончилась в 2015 году.

— И вы переключились на карикатуры…

— Я всю жизнь рисовал. Меня и раньше просили. Например, у кого-то день рождения, просили нарисовать что-нибудь. Те, кто со школы меня знает, обращались. Все мы растем, кем-то становимся — депутатами, чиновниками. Я учился в специализированной художественной школе-интернате. Многие видные ребята — художники, архитекторы — закончили ее. Вообще в Уфе достаточно много таких специализированных школ — музыкальная школа-интернат, Башкирская республиканская гимназия-интернат, Республиканский башкирский лицей-интернат и другие. Такие заведения дают шанс деревенским ребятам из разных районов получить крепкое фундаментальное специализированное образование. Многие такие пацаны и девчонки из районов впоследствии стали заметными людьми. Если бы я не получил в детстве этот фундамент, наверное, стал бы каким-нибудь сельским трактористом.

— Получается, простой учалинский мальчик приехал в Уфу и поступил в художественную школу?

— Да, моя учительница по рисованию сказала моим родителям: «Парня надо учить, у него способности». И родители со слезами, да и я, 12-летний паренек, был весь в слезах, но отдали меня. За это я им благодарен.

«Мне, как Сталину, все пишут, жалуются»

— Ориентируетесь ли вы в своем творчестве на каких-нибудь российских или мировых художников?

— Из современных я профессионально очень уважаю Константина Куксо.

— А Сергея Ёлкина или Андрея Бильжо как оцениваете?

— Мысли у них хорошие, но чисто стилистика не нравится. Нет какого-то изящества. Я люблю качественную хорошую работу, какая есть у Куксо.

— Как приходит идея очередного шаржа: кто-то подсказывает или услышите новость — и образ сам вырисовывается в голове?

— Мне, как Сталину, все пишут, жалуются. В соцсетях обращаются: «Вот давай нарисуй то или это…» Но я в основном рисую под своим впечатлением. Когда человек говорит что-то, мне затруднительно исполнить просьбу.

— А коммерческие заказы часто приходят?

— Постоянно. Есть любители моих работ, покупают по несколько штук. Бывает, выложишь — и тут же пишут «Продай ее». В одной коллекции — 40 моих работ, в другой 20—30… Есть те люди, которые отслеживают творчество, потом рассказывают, как в Москве удивляются, что лично знакомы со мной. От одного приятеля узнал, что там в столице интерес проявляют.

— Как происходит создание шаржа? Вы берете карандаш или на компьютере шаманите?

— На бумаге все. На компьютере я пробовал. Мне даже планшет дарили со словами: «На, попробуй». Есть неравнодушные люди. Но я люблю руками делать, а планшет пришлось подарить дочери. Мне важно, чтоб твоя рука была видна — так работа будет ни на что не похожа, узнаваема, в этом весь шик. Поэтому я и в цвете практически не рисую. У меня есть черное и бежевое, и мне пока ничего не нужно.

— Вы специально используете бежевую бумагу?

— Просто ее много. Это крафтовая бумага, на ней и рисую. Потом рисунок фотографирую и выкладываю. Мне интересно нарисовать сюжет на животрепещущую тему. Пять секунд — и картинка уже в Сети.

«В течение двух дней прессовали рахимовские»

— Судя по вашему творчеству, любимыми персонажами у вас являются Рустэм Хамитов и его окружение. Из башкирского Белого дома реагировали на ваши работы?

— Да, реагировали, разговаривали. Не вызывали, конечно. Сами приезжали ко мне. Чиновники не могут от меня чего-то потребовать, только попросить. К Хамитову, между прочим, испытываю определенное уважение, потому что в целом он лоялен к критике. Был случай 8—9 лет назад, при Рахимове. У моего брата были деньги, стал выпускать свою газету с пафосным названием «Экономика, право и жизнь». Брат говорит: «Ну нарисуй мне что-нибудь». Я: «Да ты же испугаешься». Он: «Да чего нам бояться?» Я нарисовал толстого бабая (прозвище Муртазы Рахимова в Башкирии, — прим. ред.) на джипе, который приехал на колхозное поле. Там стоит полудохлый колхозник в фуфайке с колоском в руке возле разбитого трактора. Две такие ипостаси башкирской жизни — шикарная столичная и деревенская забитая. Не думал, что он опубликует это, но она была напечатана. Так его в течение двух дней прессовали рахимовские. Они его вызвали и пригрозили: «Парень, прекращай такие вещи. У нас это не принято. Сам понимаешь». В общем, его газета закрылась. Он вернулся обратно к своим запчастям, стал снова ими торговать. Но газету повыпускал с годик, до моего рисунка.

А Хамитов более лоялен к критике. Мне ведь тоже любопытно: я рисую ради какого-то отклика. А тут как-то удивило отношение. Хотя однажды журналисты с БСТ сделали сюжет со мной, где я рассказываю чисто творческие моменты, ничего политического. Но в итоге его в эфир не пустили. Видать, была команда с Тукаева (администрация главы РБ, — прим. ред.) не пускать.

— Также героем ваших шаржей является Ирек Ялалов. Помнится, мэр даже посетил вашу выставку, сделал селфи с вами. Как он оценил ваше творчество?

— Людям я интересен как художник. Того же Ирека Ялалова я тоже жестко прикладывал. Потом лично познакомился — и не почувствовал никакой внутренней агрессии в отношении меня. Точно так же и с нашим начальником ГАИ Динаром Загитовичем (Гильмутдиновым, — прим. ред.). От этих людей, которых жестко пинал, не почувствовал агрессии. Они посмеялись, мне это было так интересно, как они относятся к критике. С ними теперь у меня вполне доброжелательные отношения. Я могу и дальше их рисовать, но понимаю, что эти два человека мне внутренне симпатичны. С Хамитовым я лично не знаком, а с мэром и начальником ГИБДД знаком. Очень важно внутреннее отношение к человеку. Я понял, что во власти без чувства юмора делать нечего. Политики без чувства юмора могут быть второстепенными персонажами, хотя серьезные люди, может быть, тоже нужны. Но чтобы дойти до верхних ступеней, у тебя должно быть чувство юмора. Иначе ты загнешься от этого происходящего вокруг ужаса. Я логически так обосновал их отношение ко мне — такую концепцию себе создал.

— И после личного знакомства с Иреком Ишмухаметовичем вы не перестали его изображать?

— Я стал более мягко его рисовать. Мы с ним на выставке минут 15 поговорили. Вот в Хамитове меня раздражает то, что он приехал назначенцем туда, где он жить не собирается. При таком отношении наводить здесь порядок, считаю, в высшей степени непорядочно. Скорей всего, он не будет его наводить, а считать дни своей пенсии.

— Вы думаете, Рустэм Закиевич не собирается оставаться в Башкирии?

— Не собирается. Такое равнодушие к происходящему вокруг может исходить только от человека, безразличного к среде, в которой он пока живет. А вот дом Ирека Ишмухаметовича стоит в 500 метрах от моего. Я знаю, что его дети ходят по этим уфимским улицам, где живут мои дети. Раз пошла такая песенка — или этот, или тот — я ориентирован на человека, который здесь будет жить, никуда уезжать не собирается, его здесь и похоронят. Этот черниковский парень, который меня старше на шесть лет, ходил по тем же улицам. И я к нему отношусь, как к парню с соседнего двора.

— Правда ли, что у уфимского градоначальника на столе стоит ваш «Камильдарь»?

— Да, я ему один экземпляр подарил. Поэтому, возможно, до сих пор стоит.

— А кто еще из известных людей приобрел такой сувенир?

— Я распространением не занимался. У меня был договор с девчонками, они всей технической частью занимались — тиражирование и распространение. В этом я участия особого не принимал. Я взял штук 10 таких календарей — кому-то продал, кому-то подарил. Но фамилии называть, кроме Ялалова, не могу. Потому что у мэра «Камильдарь» засветился на фотографии. Не думаю, что лояльность других персон ко мне будет как-то одобрена их начальством. Они зависимые люди системы.

«Таджуддин живописный, но я жалею таких людей»

— У вас было несколько едких картинок, посвященных функционерам Духовного управления мусульман Республики Башкортостан. Вы лично знакомы с муфтием и его компанией?

— Да, лично знаком и даже имел дело с ними в 2010 году. Я у них арендовал помещение в доме на улице Гоголя (в старом здании ДУМ РБ, — прим. ред.). Грубо говоря, они меня кинули. Какой был человек не был плохой в душе, он всегда должен играть ту роль, под которую подписался. Если ты святошей прикинулся, то веди себя, как святоша, а не как бандит. А тут у нас случился конфликт (подробности не хочется разглашать), после этого я понял, кто такие Аюп Бибарсов (первый заместитель председателя ДУМ РБ, — прим. ред.) и Ильдар Ишеев (управделами ДУМ РБ, — прим. ред.). Муфтий Нурмухамет Нигматуллин ходит такой благообразненький, как звездочет, ему все по барабану. Но с ним-то я особо и не связывался. Так что скандал с недостроенной мечетью на проспекте Салавата Юлаева вообще не удивляет. Удивлен, как они фундамент еще подняли.

— А на руководителя ЦДУМ России Талгата Таджуддина что-нибудь рисовали?

— Какой его смысл рисовать? Его под руки водят. Просто декоративная фигура.

— Он иногда делает громкие заявления, выкидывает смешные вещи…

— Ну тут еще уважение к возрасту. Может, у него что-то старческое. Людей надо иногда жалеть. Мне кажется, он не всегда осознает, что говорит и делает. Да, соблазн бывает. Он персонаж колоритный, но в здравом уме и трезвом рассудке верующий человек хотя бы так одеваться не будет. Это должно быть больное воображение. Я бы как художник, наверное, и попышнее оделся ради шутки. Но Таджуддин — все-таки не та фигура: живописный, но я жалею таких людей.

— Камиль, а что тогда нужно сделать, чтобы стать героем ваших карикатур?

— Да они с телевизора каждый день стучатся. У меня был даже такой рисунок: ноги в дырявых носках, рука с карандашом — это будто я сижу. Передо мной телевизор, в котором Хамитов, Рахимов и наш министр культуры Амина Шафикова. И они мне говорят: «Камиль, ну ты че сидишь? Смотри, что мы отмочили!». Мне самому нравится эта карикатура.

— На проигрыш «Салавата Юлаева» в хоккейной серии «Трактору» вы отреагировали шаржем с подписью «Трактор, удачи на Западе!» После этого вы болеете за челябинский клуб?

— Я не болею за «Трактор». Скорей, против «Ак Барса». Просто это такие соперники. Казанский клуб был бы всем хорош, если б не выигрывал у нас. Из-за этого я не люблю хоккейный Магнитогорск и не люблю хоккейную Казань.

— Кстати, о Салавате Юлаеве… Правда ли, что вы являетесь потомком самого известного башкирского героя?

— Да. С маминой стороны моим предком был Салават Юлаев. А с папиной я потомок царского кантонного начальника. Мой прапрадед Бузыкай-кантон был на коронации Александра III. А он царевичем приезжал в гости к моему предку. Кстати, о нем (о прапрадеде) даже сложена песня «Генерал Бузыкаев». А сколько стихов и песен написано о Салавате — не сосчитать.

— Джулиан Ассанж репостил вашу карикатуру, ваши работы появляются в «Собеседнике». Кто еще иллюстрирует свои страницы вашими скетчами?

— «Собеседник» каждую неделю по вторникам с начала года ставит картинки. «Советский спорт» и другие СМИ брали. Разные интернет-издания перепечатывают. Репостили мои рисунки Павел Дуров, а также Семен Слепаков, Вадим Галыгин, Гарик Харламов — много кто из «Камеди клаб». С Галыгиным у нас была даже тема — я должен был оформлять какой-то клуб, но мы не договорились.

«Тут такой ужас происходит, а рядом какой-то фарс…»

— Есть ли какие-то темы, над которыми нельзя смеяться, и вы ни при каких обстоятельствах не нарисуете карикатуру об этом?

— Смерть и все, что с этим связано — болезни, трагедии, несчастные случаи. Был объявлен траур — и я не рисовал.

— Но некоторые вещи, связанные с пожаром в Кемерово (я имею в виду карикатуру на Тулеева), вы не обошли стороной.

— Это реакция на трагедию. Тут такой ужас происходит, а рядом какой-то фарс с Мизулиной. Тулеев брякнул, начал извиняться перед президентом, в такой ситуации лучше промолчать. Насколько люди наши испортились, для которых нет ничего важнее, чем одобрение начальства, — все это неприятно осознавать. Получилось так, что общество у нас теперь больное. Что-то с нами случилось по дороге в рай.

— Как вы относитесь к празднику День дурака?

— Какой это праздник? Людям нужно хлеба и зрелищ, их надо чем-то отвлекать. Хотя на этом празднике я был в 1985 году в Уфе. Тогда только начинался КВН. Это было очень интересно, весело. И я всегда вспоминаю именно 1 апреля 1985 года. Теперь этот праздник выхолостился. Такого яркого Дня дурака у меня больше не было. Не считаю его красным днем календаря, знаменательным событием.

— Какой можете вспомнить самый смешной розыгрыш?

— В начале 1990-х дело было. Водка по талонам. Живем в общаге, четверо студентов. Мы отоварились и выпили. Всю. Кумертауский парень Наиль свою водку так и не вытащил. Когда он уснул, мы достали его бутылку, шприцом перекачали содержимое в другие бутылки, а в его закачали воду. На следующий день он уехал домой. Вернулся через пару дней и рассказывает нам: «Пацаны, в магазине под видом водки воду продают, вот дома открыли, а там вода». Мы втроем в один голос: «Вот сволочи!!!»

Был другой забавный случай. У нас худграфе пединститута (ныне БГПУ им. М. Акмуллы, — прим. ред.) преподавательница была молодая. Экзамен ей надо сдавать. Накануне у меня сосед по общаге, курсом старше, медаль за Чернобыль получил. Я говорю: «Дай медаль, я экзамен сдам и верну». Он говорит: «Ладно, но мне самому надо будет — тоже сессия». Отвечаю: «Да я быстро». И вот сижу на экзамене, преподавательнице рассказываю про Чернобыль и тяжелую службу, мол, память иногда пропадает. Вижу по глазам — пятерка мне светит. Она по предмету и не спросила ни разу, разговор сразу про медаль зашел. Тут дверь приоткрывается, Айдар (хозяин медали) просовывает голову и кричит: «Камиль, верни медаль, у меня тоже экзамен!» Пришлось врать, что медалей в военкомате всем не хватило и дали одну на двоих. Этот Айдар сейчас художник, известный музыкант, лидер группы «Гагарин». И мы с ним друзья.

— Вы всегда с иронией относитесь ко всему происходящему?

— Конечно. Но если это не касается семьи, здоровья и свободы. Все остальное — ложь.