Иранское кино: спасательный круг для Голливуда или рождение нового искусства?

Обратный отсчет пошел

Современный кинематограф приучил зрителей быть ленивыми. Вернее, не приучил, а стал потакать нашей склонности избегать всего, что требует хоть каких-то мало-мальских душевных вложений. Современное кино больше не предъявляет к зрителю никаких повышенных требований, равно как и зритель не ищет в этом виде искусства ничего возвышенного. Глубина картины должна быть примерно равной глубине ведра попкорна, а информация имеет главное свойство: возможность быть проглоченной мгновенно, без каких-либо интеллектуальных и эмоциональных усилий. Тот момент, когда прекрасное в кино раз и навсегда заменит зрелищное, можно будет считать если не смертью, то как минимум точкой обратного отсчета к мгновению окончательного растворения важнейшего из искусств во вселенной постмодерна.

Очень хотелось бы верить, что спасением кино может стать отечественная киношкола, с ее ныне здравствующими гениями, способными передать лучшие традиции советского самобытного кино. Однако все, что выходит на большой экран сегодня, вызывает как минимум противоречивые чувства, собственно, как и гении, которые либо уже состарились и покинули любимую профессию, либо просто не в состоянии предложить что-то по-настоящему интересное. Нельзя отрицать и то, что каждый год выходит с десяток по-настоящему хороших фильмов и у нас в России. Но как показать эти вещи на большом экране, когда эфир забит очередным «Трансформером» или марвеловским супергероем?

Кинематографический Drang nach Osten

Спасение кинематографа не стоит ждать с Запада. Мир, избравший для себя абсолютным божеством материю, вряд ли сумеет породить нечто революционное, способное в корне изменить суть вещей. И проблема не в том, что там нет людей со свежим ясным взглядом и идеями, способными поставить с ног на голову наше привычное представление, что кино — это развлечение, просто антагонист в лице зрителя, голосующего рублем или долларом за тот или иной блокбастер, не даст шанса этому перевороту случиться.

Эволюционный путь развития кино сегодня не позволяет надеяться на то, что этот вид искусства естественным путем способен выходить на более высокие уровни. Очевидно, что кино будет подчиняться как политическим требованиям законодателей современных «человеческих ценностей», которые на поверку оказываются лишь лоббированием интересов малых групп граждан, так и общечеловеческому стремлению к упрощению и покою.

Создатели кино будущего должны осознать тот факт, что основы, на которых зиждется современная индустрия кино, на глазах утрачивают духовную составляющую, а это значит, что и зритель в конце концов окончательно перестанет ассоциировать этот вид искусства с чем-то возвышенным, и он вскоре превратится в аттракцион веселых картинок.

Если революции в кино и суждено случиться, то, вероятнее всего, произойдет она в той части света, где материальный мир еще не до конца покончил со своим антиподом — миром духовным. Революция в кино произойдет в той части света, где самая настоящая революция может случиться уже сегодняшним вечером или случилась вчерашним утром. Революция в кино произойдет на Востоке, где новый Эйзенштейн будет иметь азиатский разрез глаз, новый Феллини — смуглую кожу и будет изъясняться на хинди, а новый Жан-Люк Годар — водружать знамя кинематографа будущего в Тегеране.

Персидское вдохновение

Одна из восточных стран, где, вероятнее всего, может случиться кинематографический Ренессанс — это государство, живущее более тридцати лет под жесточайшими санкциями Запада (а не как мы 2—3 года), — Исламская Республика Иран. Уже сегодня эта страна вышла на передовые позиции по кинопроизводству, но тратит на фильмы в десятки и сотни раз меньше, чем киноиндустрия Запада. Да, там не обнаружишь блокбастеров и фантастических киноэпопей, там не возносят местных звезд экрана на Олимп всеобщего поклонения, хотя популярность их, без сомнения, очень высока, обороты кинопроката здесь на несколько порядков слабее. Однако важно понимать, что кино в Иране обладает совсем иной сущностью и социальной направленностью. Это чувствует и западный зритель, который смотрит иранские фильмы с большим интересом, интуитивно ощущая, что именно здесь он сможет если не объединиться, то как минимум соприкоснуться с чем-то по-настоящему ценным.

Восток дает зрителю, который видит в кино не только калейдоскоп спецэффектов, надежду, что еще не все потеряно, и, как ни странно, именно Голливуд возносит сегодня восточное кино на уровень культового. Требующая новой крови, Фабрика грез ежегодно привлекает иностранных специалистов, подспудно обращая наше зрительское внимание на эту малоизученную в кинематографическом плане часть света. Пытаясь не задохнуться в собственной клипово-спецэффектной эстетике, Голливуд черпает новые мысли и идеи на Востоке, чтобы рассовать их в яркую упаковку с названием из латинских букв и продать нам во много раз дороже.

Как скоро этим путем Голливуд выроет себе могилу, предугадать сложно, но с каждым годом это все более походит на паническую рефлексию некогда успешного художника, которому больше нечего сказать, при этом он вынужден без зазрения совести грабить более молодых и наивных. Сомнений нет лишь в одном: рынок наших глаз и ушей этот Молох без боя не отдаст, и биться за него он будет до последней капли крови. Вопрос лишь в том, как скоро наши глаза, уши, а тем более сердца перестанут покупаться и продаваться так дешево, как это случается сегодня.