Рафаэль Хакимов: «Дудаев благодарил меня за подарок…»

Чечня: привкус смерти

Второй раз на Кавказ я попал во время чеченского конфликта. Времена сильно изменились. Когда-то спокойный Кавказ, где можно было ходить в одиночку, не пугаясь хулиганов, теперь стал театром войны и разборок бандитских групп.

Моя миссия была миротворческой и довольно простой — надо было оценить, что происходит в Чечне на самом деле. Разведка предсказывала быструю победу российской армии («две недели»), но война оказалась затяжной, и в Москве не знали реальную обстановку.

Президент Ингушетии генерал Руслан Аушев встретил меня в Назрани и поселил в гостинице в строящейся новой столице Магас. МВД предоставило машину с охраной. Хотя моя миссия была инициирована и одобрена премьер-министром России Виктором Черномырдиным тем не менее опасность исходила с обеих сторон — как с чеченской, так и со стороны федералов. В Москве были разные силы («голуби» и «ястребы»), о чем меня заранее предупредили.

На границе с Чечней меня и охранника встречал племянник Дудаева, он с боевиками повез нас через горы в Бамут и дальше. На границе я в последний раз позвонил по спутниковому телефону домой и отключил его. Над нами барражировал самолет-разведчик. При нем нельзя было «светиться». Позже Дудаев погиб именно из-за разговора по такому же телефону, ракета полетела прямо на источник сигнала.

Наш «УАЗик» тихо полз по крутым склонам. Под ногами лежали автоматы, гранаты, рожки с патронами. Порой машину так наклоняло, что казалось — непременно скатимся в ущелье. Сопровождающие тотчас открывали двери и зависали на них в качестве противовеса. Тогда я проникся большим уважением к неприхотливому и невзрачному вездеходу. Там, где ни один импортный внедорожник не способен был пройти, «УАЗик», урча, пробирался.

На вершине горы дорога закончилась, оставались только тропы. Пришлось идти пешком по минным полям. Приближалась весна, снега уже не было, но трава еще не проклюнулась, и деревья стояли голыми. Боевики зелень ждали с нетерпением. Она скрывала их передвижения в лесу, а также прорастала черемша — важный продукт питания.

На наше счастье в отсутствие травы хорошо были видны зеленые противопехотные мины («лягушки»). Их с самолета разбрасывали в шахматном порядке. Порой встречались мины, реагирующие на шум, тогда приходилось говорить шепотом и не шаркать ногами. В лесу не было ни одного живого дерева. Их макушки были «подстрижены» с вертушек (боевых вертолетов). В стволах деревьев торчали осколки снарядов. Днем отсиживались в каком-нибудь доме. Время тянулось до отупения. Боевики в основном говорили об оружии. Так я узнал, почем на рынке автомат Калашникова, пистолеты Макарова, ТТ, Стечкина.

— А где берете патроны?

— Покупаем у русских. И консервы там же берем.

— Они спокойно продают?

— За водку все можно выменять.

По открытой местности передвигались с наступлением темноты. Порой чеченцы договаривались с российскими военными — боевики подходили к КПП и просили не обстреливать, пока мы идем через долину. Так мы сокращали путь. Пробираясь ночью по линии фронта, порой слышали голоса федералов. Именно там я потерял чувство страха.

Это была странная война. По сути, никто не хотел воевать по-настоящему.

Так добрались до окопов, где было относительно безопасно. Обедали в блиндаже. По крыше стучали осколки от снарядов. В окопах я беседовал с боевиками. Многие из них приезжали на линию фронта после работы. Другие же постоянно воевали. Один пожаловался, что он ничего больше делать не умеет и после войны найдет страну, где происходит конфликт, и поедет в качестве наемника. Грустно.

Встреча с Дудаевым не состоялась, хотя я добрался до его штаба и переговорил с его людьми. В это время сам Дудаев оказался в другом конце Чечни, все дороги развезло дождями и невозможно было добраться до него. Надо было ждать где-то неделю, а я исчерпал лимит времени. Впрочем, моя главная миссия состоялась, я узнал реальную обстановку, увидел состояние российской армии и непреклонную позицию боевиков. Противостояние боевиков и российской армии на ближайшее время не имело перспективы. На прощание оставил для Дудаева часы с исламской символикой. Позже мне передали, что он благодарил за подарок и отругал своих помощников: «Он мне такие часы привез! А вы даже пистолет не подарили». Только пистолета мне и не хватало.

Возвращались другим маршрутом, заметали, так сказать, следы. Проехали через Грозный, он напоминал Сталинград во время войны — ни одного живого дома, кроме бензинового завода. Завод по-прежнему работал, на нем интересы боевиков и федералов каким-то образом сошлись. Нефть в Чечне высокого качества, бензин из нее получали даже на самодельных заводиках, прямо во дворах. Перед воротами выставляли трехлитровые банки с указанием сорта бензина. У них, кстати, мы и заправлялись.

Проехали около 10 КПП. Неказистые «жигули» не вызывали подозрения. Особо опасные КПП приходилось объезжать на рейсовом автобусе. За городом ждала машина из Ингушетии.

На следующий день улетал в Москву. Министр МВД Ингушетии на прощание с облегчением вздохнул:

— Слава богу! Наконец-то уезжаешь. Пришлось всю милицию ставить на ноги для твоей охраны.

Сам министр провожал до самолета, не столько из уважения, сколько чтобы удостовериться, что точно улетел.

В Москве я дал интервью, объяснив, что российская армия небоеспособна. Боевики не могли победить, их накрывала дальнобойная артиллерия, а также вертушки делали свое дело. Создалась патовая ситуация, лучше было договариваться.

Поднялся шум, мол, я опорочил российскую армию. Как я мог?! Черномырдин звонил в Казань с требованием: «Остановите Хакимова!». Но я сказал о том, что видел своими глазами, не более того, собственно, для того меня и посылали. В том, что у разведки были другие сведения, я не виноват.

На мое счастье на Северный Кавказ поехал генерал Лебедь. Он высказался в своей обычной резкой манере: «Армия деморализована». После этого М. Шаймиев мне заметил: «Ты, оказывается, был прав, а ведь я вначале не поверил».

Я часто вызывал двойное неудовольствие. Первый раз, высказывая неудобную мысль. Второй раз, когда оказывался прав. И то и другое людям не нравится. Всем удобно плыть по течению и говорить как все, показывая свою солидарность с властью.

Как-то в Москве вновь увиделся с Аушевым и он, обнимая, воскликнул: «Рафаэль, ты все еще живой!».

Продолжение следует

* Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов