Третья Гора: улица мещанских самостроев, тенистых садов и санатория для нервнобольных

Все меняется, меняется и город, исчезают дома, а порой и улицы. Тот район Казани, о котором пойдет речь, преобразился полностью. И цель этих заметок — напомнить о тех, кто жил на Третьей и Второй Горе и на Кирпично-Заводской улице.

Жители Третьей Горы

Интерес мой к улицам, известным под названиями Первая, Вторая и Третья Гора, появился не сразу.

Сначала было обычное любопытство. Оно усилилось, когда покойная матушка сказала, что дом наш был на Третьей горе. Потом давняя подруга матери показала мне этот дом на местности, там подоспела и заметка из «Казанского Телеграфа», где моя прабабка Феодосия Христофоровна Закржевская резко осуждалась за суровое обхождение с девочкой-прислугой.

Чуть позже нашлись и архивные документы, касающиеся ее дома на Третьей Горе, — так Третья, а за ней и остальные Горы стали предметом моего специального интереса, который естественно распространился и на ближайшие Кирпично-Заводскую, Муратовскую и всевозможные Солдатские улицы.

Третья гора. Дом Феодосии Закржевской

Не стану писать о древней истории этого района: читатель может найти соответствующие сведения в работах других авторов. А мы проследим историю застройки этого района и по необходимости бегло познакомимся с теми, кто здесь жил.

Итак, еще в 1860-х годах здесь стали появляться дома казанских обывателей. По большей части это был самый что ни на есть самострой; о несоответствии застройки района Первой, Второй и Третьей Гор Уставу строительному писал «Казанский биржевой листок» даже в 1880-х годах. Адресно-справочные книги и адрес-календари дают представление о владельцах построек, то взбиравшихся вверх по всем трем Горам, то прятавшихся в глубоких оврагах между ними. Кстати, некоторые улицы в этой части города так и назывались: например, овраг между Первой и Второй Горой.

Опорными источниками для анализа сословного состава жителей могут служить оба (первое и второе) издания «Справочной книги города Казани» Ивана Иванова — эта книга вышла в 1894 и 1895 годах почти сразу после постановления городской Думы об упорядочивании нумерации домов, и в ней наряду с владельцами впервые в казанской практике указаны и их номера. Из почти сотни (в книге есть и пропуски) указанных в книге домов по Третьей Горе подавляющее большинство принадлежит мещанам. За ними следуют лица крестьянского сословия, чиновники и купцы, причем последние два сословия представлены единицами домовладельцев.

Постепенно положение меняется. В «Адресной книге г. Казани», изданной в 1906 году, увеличилось число купцов и чиновников, еще больше их стало, если верить списку домовладельцев из справочника «Вся Казань», изданного в 1910 году. Упомянутая книга говорит о доме Агафьи Тимофеевны Поляниной на Третьей Горе. Этот дом, выстроенный в стиле грубоватого деревянного модерна, еще в начале 1990-х стоял на улице Калинина под номером 25. Вообще-то дом был выстроен Алексеем Прокопьевичем Поляниным, состоятельным купцом, имевшим еще один дом на Петропавловской улице, в центре города. Но по купеческому обыкновению тех лет, недвижимость часто записывалась на имя жены: финансовая фортуна изменчива, а на имущество супруги в случае разорения взыскание не обращалось.

Третья гора. Слева дом Полянина №25

Во дворе дома стоял флигель, внешняя отделка которого искусно имитировала каменную постройку. На самом же деле флигель был двухэтажным деревянным, сохранившим признаки былого благоустройства, строением. Именно к этому флигелю мы с товарищем и подошли во время очередного тура по казанским дворам осенью 1984-го. Сделав несколько снимков, разговорились с жильцами в попытке узнать что-то о доме. Любезные обитатели флигеля рекомендовали нам старушку, знавшую, по их словам, все. А знала она действительно много и рассказывала интересно.

Так мы узнали, что еще здравствовавший в ту пору Владимир Алексеевич Полянин, известный геолог, профессор Казанского университета, был сыном того самого Алексея Прокопьевича. Потом уже в телефонной беседе старый геолог рассказал о том, как его не хотели принимать в университет, — ведь он был купеческого происхождения.

Перед тем, как проститься с любезной рассказчицей, мы поинтересовались ее именем — ведь надо же было сослаться хоть на устный, но все же источник. Старушка ответила — Халима Ибрагимовна. Мы стали настаивать и на фамилии. Тогда она, как нам показалось, без особой готовности произнесла: Кешнер.

Я несколько остолбенел от необычного сочетания, а потом осторожно уточнил: из тех Кешнеров? Старушка улыбнулась и ответила: из тех, из тех. Тут уж и речи не было о том, чтобы уходить. Рассказ Халимы Ибрагимовны был настолько интересен, что, придя домой, я немедленно записал его и сейчас корю себя за то, что куда-то пропали два листка из записи. Но и без них рассказ захватывает.

Ну когда бы я мог предположить, что эта старушка с Третьей Горы находится если не в родстве, то в свойстве с Давидом Иенсеном, автором той самой скульптуры богини Гигеи, что стоит перед клиникой баронета Виллие в Петербурге и которой ежегодно накануне выпуска курсанты Военно-медицинской академии натирают до умопомрачительного блеска груди?

Здесь жил до переезда на Айвазовского, 19 выдающийся теплоэнергетик, будущий академик Вячеслав Евгеньевич Алемасов

Ниже полянинского дома стоял дом №15. Здесь жил до переезда на Айвазовского, 19 выдающийся теплоэнергетик, будущий академик Вячеслав Евгеньевич Алемасов. Здесь уместно подчеркнуть, что он настоящий академик, а не член тех академий, что плодились со скоростью кроликов в последнее время.

В этом же районе жил другой выдающийся ученый — физиолог-классик Сергей Петрович Шестаков. Доктор греческой словесности, статский советник, ординарный профессор Казанского университета по кафедре греческого языка и литературы, секретарь историко-филологического факультета, преподаватель высших женских курсов, член Попечительского совета Казанского учебного округа — вся эта гроздь званий и должностей принадлежала Сергею Петровичу, сначала проживавшему в доме Соловьева на Первой Горе, а потом построившему свой деревянный, необычно вытянутый в длину дом по несуществующей уже Односторонке Третьей Горы.

Перед Первой мировой войной Третья Гора превратилась в сравнительно благоустроенную улицу, главным достоинством которой были тенистые сады в большинстве домовладений. Именно это обстоятельство в сочетании с отсутствием пыли, этого бича Казани, было наверняка учтено доктором Клячкиным, владельцем лечебницы на Вознесенской (ныне ул. Островского), при выборе места под небольшой санаторий для нервнобольных.

«Адрес-календарь на 1915 год» говорит о том, что на Третьей Горе появились дома нескольких отставных генералов, а их превосходительства, даже отставные, не селились абы где. Зеленой и уютной Третья Гора оставалась и после революции. После муниципализации домов последовала их демуниципализация, но даже оставшиеся в ведении ЖАКТов дома еще долго сохраняли большие сады во дворах.

Дом 56 в суровые военные годы дал приют А.Ф. Платэ, выдающемуся советскому химику-органику

На четной стороне улицы для меня лично был дорог дом 28 — это им владела строгая прабабка. Удалось найти даже тех, кому сдавались комнаты в ее двухэтажном доме и проследить судьбы, порой трагические, некоторых из жильцов. Для всех остальных наиболее интересен, скорее всего, был бы дом 56. Это строение в суровые военные годы дало приют А.Ф. Платэ, выдающемуся советскому химику-органику и очень порядочному человеку: воспоминания об Альфреде Феликсовиче нельзя читать без чувства глубокого уважения.

Здесь же жил во время эвакуации и другой ученый физико-химик, будущий академик и Герой Социалистического Труда Николай Маркович Эмануэль.

Здесь же жил во время эвакуации Николай Маркович Эмануэль

Через семь домов от «нашего» дома стоял дом Эммы Мельхиоровны Рам, в замужестве Штранге. Да, Штранге — это тот самый полковник-эмигрант, сын которого, будущий известный историк, был агентом НКВД. От него ниточка ведет к другу Марины Цветаевой Сергею Эфрону. Ну а племянница Эммы Рам, Валерия или Lery, станет на некоторое время сиамской принцессой. Впрочем, я довольно сильно отклонился от темы. Домов этих уж нет, время неумолимо.

Вторая Гора — пропавшая жемчужина Казани

Вторая Гора ближе к центру города, чем Третья, а с 1906 года трамвай, спускавшийся с большим риском с Университетской, а затем круто взбиравшийся по Ново-Горшечной, соединил ее с Кремлем.

С семидесятых годов позапрошлого века на Второй Горе стоит здание Женской учительской семинарии, а в 1915 году ее украсила Психиатрическая клиника университета. Перед Первой мировой войной улица уже представляет собой замечательный уголок Казани: красивые, по большей части двухэтажные, дома радуют глаз разнообразием фасадов, во всех домах есть водопровод (Третья Гора этим похвастаться не могла), а в иных, не исключая и деревянных, были ванны.

Вторая гора. Церковь Кирилла и Мефодия, справа женская учительская семинария

На улице живет приличная публика: купцы, доктора, священники, чиновники. Разумеется, есть и домовладельцы-мещане, но домовладельцев-крестьян нет вовсе. Один из просторных двухэтажных домов принадлежал землемеру Удельного округа коллежскому асессору Н.А. Насидзе. Одну квартиру в этом доме снимал преподаватель по классу живописи Казанской художественной школы Павел Петрович Беньков, а в другой жительствовал жандармский ротмистр Николай Владимирович Кирсанов. Стоит отметить, что Николай Александрович Насидзе, домохозяин, состоял под негласным наблюдением жандармов.

Не будем писать здесь об общеизвестном — о здании городских училищ в самом начале Второй Горы и о давно снесенном полукаменном здании Казанского добровольного пожарного общества под Третьей Горой. В последнем здании сочетались (уж не сказать за давностью лет, насколько удачно) пожарный обоз на первом этаже и Гоголевская аудитория, порой громко именовавшаяся театром — на втором.

Кирпично-Заводская: живописцы, ваятель, архитектор

И об училище, и о Гоголевском театре написано достаточно, а поэтому перейдем на другую улицу — Кирпично-Заводскую. Уже само название говорит о ее истории – здесь стояли кирпичные сараи для формовки и обжига кирпича.

Как-то гуляя по Кирпично-Заводской, я обратил внимание на дом 11: во-первых, на величину окна мезонина, уж очень оно было велико, а во-вторых, на выпиленные из дерева наличники, изображавшие коней. Закралась мысль, что здесь жил человек, не чуждый изобразительному искусству: занятия живописью или ваянием требуют хорошего естественного освещения.

Так оно и оказалось. Читая воспоминания П.А. Радимова, известного казанского художника, я наткнулся на то место, где он пишет о событиях октября 1917 года и упоминает о доме Г.А. Медведева с широким окном на втором этаже — студии Григория Антоновича.

Дом Г.А. Медведева

Через некоторое время документы из фонда Казанской городской думы и управы сняли последние сомнения. А из «Адреса-календаря Казанской губернии на 1915 год» мы узнаем, что преподаватель русской истории и истории искусств Казанской художественной школы Павел Андреевич Радимов квартировал в доме заведующего школой Г.А. Медведева.

На Кирпично-Заводской жил и преподаватель той же школы по классу живописи Христофор Николаевич Скорняков. Спроектировал и построил здесь свой дом Карл Людвигович Мюфке, увековечивший себя проектированием и постройкой комплекса Николаевского императорского университета в Саратове. Построенные им казанские особняки, безусловно, симпатичны. Но надо видеть Саратовский университет, чтобы понять, что у Мюфке главное, а что второстепенное. Надо сказать, что и другие известные в казанском художественном мире и прикосновенные к КХШ люди жили неподалеку: живописец Иван Андреевич Денисов в собственном доме на Первой Горе, скульптор Василий Семенович Богатырев в доме Башмакова на Второй Горе, а на 2-й Солдатской (нынешней ул. Достоевского) жил Николай Иванович Фешин.

Рассказ об этих улицах можно было продолжить: здесь был дом купца Шевлягина, где останавливался похититель явленной иконы Казанской Богоматери Чайкин, здесь разворачивались события офицерского заговора во время эсеровского мятежа летом 1918 года, здесь была построена и долго служила людям Шамовская больница… Но у нас не монография, а всего лишь заметки.