«Алдаровщина»: как башкиры планировали создать чингизидское ханство на Урале и в Сибири

Алдар Исекеев был крупнейшей фигурой башкирской истории XVIII века, хотя в течение этого бурного столетия на историческую арену выходило много других почти эпических персонажей. Это — Тулькучура Алдагулов, Юсуп Арыков, Бепеня Турупбердин, Кильмяк Нурушев, Салават Юлаев и др. Но все они при несомненных качествах военных и духовных лидеров башкирского народа не шли ни в какое сравнение с Алдаром. Знаменитый тархан и батыр был не просто вождем башкирского восстания 1704—1711 годов, но в первую очередь политиком, который вынашивал грандиозные геополитические проекты и ставил целью изменить вектор башкирской истории. Его деятельность оставила неизгладимый след в истории не только Башкортостана, но также Казахстана и России.

Сила и слабость башкирского общества

Башкирское общество на протяжении многих веков своей истории балансировало между двумя типами организации, попеременно трансформируясь то в вертикально, то в горизонтально интегрированную систему. В первом случае возникало государственное образование во главе с правителем, во втором — акефальная («безглавная») полития, состоявшая из нескольких десятков самоуправляющихся кланов. Падишах, малик (царь) и правитель (princeps) Башкирии упоминаются такими авторами, как Рашид ад-Дин, ал-Мас'уди, Иоганка Венгр соответственно, что можно трактовать как наличие государства, хотя само это понятие является неоднозначным. Некоторые исследователи отказывают многим политическим образованиям, например, королевствам германцев, тюркским империям (Тюркский, Хазарский, Кимакский каганаты) и даже Киевской Руси в праве именоваться государствами. По отношению к ним, по их мнению, предпочтительнее использовать термин «полития», которым обозначается более широкий спектр форм политической организации (вождество или чифдом, сложное и суперсложное вождество, государство).

«Государь всей Баскардии», упоминавшийся Иоганкой Венгром в 1320 году, в дальнейшем исчезает со страниц письменных источников. По всей видимости, это было следствием давления внешних факторов, приведших к трансформации властной вертикали в акефальную политию (союз башкирских кланов). Кстати, инволюция государственности и урбанистического уклада в результате междоусобиц и эпидемии чумы в XIV веке наблюдалась на большей части Золотой Орды. В этот период времени исчезают не только ордынские города Сарай, Маджар, Увек, но и города Башкирии (городище Уфа-2 и др.), которые описывал ал-Идриси.

Почему в башкирском обществе исчезла вертикаль власти? По всей видимости, это было связано с резкой депопуляцией Башкирии и падением материального уровня, в результате чего общество оказалось не в состоянии содержать надобщинные структуры (ханский двор, бюрократия, регулярное войско и т. д.). Аналогичный процесс наблюдался в доисламской Аравии. Как пишут А.В. Коротаев, В.В. Клименко и Д.П. Пруссаков, «арабы выработали эффективные средства адаптации к социально-экологическому кризису VI века во многом благодаря массовой трансформации политических структур аравийских государств, протогосударств и вождеств в племенные политические структуры».

В акефальных политиях господствовали демократические начала, имевшие большой потенциал сопротивляемости попыткам подчинить их сверху. В 1709 году казанский губернатор П.М. Апраксин писал Петру I: «О тех башкирцах доношу тебе, государю: народ их проклятой, многочисленной и военной, да безглавной, никаких над собою начал, хотя б так как на Дону подобно атаманы, и таких не имеют, принятца не за ково и чтоб особно послать не х кому…». Другой стороной акефальных политий — положительной или отрицательной в зависимости от угла зрения — было слабое влияние элиты на народные массы и, наоборот, зависимость элиты от них.

Башкирское общество состояло из трех социальных страт: 1) в центре находились свободные общинники или ясачные башкиры, именовавшие себя асаба (от араб. «асабийа»; صَبِيَّة), сверху находились башкиры, несшие ханскую (затем царскую) службу и входившие в сословия тарханов, мурз и служилых татар; 3) внизу находились арендаторы земель асабитов — тептяре и бобыли, которые экономически зависели от первых. Но, самое интересное, башкирская знать также была зависима от общинников, вернее, от общественного мнения.

Б.А. Азнабаев пишет: «…статус тархана сам по себе не гарантировал никаких преимуществ в башкирском обществе, если не был сопряжен с такими свойствами, как лидерские качества, богатство, щедрость и военная удача. В противном случае их привилегии оспаривались сородичами». Например, башкиры-асаба Юрматынской волости сгоняли с родовой вотчины Москова Татигачева, сына служилого князя Татигач-бия, владевшего поместьем в селе Шадки Казанского уезда. Общинники не приняли в расчет заслуги его отца, который в 1609 году принял русское подданство от имени своего клана Юрматы. Таким образом, башкирская элита (князья, тарханы, дуваны, старшины) не имела никаких рычагов давления на общинников (асабитов), что сильно мешало проводить какую-либо политическую линию, которую она считала целесообразной.

Батыр побеждает тархана

Алдар Исекеев, родившийся около 1667 года, происходил из потомственных тарханов Бурзянской волости. Его прапрадед Байсары служил еще во времена ханов. После вхождения Башкирии в состав Московского царства, состоявшегося в начале XVII века, дед Алдара Кадырбек Байбахтин получил тарханную грамоту уже от русских монархов: в 1628 году царь Михаил Федорович повелел «ему Кадырбяшке будучи в тарханех государевы станичные службы и посылочные всякие службы служить с своим братьем с князи и тарханы и дуваня…». Алдар унаследовал титул деда и в качестве тархана принял участие в Крымских походах 1687 и 1689 годов, закончившихся неудачей для русского войска.

Во время Азовских походов 1695 и 1696 годов он опять находился на военной службе и на этот раз прославился своей доблестью и силой. Перед штурмом турецкой крепости Азов по средневековому обычаю был устроен поединок богатырей противоборствующих сторон. Со стороны турецкого гарнизона был выставлен черкесский воин, а со стороны русской армии — Алдар. В указе Анны Иоанновны 1734 года этот факт упоминался в таком виде: «…он, Алдар служил и был в Крымском и в Азовском походех, и в Азовском походе ранен тремя ранами, и выезжал на поединок и убил выезжего напротиву себя Черкешенина, також и поймал собою языка одного Крымчинина, и объявил блаженныя и вечно достойныя памяти Его Императорскому Величеству Петру Великому…».

Вернувшись домой, Алдар-тархан несколько лет почивал на лаврах азовского героя. По меркам тогдашнего времени он был баснословно богатым человеком, имевшим около 8 тысяч лошадей, а также жалованные царем вотчины, не считая долей в общинных землях клана Бурзян и общественном фонде башкирского народа. Кроме того, он имел большой денежный оклад, получаемый из казны. Вероятно, в эти же годы он был избран главой (ага) Бурзянской волости. Однако его безмятежная жизнь вскоре закончилась, так как правление Петра I вызвало череду восстаний на окраинах государства, в том числе в Башкирии. В 1704 году в Башкирию приехали прибыльщики Ижорской (Семеновской, Ингерманландской) канцелярии А. Жихарев и М. Дохов. Главой этого учреждения был первейший на Руси взяточник и казнокрад «светлейший» князь А. Меншиков. Поэтому неудивительно, что прибыльщики произвели, по словам башкир, «ругательственные дела», то есть надругались над их религиозными чувствами и просто здравым смыслом. Например, они установили, что при совершении никаха теперь должен был присутствовать не только мулла, но и поп с целью приобщения башкир к христианству. Не менее абсурдным был так называемый «налог с глаз». Башкиры должны были платить по 2 алтына с черных глаз и по 8 — с серых и голубых. Всего чиновники придумали 72 «новоприбыльные статьи», после оглашения которых этих прибыльщиков, подьячих и толмачей башкиры «били и зашибли и наказ в воду уронили».

Для усмирения начавшихся волнений в феврале 1705 года в Башкирию был отправлен комиссар Ижорской канцелярии по Казанскому уезду А. Сергеев, которому были приданы шесть регулярных полков (четыре солдатских и два драгунских). Он потребовал от выборных башкир подписать бумагу о согласии с 72 «новоприбыльными статьями». Однако те отказались ставить подписи «без мирского согласия». Тогда А. Сергеев решил устроить им «угощение»: «…вина и меду поставя и зелья положа, в неволю поил, кто и век свой меду и вина не пивали, азей (то есть хаджи, — прим. авт.) и муллов и ахунов их поил; а ежели кто не станет пить, тех бив палками и насильно поил, и напившися де лежали без памяти, и лежачих де людей порохом палил, солому огнем зажигал, на руки свечи прилеплял, другим в горсти пороху насыпав огнем палил, а збережась лежалых людей сызнова подняв по неволе поил, хотя поморить (…) всякому пьяному лежачим людям, держав против солнца зеркало свое, рожи и головы жег и, который тронется, еще поил, чтобы поморить…». От такого «угощения» умерло несколько человек.

Бесчинства одного из ближайших сотрудников «светлейшего» князя А. Меншикова вызвало стихийное восстание. На Ногайской дороге Башкирии лидером восставших стал Иман-батыр, а на Казанской — башкир Байларской волости Дюмей Ишкеев, который жил в ауле Димитарлау (баш. «пашня Дюмея») нынешнего Сармановского района Татарстана. На ликвидацию башкирского бунта, а также Астраханского восстания в конце 1705 года был отправлен фельдмаршал Б.П. Шереметев. Астраханцы были довольно легко разгромлены, но с башкирами петровский военачальник предпочел договариваться через знакомых ему по Шведскому походу башкирских тарханов, воевавших под его началом в 1701—1705 годах в Лифляндии. В письме к канцлеру Ф.А. Головину он выражал свои опасения: «…вторично подтверждая, доношу Вам, что больше надобет от башкирцев опасения иметь, нежели от астраханцев. Вам известно, сколько их много, и каракалпаки с ними, и до самой Сибири все орды. Унимать их будет с трудом. Не надобет их слишком злобить, пóлно нам покуда шведов».

В марте 1706 года их выборные встретились с фельдмаршалом в Астрахани, откуда во главе с Дюмеем Ишкеевым они были отправлены в Москву для изложения своих претензий царю. Однако, казанский воевода Никита Кудрявцев написал донос «светлейшему», в котором указывал: «ослаба» башкирам со стороны Б.П. Шереметева неприемлема, и князь Меншиков принял соответствующие меры. Царь, рассмотрев дело башкирских послов, отписал канцлеру Ф. А. Головину: «Воров башкирцов, которых в Посольский приказ прислал с Низу господин фельдмаршал Шереметев, Дюмейка Ишкеева с товарищи, для подлинного розыску отошли в Казань, к Никите Кудрявцеву». Тем самым Петр I передал судьбу челобитчиков на рассмотрение самого объекта их исковой жалобы, то есть попросту подписал башкирским посланцам смертный приговор. По приезде домой Дюмей Ишкеев был немедленно схвачен и казнен. Неправосудная расправа с Дюмеем не только убедила весь башкирский народ в бессмысленности апелляций к верховной власти, но и в том, что именно с ее одобрения А. Сергеев глумился над национальными и религиозными чувствами башкир. Алдар Исекеев долгое время оставался внешне безучастным и до последней возможности проявлял сдержанность, находясь перед сложнейшей дилеммой. В конечном итоге он сделал выбор в пользу поддержки своего восставшего народа. Батыр, то есть неформальный народный лидер, победил в нем тархана — «служилого башкирца» и государева человека.

Источники противоречат друг другу: одни сообщают о привезенном хане-кубанце, то есть из Кубанской ногайской орды, подвластной Крымскому ханству; другие пишут о привозе хана из «Киргиз-кайсацкой орды», то есть из Казахского ханства. Третья версия изложена одним из потомков сибирского хана Кучума, султаном Муратом Кучуковым, находившимся в качестве аманата в Джунгарии: «…приехали из Сибири башкирцы в ево в Чагана-Раптана (джунгарский хунтайджи Цэван-Рабдан, — прим. авт.) владенье для торговых промыслов, и из тех башкирцов владенья отца ево Бечим Кайбулин и другие башкирцы, человек с 3 (…) говорили ему, что де им уфинцам чинятся великие налоги от прибыльщиков, которые сидят в Казани из боярских людей и другие худые люди, и в казанских пригородах, и на Уфе, и от тех налог быть им тут под державою великого государя не мочно (…), а ему бы Мурату над ними башкирцами быть салтаном, для того, что у них башкирцов особаго владельца не выбрано». Слова султана Мурата, что прибывшие в Джунгарию башкиры были из «владенья отца ево», являются указанием на их подданство хану Кучуку, отцу Мурата, избранному правителем Башкирии во время восстания 1662—1667 годов. Таким образом, султану Мурату как представителю династии Кучумовичей-Шибанидов и потомку «природных» сюзеренов башкир было предложено занять вакантное место хана, пустовавшее более 30 лет. Он согласился и вместе со своим племянником Ибрагимом отправился из Джунгарии в Башкирию.

Сражение под Юрактау

По прибытии в Башкирию они пребывали в Бурзянской волости — в вотчинах тархана Алдара. Об этом вскоре узнали в Уфе и на поимку «хана-кубанца» (власти полагали, что Мурат и Ибрагим приехали с Кубани) было отправлен отряд во главе с князем Иваном Ураковым. Произошел бой, в результате которого Ураков был вынужден отступить обратно в Уфу. Рубикон был перейден, поскольку Алдар поднял оружие на «государевых людей», поэтому ему ничего не оставалось, как перейти к решительным действиям. Он привез Кучумовича Ибрагима под Уфу на речку Берсувань (Чесноковка), где с незапамятных времен происходили всебашкирские съезды. Там прозвучала его предвыборная речь, так как в эгалитарном башкирском обществе невозможно было действовать, не получив поддержки большинства. Башкир Сызгинской волости (по озеру Тургояк) Ялпай-батыр, присутствовавший на съезде, по возвращении домой предупредил русское население: «…сказывайте своим русским людем, чтобы русские люди жили с великим опасением и береглись воинских людей, у нас башкирцы думают думу недобрую (…). Стоит де наш царь Салтан под Уфинским городом на речке Чесноковке в 3 тысячах [человек] и с Ураковым у него Салтана был бой, и прислал де к ним в вотчины башкирские свое знамя и коня, и велит под знамя нам башкирцам всем збиратца, и притти к себе в войско под Уфинский город на Чесноковку речку: и хочет Уфинский город взять и уездные деревни вырубить, и хвалитца идти на сибирские слободы и деревни, и говорит де такие речи, я де ваш прямой царь и не берет де меня ни огонь, ни вода, и хочет в сибирских слободах и деревнях жить, хлеба и сена все вытравить. И с Ногайской де дороги башкирцы все ушли к нему Салтану в войско под Уфинский город…». Политическая программа «прямого царя», вернее, стоявшего за его спиной Алдара, прозвучала четко и ясно: реставрация чингизидского ханства на Урале и в Сибири со всеми вытекающими последствиями. После этого Ибрагим-султан (по чингизидской «табели о рангах» титул султана соответствовал принцу) был провозглашен ханом Башкирии.

Приготовления башкир стали известны правительству. В Уфе был спешно сформирован усиленный полк (1 300 человек) из местных и казанских служилых людей, во главе которого был поставлен казанский дворянин и «полководец» П.И. Хохлов. Из Казани были высланы пехотный и драгунский полки С. Аристова и И. Риддера. Кроме того, на помощь прибыл 5-тысячный башкирский отряд, сформированный в волостях по реке Ик («Ицкие волости»), под командованием тархана Кучума Тулякаева из рода Тамъян. Таким образом, правительственные силы насчитывали более 8 тысяч воинов против 3 тысяч Алдар-батыра. У последнего не было никаких шансов на победу. Однако уфимский воевода допустил серьезный тактический просчет, которым не преминул воспользоваться взбунтовавшийся герой Азовского похода.

16 ноября 1707 года, не дожидаясь прибытия подкреплений из Казани, Лев Аристов приказал уфимскому полку Хохлова выступать в одиночку, вероятно, по причине ограниченности условий для постоя такого числа войск. Через три дня в Уфу пришли казанские полки С. Аристова и И. Риддера, которые выступили вслед за уфимцами. По пути следования все три полка должны были соединиться, но не успели. Отряд Кучум-тархана шел параллельно уфимцам. 4 декабря 1707 года близ горы Куш-тау (шихан Куштау северо-восточнее современного Стерлитамака, — прим. ред.) полк Хохлова встретился с 3-тысячным отрядом Алдар-батыра.

К этому времени посланцы последнего уже успели переговорить с Кучумом о том, чтобы он, если и не перешел на сторону повстанцев, то хотя бы выступил посредником в переговорах с Хохловым. Как рассказывал казак Петр Губарев, «Кусюм батырь с войском пришед к ним в степи и говорил их полководцу Петру Иванову сыну Хохлову (…), что де воевать полно и с Айдаром де батырем помиритесь; и хотел де он Кусюм их уфинцов с ним Айдаром мирить». Затем обе стороны обменялись заложниками (аманатами): Хохлов дал Кучуму 50 уфимцев, а Кучум дал Хохлову 50 башкир.

После этих слов Хохлов, видя неоднозначность ситуации, повернул обратно в сторону Уфы. Однако пройти он успел лишь несколько верст до следующей горы Юрак-тау (шихан Юрактау, — прим. ред.), где был атакован башкирами: «…и на дороге де Кусюм батырь да Айдар батырь с войском своим, Кусюм с пятью, Айдар с тремя тысячами, стали их Уфинской полк из ружья бить и учинили на дороге с ними бой; и на том де бою их уфинцов побили и снаряд 5 пушек и мелкое ружье, и всякие воинские припасы побрали до приходу к ним уфинцам с Уфы 2 казанских полков…»

Опоздавшие к сражению казанские полки были атакованы на марше и также обращены в бегство. Вместе с двумя сотнями выживших уфимцев они укрылись за стенами Соловаренного (Курпеч-Табынского) городка. Упоминавшийся выше пленный татарин Булак Акбулатов показывал, что «на тех боях Иманко батырь и иные многие знатные башкирцы побиты, а Кусюмко батырь ранен, а редовых башкирцов побито много». Весть о победе Алдар-батыра над тремя полками регулярной армии, один из которых были полностью уничтожен, разнеслась по всему Уралу, Поволжью и Западной Сибири. Началось поголовное восстание башкир, вошедшее в историю под названием «Алдаровщины», «Алдаровской войны» или «Алдар-Кусюмовского бунта».

Продолжение следует