Дело декабристов

Дело № 69

Список декабристов, которые в ходе следствия или после приговора повредились рассудком, прискорбно длинен: Булатов, Петр Бестужев, Горожанский, князь Шаховской, Николай Бобрищев-Пушкин, Андрей Борисов, Ентальцев, возможно, Батеньков, вероятно, Враницкий... Но, похоже, среди участников движения был еще один, чье безумие начало развиваться задолго до декабрьских событий и кого при этом никто не почитал за сумасшедшего. Просто удивлялись странному его характеру. Между тем чтение многочисленных сочинений Дмитрия Завалишина (преимущественно мемуарного содержания) не оставляет сомнений в том, что он с юных лет страдал манией величия.

Странный вообще человек. Маленького роста, сероглазый, с детским личиком, которое за время каторги дополнилось длинной, как будто приклеенной бородой, и главное — страшно неуживчивый. Трудно назвать того, с кем он не поссорился и кого не обвинил во всех смертных грехах в своих сочинениях.

В эпопее декабристов он занимает особенное место. Кое-кто из товарищей по каторге вовсе не признавал за ним право именоваться декабристом — например, Петр Свистунов. Трудно сказать, был ли Завалишин участником какого-либо тайного общества и заговора, — вернее всего, он был основателем и единственным членом собственного тайного общества, вождем и единственным участником собственного — всемирного — заговора.

Дмитрий Иринархович Завалишин
Православный.
Родился 13 июня 1804 года в Астрахани.
Отец — Иринарх Иванович Завалишин, генерал-майор, умер в 1821 году. Мать — Мария Никитична, урожденная Черняева, умерла в 1810 году. Мачеха — Надежда Львовна, урожденная Толстая. Братья: Николай (мореплаватель), Александр, Ипполит. Сестры: Екатерина, Надежда.
Воспитывался в Морском кадетском корпусе, куда определен в 1816 году гардемарином. В 1819 году выпущен мичманом и после четырехмесячного крейсирования по Финскому заливу оставлен при Кадетском корпусе. В 1822—1824 годах находился в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер». Предпринял попытку создать организацию «Орден восстановления», о чем в 1822 году написал Александру I. В декабре 1824 года произведен в лейтенанты, в начале 1825 года поступил в 8-й флотский экипаж.
В событиях 14 декабря 1825 года участия не принимал: находился в отпуске в Симбирске.
Приказ об аресте подписан 30 декабря 1825 года. Арестован в Симбирске, доставлен в Петербург, после допроса освобожден. Вновь арестован 2 марта 1826 года, содержался в Главном штабе, затем заключен в Петропавловскую крепость.
Осужден по I разряду, приговорен в каторжные работы вечно; срок сокращен до 13 лет.
Приметы: рост два аршина четыре и одна восьмая вершка, лицо смугловатое, глаза серые, нос посредственный, туповат, волосы на голове и бровях темно-русые.
Каторгу отбывал в Читинском остроге и Петровском заводе. В 1839 году обращен на поселение в Читу. В том же году женился на Аполлинарии Семеновне Смольяниновой (умерла в 1847 году).
После амнистии 1856 года оставался в Чите, в 1863 году был выслан в Казань, затем жил в Москве. В 1871 году вторично женился — на Зинаиде Павловне Сергеевой.
Умер в Москве 5 февраля 1892 года.

Александр Беляев, из «Воспоминаний»:

«Это был молодой человек с необыкновенными способностями. Он отлично учился в Корпусе, отлично знал математику, а когда приехал в Петербург, он уже знал многие языки, изучив их во время плавания».

Об успешном начале службы говорит и назначение летом 1822 года на фрегат «Крейсер»: судно готовилось к далекому и весьма ответственному плаванию, и отбор офицеров в команду был строгим. На «Крейсере» Завалишин принял участие в кругосветной экспедиции под командованием капитана 2-го ранга Михаила Лазарева (в этом же предприятии участвовал лейтенант Вишневский, в будущем декабрист), однако плавания не закончил: в мае 1824 года был отозван из Новоархангельска (ныне Ситка, США). Прибыл в Петербург в ноябре того же года. Что было причиной отзыва? Конечно, не обошлось без конфликта с командой, но главное не это. По версии Завалишина, его призвал государь для личной встречи и обсуждения некоего важнейшего проекта. Все дело в том, что еще в начале плавания, в Англии, Завалишин составил некую секретную записку и отправил ее императору Александру I. Речь в ней шла об учреждении всемирного сообщества под названием «Орден восстановления», цель которого — распространять все хорошее и противостоять всему плохому.

Из «Записок» Завалишина:

«Свободное обсуждение дел в печати свободной страны (Англии. — А. И.-Г.) открыло мне несомненно, что государь опять склонился в сторону ошибочной политики, поэтому я решился не медлить более... и написать ему на Веронский конгресс, требуя личного свидания и желая объяснить, что он не туда идет и не туда ведет Россию, куда следует. Я знал, что этот поступок мог стоить мне потери всей карьеры, может быть, и вечного заточения, если бы меня сочли за сумасшедшего, но в моем убеждении это была последняя минута, когда можно было остановить государя. К сожалению, письмо мое не застало уже государя на конгрессе, и мне пришлось отправиться из Англии в поход далее. Тогда я решился воспользоваться по крайней мере этим случаем, чтобы устроить дело о присоединении Калифорнии».

Цитируемый фрагмент не оставляет сомнений в диагнозе. Восемнадцатилетний мичман, начитавшийся английских газет, точно знает, куда следует вести Россию, и пишет об этом сорокапятилетнему императору, заседающему на международном конгрессе, требуя немедленно призвать его в советники. В ожидании ответа он готов мимоходом разрешить второстепенный вопрос — о присоединении Калифорнии к российской короне. Мы не знаем, что именно подумал Александр I (сам, кстати, в прежние годы не чуждый глобальному прожектерству), когда ознакомился с посланием, но принятое им решение вполне понятно: отозвать бойкого офицерика из экспедиции, пока не натворил чего, и держать под присмотром в Петербурге, наградив чином за усердие.

По прибытии в Петербург Завалишин около месяца ждал высочайшей аудиенции, но вместо нее получил два известия, одно радостное, другое не очень: он произведен в лейтенанты, но проект «Ордена восстановления» государем расценен как неудобоисполнимый. В январе 1825 года лейтенант Завалишин получил назначение в 8-й флотский экипаж с предписанием «находиться при береге».

Не имея возможности реализовать проект во всемирном масштабе или хотя бы в масштабе Русской Калифорнии, Завалишин принялся искать сподвижников в Петербурге и вербовать их в свою секту. Имея прямое отношение к Русско-американской компании (экспедиция Лазарева финансировалась отчасти ею), беспокойный лейтенант не мог не вступить в контакт с Рылеевым. Последнего, как мы знаем, очень интересовали вольнодумные флотские офицеры. Независимо от того, был Завалишин принят Рылеевым в Северное общество или нет, он оказался дополнительным связующим звеном между заговорщиками и флотом.

Из следственного заключения:

«Показания на него по роду своему разделяются на 4 разряда: 1) действия Завалишина на Беляевых, Арбузова и Дивова и приуготовление их ко введению в России федеративного республиканского правления; 2) убеждение в необходимости истребления императорской фамилии; 3) известность Завалишина о тайных обществах, их главнейших намерениях и предприятиях и времени исполнения оных; 4) Орден восстановления как средство к ниспровержению в России самодержавия...»

Не предвидя от судьбы подвоха, лейтенант испросил отпуск и в конце 1825 года отправился в родовое имение, в Симбирскую губернию. Там находился во время междуцарствия и декабрьских событий. Имя его было названо на допросах Дивовым, а затем и другими моряками.

В дальнейших действиях власти по отношению к Завалишину наблюдаются неуверенность и колебание. 30 декабря подписан приказ о его аресте; фельдъегерь мчится за ним в симбирскую глушь. 18 января он допрошен в Петербурге — и тут же освобожден. Два месяца спокойно служит начальником Модель-каморы — Морского музея, главою которого совсем недавно был Николай Бестужев. 3 марта вызван в Главный штаб и снова арестован. Месяц содержался там же, в Главном штабе, и лишь 4 апреля переведен в Петропавловскую крепость.

Немедленно пишет прошение на высочайшее имя, дабы «лично быть представленным его величеству для открытия всей истины и доказать неприкосновенность свою к какому-либо преступлению». Николай I, как и покойный брат его, уклонился от встречи с настойчивым преобразователем мира. Через председателя Следственного комитета Татищева и коменданта Сукина Завалишину было предписано, «если он действительно невинен... тем более желать, чтобы законным и подробным образом исследованы были все имеющиеся против него показания». От арестанта последовало новое прошение — сослать его в монастырь. В оном также отказано.

Следственное дело Завалишина — одно из самых объемных среди дел декабристов. За три месяца оно распухло почти до двухсот листов — в семь раз больше, чем дело Лунина. Вопросные пункты, очные ставки, сличение показаний, два письма покойному императору, приобщенные к делу... Возникает впечатление, что сами следователи не могут понять, всерьез ли это и надобно ли арестанта покарать или же, пожалев, отпустить на поруки доктора. Свидетельства о республиканском правлении и намерении истребить августейшую фамилию, независимо от степени их достоверности, перетянули чашу весов.

Свою роль в судьбе Дмитрия Завалишина сыграл и его младший брат, восемнадцатилетний юнкер Ипполит. Это вообще потрясающая личность — патологический доносчик. Много лет спустя один из его начальников, западносибирский генерал-губернатор Густав Гасфорт, подсчитает, что только за семь лет пребывания в Кургане ссыльнопоселенец Ипполит Завалишин подал по инстанциям 183 доноса и кляузы. Интересно, что доносил он не только на врагов, но и на друзей, благодетелей и даже на родных. Вероятно, первой пробой пера стал его донос на брата Дмитрия — развернутый опус, который он не затруднился лично вручить Николаю I, когда тот прогуливался в Елагином парке. В бумаге было написано, что брат Дмитрий — государственный изменник и получает огромные деньги от иностранных держав для осуществления переворота в России.

В результате Дмитрий Завалишин оказался в Сибири.

С товарищами по каторге отношения у Завалишина по понятным причинам не сложились. Отзывы о нем делятся на две группы: отчужденно-удивленные и откровенно неприязненные.

Александр Бестужев, из показаний на следствии:

«Флота лейтенант Завалишин — бойкая особа, но чересчур с заносчивым воображением».

Александр Фролов, Петр Свистунов, из статьи «Воспоминания по поводу статей Завалишина»:

«Д.И. Завалишин с нами не обедал (пищу его составляли кедровые орехи по преимуществу), а гулял на том же дворе с отпущенной бородой, что было тогда диковинкой, в шляпе с широкими полями и с Библией в руках, чем и обратил на себя внимание горного унтер-офицера, приносившего нам обед, который, передавая о жизни заключенных жене горного чиновника Смольяниновой, сообщил ей, что в числе узников есть святой человек, который не ест никогда скоромного и всегда читает душеспасительные божественные книги. Г-жа Смольянинова, будучи сама женщиной религиозной, познакомилась с Д.И. Завалишиным и тут же предложила ему невесту — свою младшую любимую дочь (свадьба состоялась через 12 лет)».

С 1839 года жил на поселении в Чите. Женился на Аполлинарии Семеновне Смольяниновой, дочери горного чиновника. В 1847 году овдовел. После амнистии 1856 года остался в Чите. Занимался писанием мемуаров, публицистикой и разоблачительной деятельностью, направленной, в частности, против губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева (с 1858 года — графа Муравьева-Амурского), инициатора присоединения к России Приамурья и Дальневосточного Приморья. Дело кончилось тем, что в 1863 году по высочайшему повелению Завалишин был выслан из Читы под надзор в Казань — редчайший случай высылки из Сибири на запад, в Европу. Вскоре получил разрешение на жительство в Москве. В 1871 году женился вторично на девятнадцатилетней Зинаиде Павловне Сергеевой, дочери титулярного советника. В этом браке родились шестеро детей, из которых до взрослых лет дожили дочери Мария, Вера, Зинаида и Екатерина. В последние десятилетия жизни яростно полемизировал в печати с другими остававшимися в живых декабристами. Пережил их всех, а также и свою вторую жену.