«Все крестьяне пришли в Казань, чтобы засвидетельствовать свое почтение главнейшей русской святыне»
Выдержки из вышедшей в свет книги французского путешественника Поля Лаббе о православном празднике в Казани в честь чудотворной иконы
На днях в издательстве «Паулсен» вышла книга французского путешественника Поля Лаббе «По дорогам России от Волги до Урала» (на русском языке), которую он написал более 100 лет назад. Редактор этого издания Игорь Кучумов специально для «Реального времени» подготовил очередной очерк сочинения (перевод с французского — Алсу Губайдуллиной). Сегодня автор возвращает читателя в Казань и делится своими впечатлениями от религиозного праздника в честь Седмиозерной иконы Божией Матери, которая почитается как чудотворная.
Оживление в городе
Гуляя по Казани, я был удивлен множеству нищих на его улицах, именно русских нищих, поскольку у татар не принято просить милостыню: в случае крайней нужды они торгуют лимонами и арбузами. Русские города вечно кишат попрошайками, но никогда я не видел их столько, сколько в этот раз. Я не мог понять, что произошло: город, который всегда казался мне таким безмятежным, стал иным.
Гали, который пригласил меня позавтракать с ним, спросил, почему я уезжаю накануне самого крупного религиозного праздника азиатской России, и посоветовал остаться на несколько дней. Я согласился.
Он же объяснил мне причину оживления в городе и наплыва множества нищих: оказывается, через день начнется празднование в честь Смоленской иконы Божией Матери, и все крестьяне Казанской и соседних губерний, будь то бедные или богатые, оставив свои дома и поля, пришли в Казань, чтобы на въезде в город засвидетельствовать свое почтение главнейшей русской святыне.
Возвращаясь в гостиницу, я встретил полицмейстера, который подтвердил мне сказанное Гали, и тоже порекомендовал поприсутствовать на завтрашнем мероприятии.
Вечером (25 июня (8 июля н. ст.) 1898 года, — прим. Кучумова) с этим согласился гостиничный:
— Вы правильно сделали, что остались, потому что завтра вы увидите святую икону, самую могущественную из всех русских икон!
Произнеся это, он истово перекрестился. Это был очень хороший человек, но, однако, большой воришка, о чем уже давно было известно всем постояльцам.
История одного праведника
В конце XV века некий нищий (речь идет о монахе Евфимии, который пришел в эти места 13 октября 1615 года из Великого Устюга, — прим. Кучумова) прибыл в Казань. Единственным его богатством была Смоленская икона Божией Матери (имеется в виду Седмиозерная (церк.-слав. — Седмиезерная) икона Божией Матери — икона Богородицы, почитаемая чудотворной. Размер 71,4х61,4 см. Является списком со Смоленской иконы Божией Матери. Празднование 26 июля (9 августа н. ст.), 28 июля (10 августа н. ст.) и 13 (26) октября. В настоящее время хранится в Петропавловском кафедральном соборе Казани, — прим. Кучумова). Сам он был родом из окрестностей Смоленска (правильнее — из Великого Устюга, — прим. Кучумова), ныне крупного города в центральной России. Но жизнь в Казани его не прельщала, он не хотел ни работать, ни торговать. Стремясь к уединению и молитвам, странник искал в окрестностях города место, где можно было посвятить себя служению Богу, и подолгу на коленях просил Всевышнего помочь ему в этом.
Однажды он оказался в безлюдной и дикой Седмиозерной пустыни, страдая от изнеможения и голода, но, помолившись, уснул сном праведника. Ему приснился огонь, выходящий из земли. Пробудившись, он побежал туда и увидел большой вековой дуб, на ветвях которого висели приношения, сделанные идолопоклонниками-черемисами своим языческим богам; сии нечестивые дары оскверняли то место, но после молитвы странника на небе сверкнула молния, раздался страшный гром, эхом отозвавшийся вокруг. Сраженный молнией, дуб с треском зашатался и рухнул на землю, его ветви, ствол и корни охватил посланный Богом карающий огонь и испепелил древо начисто, не оставив даже горсти золы. Так оскверненное место очистилось и стало пригодным для отшельничьего скита.
Долгие годы праведник провел здесь в одиночестве, вдали от мирской суеты, принимая несчастных, утешал их, давал советы и молился с ними. Услышав о его святости и воодушевленные его примером, к нему присоединились другие отшельники. Тогда казанский архиепископ поселил его в городе рядом с собой (Евфимий был вызван Казанским архиепископом в Казанский Спасо-Преображенский монастырь Казанского кремля, где впоследствии и скончался, — прим. Кучумова), а в Седмиозерной пустыни порешил основать монастырь (имеется в виду Богородичная Седмиозерная пустынь — православный мужской монастырь Казанской епархии Русской православной церкви к северу от Казани, в пригородном пос. Семиозерка Высокогорского р-на Республики Татарстан. Открыт в 1627 году, первоначально назывался Вознесенским, — прим. Кучумова) и построить храм (имеется в виду возведенный в 1668 году Смоленский собор. До нашего времени не дошел, сохранились лишь руины цокольного этажа, — прим. Кучумова) в честь Смоленской иконы Божией Матери. Строительство было закончено быстро, икону торжественно поместили в храм, и она сразу же начала творить чудеса: дорога из Казани в монастырь была плохой и тяжелой, но как только путник на мгновенье прикасался к иконе, усталость как рукой снимало.
К чудотворной иконе с надеждами
Прошли годы. Архиепископа и святого отшельника уже давно не было в живых, когда в городе вспыхнула эпидемия чумы (это событие имело место в 1654—1655 годы, — прим. Кучумова). Казань, соседние деревни, всю губернию охватил ужасный мор. Умерших было так много, что их не успевали хоронить, оставляя на съедение собакам и волкам. Были совершены публичные моленья, но напрасно; отчаяние охватило губернию. Не зная, кого следует винить в этой напасти, народ начал убивать врачей. И тогда один священник вспомнил о высокочтимой иконе, некогда принесенной святым отшельником. Это была последняя надежда. Все горожане двинулись в Седмиозерный монастырь за иконой и принесли ее в Казань. С ней обходили дома, и везде она возвращала жизнь умирающим и здоровье больным; чума исчезла за несколько дней.
С тех пор иконе приписывается множество других чудес, перечислить которые здесь невозможно. Добрая и жалостливая к обиженным, она в случае необходимости бывает решительной. Очень часто она сама покидала церковь, куда ее приносили и где ей не понравилось, и возвращалась в свой монастырь. Если, напротив, место ей нравится, и она хочет в нем остаться, то делается столь тяжелой, что носильщики не могут ее поднять.
Каждое лето (26 июня (9 июля н. ст.), — прим. Кучумова) в день годовщины избавления от чумы икону с большой помпой привозят в Казань: это главный праздник для города и всей губернии. За иконой едут в Седмиозерный монастырь. Доставив в Казань, ее носят по церквам города, жилищам больных и немощных людей, которые не могут сами прийти к ней. Ночь перед торжественным въездом она проводит в маленьком Кизическом монастыре (Кизический Введенский монастырь(Свято-Введенский мужской монастырь, Кизический мужской монастырь) — ныне действующий православный мужской монастырь в черте Казани, основан в 1691 году, — прим. Кучумова), находящемся в лье от Казани.
На столь великое празднество съезжаются все жители Казанской и соседних губерний. В самый разгар сельской страды они бросают свои дома и урожай, при этом богатые берут с собой в дорогу все свои сбережения, а бедные с характерной для русского человека беспечностью просто стремятся попасть в Казань и присутствовать на торжествах. Они не думают о том, как туда доберутся и как вернутся обратно, идут пешком двадцать, тридцать и даже пятьдесят лье, ночуя под открытым небом и живя на подаяние.
Таким образом, везде сотни несчастных с нетерпеньем ожидают этого празднования. Больные и немощные, они тащатся на дороге с клюкой и узелком с провизией, надежда служит им поддержкой и наставницей. Они верят, что икона избавит их от страданий, а если смерть застанет их в пути, то на все воля божья. Если же святая икона не даст им исцеления, они не держат на нее зла. Видимо, полагают они, она хочет подвергнуть их еще каким-то испытаниям и только потом помочь. Поэтому они не жалеют затраченных усилий и на следующий год вновь идут в Казань, веря, что теперь икона их точно излечит; кроткая вера и смирение с судьбой — в этом вся русская душа!
По всем дорогам тянутся повозки: древние тарантасы, в которых едут, лежа на сене или соломе, и наполовину разбитые неудобные телеги, готовые в любой момент опрокинуться. Рядом с этими первобытными экипажами с трудом плетутся люди, часто просто босиком. Они ночуют во дворах грязных трактиров на окраинах Казани, в городских парках, во рвах кремля и бог знает где еще! Вот несколько приличных на вид, но робких и запуганных чувашей, а вот бредут в Казань несколько диких и недоверчивых черемисов в некогда белой одежде, формально православные, но в душе и по обычаям язычники, они, поверив побасенкам попов и крестьян, оставили свои леса, чтобы увидеть икону, которую почитают самым могущественным идолом своей новой религии.
В день, когда православная святыня, покинув свое постоянное место пребывания, должна была прибыть в Кизический монастырь, я отправился туда впереди толпы паломников. Они разделились на две группы. Первая, состоящая из наиболее ленивых и вполне довольных жизнью, ожидала икону перед монастырем на пыльной дороге, вторая отправилась за ней в Седмиозерный монастырь. Каждый год у мужиков есть два способа ублажить сию святыню: одни борются и даже дерутся за право нести ее, другие толкутся в монастырской колокольне, чтобы получить возможность звонить в колокол по ее прибытии.
У русского народа вообще существует множество религиозных обрядов, причем некоторые довольно опасны для здоровья. Например, каждый год во льду делается прорубь, и священник благословляет реку. Мужики набирают ее в бутыли и пьют, считая священной, а в Москве мне приходилось быть свидетелем, как наиболее истовые верующие даже купались в ледяной воде Москвы-реки, не думая, что это может привести к воспалению легких, ведь освященная вода безвредна для организма!
Праздничное шествие
Благодаря любезности полицмейстера я смог пробраться сквозь толпу и попасть в Кизический монастырь. С высоты его колокольни мне открылось огромное скопище паломников, вдали на фоне голубого неба в лучах солнца ласково и причудливо сияли звонницы Казанского кремля, купола церквей и мечети. Со стороны города двигалось огромное облако пыли, поглощая поднявшую его толпу: у русских принято идти быстрым шагом во время религиозных процессий. Пыль неслась и кружилась, напоминая торнадо.
У ворот монастыря стояли священники в парадном облачении. Внезапно зазвенели колокола и запели дьяконы. Все паломники, несмотря на нещадный зной, обнажили головы; пронесли хоругви, после чего восемь человек вынесли святыню. В тот день только Смоленская икона Божией Матери имела право входить через почетные врата, ее несла плотная толпа грязнущих и покрытых потом и пылью людей. В сопровождении священников, властей и почетных гостей вроде меня икону внесли на территорию монастыря, после чего стражи грубо захлопнули ворота перед носом верующих, лишив их возможности поближе увидеть святыню.
Во дворе монастыря, на открытой площадке перед портиком церкви священники распевали молитвы, за стенами стояла тишина, толпа застыла в смирении, но слабый шум от нее все же доходил до нас. Монастырский двор был слишком мал для того, чтобы вместить всех желающих. Мы оказались в положении осажденных. Над нашими головами плыли облака пыли, через которые с трудом пробивались солнечные лучи.
Пока суть да дело, я осмотрел монастырское кладбище, обратив внимание на примитивные по содержанию надгробные эпитафии, изобилующие орфографическими ошибками, погулял по кедровому и еловому парку, а затем вышел на главный двор. Из подворотни виднелось множество переминавшихся ног. Внезапно во двор залетела палка, и вскоре ее владелица, довольная своей выдумкой низкорослая крестьянка, чтобы ее достать, пролезла под воротами и оказалась внутри монастыря. Ее примеру тотчас же последовала другая, затем полезла женщина постарше, но, обладая пышными формами, она смогла протиснуться в подворотню только наполовину и застряла, став похожей на большую жужжащую муху, живьем пригвожденную к картонке коллекционера. Чтобы освободиться, ей приходилось грести, как пловец, руками, вызывая у окружающих смех, но все было тщетно.
На следующий день икона прибыла в город и сразу была помещена в соборе Казанского кремля. Кремлевские ворота находятся на почти прямоугольной площади, рядом расположены музей и здание городской думы (Городская дума — представительный орган власти в дореволюционных городах России. Здание Казанской городской думы располагалось на ул. Воскресенской, ныне ул. Кремлевская, 1, — прим. Кучумова), откуда открывается вид на степь. Из окна городского органа власти я долго смотрел на толпу. У русских она совершенно не похожа на нашу, она более пестрая, состоит из ярко одетых мужчин и женщин, но не столь эмоциональна, не блещет радостью, не извергает неожиданные и озорные шутки, как наша, готовая хохотать над чем угодно. У русских людское скопище зачастую напоминает религиозную общину: оно легко управляемо и монолитно, что стороннему наблюдателю может показаться демонстрацией истинного величия.
«Кремлевские ворота находятся на почти прямоугольной площади, рядом расположены музей и здание городской думы». Фото art16.ru
Вслед за главным соборным колоколом зазвонили все городские колокола. Солнце сияло на инструментах военного оркестра, встречавшего у ворот кортеж с иконой. Величественно, в сопровождении духовенства, окруженный хоругвями медленно прошел архиерей, и толпа, прежде почти безмолвная, вовсе затихла. Мужики первых четырех рядов крепко сцепили руки, чтобы сдержать напор тысяч людей. Вдруг по собравшимся, застывшим в тягостном ожидании, пробежал трепет. Людская масса содрогнулась и охнула: то явилась святыня!
Впереди нее шли губернатор и городской голова, оба при полном параде. В былые времена они сами несли ее в Казань. Архиерей склонился перед образом и помолился. Стоящие рядом с ним чиновники опустили головы, городской глава и сотрудники администрации встали перед иконой на колени, после чего архиерей широким жестом благословил народ.
Зрелище было незабываемым — белые стены кремля, костюмы, позолоченные ризы сияли в лучах солнца, тысячи обнаженных голов склонились ниц, тысячи рук в едином порыве творили крестное знамение…
Во время своих долгих странствий по европейской части России и Азии я не раз был свидетелем подобных празднований, которые, как правило, заканчиваются массовой пьянкой и громкими песнями находящихся в невменяемом состоянии мужиков и… да, увы! — баб. Я ожидал, что и на этот раз все завершится этим, но, к моему великому удивлению, вечером в городе стояла тишина, было безлюдно и ничего не напоминало о недавнем торжестве.
Предчувствие меня не обмануло: шагая при свете луны вдоль кремлевских стен, я, наконец, увидел, как пьяненький мужичонка, распевая песню, изо всех сил карабкается по склону кремлевского холма, всякий раз кубарем скатываясь вниз. Отлежавшись, он, продолжая что-то орать, возобновлял свои попытки. В одну из них он едва не попал под экипаж, в котором проезжал полицейский чин. Взбешенный этим, страж закона выскочил из повозки и, схватив пьяницу за шиворот, бросил его к себе. Упершись ногой в грудь выпивохи, чтобы тот не выпал по дороге, полицейский приказал кучеру ехать в ближайший околоток. Каково было видеть все это! С одной стороны коляски свешивались ноги, а с другой голова несчастного. Немного очухавшись, пьяница вновь заорал свою песню.
Наступила ночь. Гуляя вокруг кремля, я различил во мраке несколько живых силуэтов. От них отделилась девушка, которая подошла ко мне и попросила милостыню. Оказалось, что она была с молодым человеком и дряхлым стариком. По словам девушки, они пришли из Симбирской губернии. В молодости их дедушка видел столько чудес, сотворенных Смоленской иконой Божией Матери, что, несмотря на свой возраст, болезни и немощь, решился прийти в Казань, чтобы выздороветь от лицезрения святыни. Но сейчас он просто сидел на краю какой-то ямы. Я спросил, стало ли ему лучше, но ответа не получил.
— Не могу знать, — по-армейски ответил за него парень.
— Он говорил, — добавила девушка, — что мучения его прошли. Сейчас он, кажется, спит и, возможно, видит во сне праздник и Божию Матерь, которая излечила его!
Я дал девице несколько монет и пошел прочь, представляя, как сейчас из пустынной и спящей Казани по всем дорогам и во все концы тянутся домой больные и измученные паломники, получившие небольшое утешение, такие, как этот молчаливый старик, обессиленный и, возможно, доживающий последние дни, он перед уходом в мир иной будет вспоминать весь блеск сегодняшнего празднования, великолепие позолоченных риз и сияние серебряных окладов икон.
См. также:
«Нынешние французы так любят Россию, что вскорости сделают царя Николая своим императором»
«Башкиры — прежде это были славные люди. А теперь совершенно испортились: пьют и курят!»
«Едва между башкиром и русским намечается дружба, муллы и попы сразу же хотят их поссорить»