Камиль Исхаков: «Рубин» — мой сыночек»

Начнем с Болгарской академии. Хотелось бы услышать оценку первого месяца работы с научной, духовной составляющей. Как климат? Что-то изменилось в течение месяца?

— Давать оценку самому себе, своему труду, будет не особенно правильно. Я могу просто отчитаться, но оценку давать не могу, пусть люди сами оценивают. Была проведена изумительная, огромная работа, особенно во главе с Минтимером Шариповичем (Шаймиевым, — прим. ред.), когда за один год прошло строительство такого великолепного здания учебного заведения, которое создано на болгарской земле. Это очень большая работа, мы создали организацию — аппарат Болгарской исламской академии, которая сегодня выполняет все установленные законом нормы и правила в части обучения и по части простой хозяйственной жизни, со всех сторон.

Мы уже и через казначейство финансируемся, и выполняем все остальные моменты, то есть организация уже живет, действует. Мы смогли получить лицензию на образовательную деятельность. Из Рособрнадзора, из Москвы приезжала достаточно строгая комиссия, они нас экзаменовали. По многим вопросам мы поняли, что мы не очень подготовлены, в этом смысле к нам отнеслись снисходительно, некоторые мелкие ошибки нам простили. И нам дали лицензию. Ее мы получили официально, со всеми шероховатостями, которые были, но внесли исправления, сами исправили свои ошибки.

В итоге мы приступили к образовательной деятельности на законном основании, сформировали контингент учащихся и преподавателей, 104 человека подали заявления, чтобы поступить к нам на учебу. Мы провели отбор, комиссию, соответствующие вступительные экзамены, испытание выдержали 68 человек. Было 65, еще троих мы успели 31 августа дополнительно экзаменовать, и в конечном итоге, 68 человек — это наш нынешний студенческий корпус.

«За один год прошло строительство такого великолепного здания учебного заведения, которое создано на болгарской земле. Это очень большая работа». Фото Олега Тихонова

Его структура такова, что 16 из них учатся в докторантуре, а остальные 52 человека — в магистратуре. При этом часть из студентов постоянно живет и учится в Болгаре, но есть и небольшая очно-заочная группа, которую мы сформировали в Казани. У нас просто назрела такая потребность, поскольку сегодня в нашем Российском Исламском институте (РИИ) есть большая группа преподавателей, которые готовят бакалавров, при этом сами имеют звание бакалавров, им надо обучиться и получить звание магистра. И они активно начали учебу, находят свободное время в своей работе. Такая группа из 14 человек обучается в том числе и в Казани. Но они обучаются и тут, и там, они едут в Болгар, когда туда приезжают всемирно известные ученые. В общем, они у нас учатся в обоих местах по своему специальному расписанию. У нас сформирована и группа преподавателей — это три иностранца и три российских доктора наук, которые ведут у нас преподавательскую деятельность. Кроме этого, есть еще и привлеченные преподаватели. Вот уже приезжал доктор Буга, это очень известный ученый в исламском мире, он отчитал свой курс лекций дополнительно к нашим преподавателям.

А среди наших преподавателей есть три иностранных специалиста — это доктор ас-Саади, очень известный шейх в исламском мире. Он уже больше года у нас, сначала занимался всей подготовительной работой у меня в аппарате, а сейчас занимается преподавательской деятельностью.

Еще один иностранный преподаватель — очень известный человек, в течение 11 лет своей жизни был муфтием Палестины и многие годы преподает в аль-Азхаре, он тоже приехал к нам и читает свои лекции. И кроме того, сейчас уже достигнута договоренность с третьим преподавателем иностранцем, это Хамделла Сафти, достаточно молодой доктор. Но формально говоря, доктором он должен стать в декабре, у него уже пройдены все этапы обучения и защиты, осталась формальная сторона вопроса. В исламском мире он тоже известный человек — многие годы преподает в Египте, в Каире. Таким образом, у нас есть три постоянных преподавателя-иностранца.

Я уже оговорился о том, что к нам подъезжал доктор Буга, тоже известный ученый. Он и сам уже давнишний доктор наук, у него шестеро детей — тоже доктора. Он говорит: «Если я постарею и заболею, то дети приедут работать за меня». Он уже прочитал курс лекций, а самое главное — привез свой учебник. После этого он провел маленький экспресс-экзамен по своему прочитанному курсу. И, к сожалению, у нас не все студенты выдержали этот экзамен, только 19 человек смогли его пройти. Но поскольку это промежуточный экзамен, мы не будем их отчислять, пока не будем принимать такие крайние меры, хотя потом это должно быть обязательно.

«Нам нужно, чтобы люди приобрели знания, чтобы мы как можно быстрее заполнили тот вакуум, который у нас был почти 80 лет, я имею ввиду наши атеистические крайности». Фото Олега Тихонова

И мы им сказали: «Ребята, вот вы составили свои конспекты, когда он вам преподавал, у нас в библиотеке 35 учебников, купленных у него. Пожалуйста, берите в библиотеке, читайте эти дела и готовьтесь». Мы подписали с ним договор о том, что он с 12 по 22 февраля (следующего года, — прим. ред.) еще раз приедет, при этом заранее пришлет свой второй учебник. Поэтому мы попросили наших учащихся подготовиться более основательно, ведь в конце он будет принимать экзамены, по итогам которых мы сделаем выводы относительно умений студентов, их работы и так далее.

Мы собираемся привлечь еще порядка 10—15 иностранных ученых высокого международного уровня, чтобы они приезжали и читали свои учебные модули, на подобии того, что Буга делал у нас. Они тоже будут читать по модулям и принимать свои экзамены, давать дополнительные знания нашим студентам, в принципе, это очень полезно.

Помимо этого, у нас будут преподавать порядка 12—15 лучших ученых Российской Федерации в области ислама. Список уже сформирован. Допустим, Пиотровский приедет 5 октября, с ним уже есть договоренность, он у нас будет читать. И такие ученые приедут к нам, отчитают свои курсы и лекции, начиная с октября. Таким образом, в нашем штате работают шесть профессоров, и порядка 25 человек мы будем привлекать дополнительно, поэтому наши студенты смогут получить достаточно хороший объем знаний.

Также я в обязательном порядке провожу встречи с нашими студентами, интересуюсь тем, как у них организован быт, довольны ли они питанием, которое мы им даем, довольны ли они уровнем организации учебного процесса, его насыщением. Нам нужно насыщать учебный процесс компьютерными программами и разработками. Обо всем этом я буду их расспрашивать каждый месяц, мы с ними договорились, что в анонимной форме будут оцениваться преподаватели, чтобы мы и их тоже подтягивали. Нам нужно, чтобы люди приобрели знания, чтобы мы как можно быстрее заполнили тот вакуум, который у нас был почти 80 лет, я имею ввиду наши атеистические крайности. И сейчас мы будем заключать договоры с международными высшими учебными заведениями, которые имеют высокий рейтинг в мировом сообществе, в исламском мире, на совместную подготовку наших специалистов. А это значит, что у нас будут согласованные модули, по которым мы будем давать знания с учетом наших специалистов. Самая главная цель всего этого в том, что мы будем выдавать двойной диплом, — диплом Болгарской академии и того высшего учебного заведения, с кем у нас будет договор на совместную подготовку специалистов.

Мы хотим сделать так, чтобы у наших ребят, в дальнейшем, может, и девчат, не было желания ехать учиться за границу, потому что им дипломы мы будем давать прямо здесь.

«Пусть к нам приезжают учиться все, кто может. Сейчас у нас в группе, которая состоит из 38 человек, 20 татар, 7 дагестанцев и так далее. Среди наших студентов есть узбеки, есть казахи и так далее». Фото Олега Тихонова

К нам приедет ректор, проректор и еще один ведущий специалист из Марокканского университета для того, чтобы мы заключили с ними договор на эту тему. Мы избрали Марокко не просто так, а потому, что среди тех, кто живет, работает и преподает по ханафитскому мазхабу, больше всего нам подходят они (марокканцы, — прим. ред.) и сирийцы.

Мы не бежим за саудовцами, мы к этому относимся разборчиво и изначально сказали преподавателям, которые к нам приезжают: «Уважаемые преподаватели, в нашем уставе написано, что мы готовим ханафитов по ханафитскому и шафиитскому мазхабу». Потому что это те же дагестанцы, кавказцы, и мы к этому открыты для всей России.

Пусть к нам приезжают учиться все, кто может. Сейчас у нас в группе, которая состоит из 38 человек — 20 татар, 7 дагестанцев и так далее. Среди наших студентов есть узбеки, есть казахи и представители других национальностей. Вот и генеральный консул Казахстана к нам обратился. Говорит: «Вы нам на будущий год дайте квоту какую-то, чтобы мы могли подготовить людей и направить их на обучение к вам».

То есть появляется некий первичный интерес, из-за того, что у нас очень хорошие условия, — и питание, и проживание, и тем более возможности для обучения. У нас есть 19 аудиторий различного калибра. И задача наша как раз такая, чтобы к нам действительно стремились ехать учиться. Но это будет зависеть не только от внешнего благоустройства, но и от внутреннего содержания заведения. Нужно, чтобы мы давали те предметы и знания, которые необходимы.

Татарская богословская история очень длинная и богатая, как это будет использоваться?

—С теми, кто сейчас поступил к нам в докторантуру, мы работаем над этой темой отдельно, чтобы поднять все эти пласты очень большого богатства татарского богословия. Богатства непревзойденного.

Если говорить серьезно, то мы все время скромничаем, тем не менее, в свое время издавалось более 30 тысяч трудов наших ученых, они легли в основу всего мирового ислама. Но мы просто не кричим обо всем этом, у нас нет цели кого-то принизить или приподнять, дело не в этом, а в конечном итоге. Мы должны сами раскопать до деталей свое наследие и поставить все на свои места в мировом масштабе. Но поставить аккуратно, без шума, без криков. Мы не такой народ, чтобы локтями расталкивать себе место, нам такого не надо, мы будем работать с ними по-умному.

«У нас очень хорошие условия — и питание, и проживание, и тем более, возможности для обучения. У нас есть 19 аудиторий различного калибра. И задача наша как раз такая, чтобы к нам действительно стремились ехать учиться». Фото Олега Тихонова

16 будущих докторов наук, которых мы начали готовить в сентябре, уже прошли определенное обучение, сейчас они работают над тем, кого из научных руководителей себе избрать и какую тему взять для докторской диссертации. Это очень сложно.

При этом в перечне тем докторской диссертации мы поставили приоритетом наше богословское наследие.

У нас создается центр общероссийского наследия, в нем мы будем все расставлять по своим полочкам. Потому что ислам в принципе пришел раньше на северный Кавказ, чем к нам, но и там ислам пришел несколько в ином виде, нежели у нас. Ведь у нас он пришел как государственная религия, в 922 году он стал как бы конституцией Булгарского государства. Он был принят на государственном уровне всеми руководителями нашего государства того времени, и в этом смысле мы, конечно же, имеем приоритет во всем.

Хотя мы для ислама самая непонятная, самая северная точка в мире. Ну ничего, мы будем умом и знаниями доказывать свою состоятельность в этом плане.

Момент выбора ректора, он шел до последнего. Все-таки остановились на кандидатуре Рафика Мухаметшина. Каким образом вы рассматривали кандидатуры и какие задачи перед ними были поставлены?

— Вы затронули очень сложный вопрос. Потому что фигура ректора должна, во-первых, соответствовать всем нормам закона. А закон говорит о том, что у него должна быть ученая степень. Я себя изначально ректором не видел и сказал: «Нет, я не будут ректором». Потому что я уже изначально сказал себе, на основе своего личного опыта, что я не буду гоняться за научными званиями, потому что я занимался другим делом, и считал неправильным для себя присвоить звание. Хотя вы знаете, достаточно много людей говорило, что по совокупности тех трудов, которые изложены в докладах и материалах, которые через меня прошли за время моей работы, даже по совокупности этих трудов можно было бы (получить ученую степень, — прим. ред.). Но я для себя сделал зарок, потому что я сам по специальности радиофизик, занимался и дипломными работами, и всем остальным на конкретных физических цифрах, примерах выстраиваемых графиков и так далее. Это я понимал — ученость, звание и тому подобное. А все остальное я не понимал, например, совокупность трудов по экономике и так далее, поэтому я для себя зарок еще тогда сделал — «Нет».

И здесь то же самое с первых дней. Мне многие говорили, мол, давайте, станьте ректором, но я сказал: «Нет». Я живу абсолютно своей жизнью и отдаю сам себе отчет. Я стопроцентный мусульманин. Я прошел все, имею все 5 столпов: и хадж, и умры, и все остальное. И 6 лет назад, даже чуть побольше, когда умирал мой папа, я встал на намаз по его просьбе. А раз встал на намаз, то я ничего не делаю в жизни просто так, для картинки, тем более для умирающего отца. Это было пережито, это мое решение, и я уже встал на намаз окончательно. И я к этому пришел из одного простого убеждения — не может человек жить, не веря во что-то.

«Я считаю, что правильно сделал, что в итоге согласился на эту работу. Потому что я так знаю ислам по-настоящему, все понимаю, он во мне живет, и я преклоняюсь Аллаху. Это у меня совершенно не наигранное никакое, это очень серьезная моя жизненная часть». Фото Олега Тихонова

Я искренне верил в идеалы социализма, коммунизма, в идеалы той партии, в которой я многие годы состоял. И в идеалы общества, в котором я жил. Это была моя главная вера. А потом у меня отняли эту конфетку, как у ребенка, и я остался в зоне, когда верить уже не во что. То, во что я верил, этого не стало — это разбомбили в одночасье.

И свершилось даже более страшное. Но не в том, что мы поменяли экономические и социальные отношения, не это самое страшное оказалось. Оказалось, страшным то, что умудрилось это сообщество, которое этим занималось, нашего человека переделать. Вот это для меня самое страшное. Но это все равно состоялось. От этого никуда не денешься, и я, конечно, искал, во что дальше верить и как дальше жить.

И вот мои поиски меня привели к этому, это было после того, как я уехал из Казани на Дальний Восток. Там я увидел мир другими глазами, по-другому посмотрел на жизнь. А потом и на Ближний Восток, когда уже посмотрел, как живет исламский мир. Я тогда все больше и больше приходил к этим убеждениям, и когда вернулся оттуда, то папа окончательно поставил меня на правильный путь. Я ему очень благодарен в этом плане.

Поэтому я считаю, что правильно сделал, что в итоге согласился на эту работу. Потому что я так знаю ислам по-настоящему, все понимаю, он во мне живет, и я преклоняюсь Аллаху. Это у меня совершенно не наигранное никакое, это очень серьезная моя жизненная часть. У меня и дети в исламе все, у меня в этом смысле очень все хорошо складывается, правильно. Но я не являюсь ученым в этом вопросе. Поэтому я себе однозначно сказал, что я не буду (ректором Болгарской академии, — прим. ред.). И мы все вместе здесь занимались подбором ректора.

Внутренне мы давно уже остановились на кандидатуре Рафика Мухаметшевича. Но нам не хотелось оголять этот участок, который за ним, я имею ввиду Российский исламский институт и Казанский исламский университет. Не хотелось оголять ради этого, потому что это не будет академией, если не будет этих институтов, которые нам готовят бакалавров. К нам же должны прийти бакалавры, из которых мы делаем магистров и докторов наук. Не хотелось нам этого делать, мы очень долго терпели, искали, смотрели. Но к сожалению, дали о себе знать эти 80—100 лет, когда мы были атеистами, когда мы рушили, ломали, жгли, убивали. Это все касается лично меня, моей жизни. В 1937 году обоих моих дедушек расстреляли здесь, на Черном озере в Казани, потому что они были служителями ислама. И когда мы сами истребили весь слой ученых, то где нам их теперь взять, где найти нормальных богословов?

Поэтому было очень трудно находить. Потому что уровень нужен очень высокий, который бы пользовался в мире авторитетом. Поэтому у нас не было другого выхода, если мы действительно хотим сделать нашу академию венцом этого треугольника, на верху которого находится академия, которая готовит магистров, докторов, ведет научные исследования, является единственным подобным общероссийским центром. А за ним находятся 10 высших учебных заведений на-подобие нашего Российского исламского университета, а потом внизу находятся те медресе, которые есть у нас в Российской Федерации. И чтобы вся эта система работала, нам было нужно очень серьезно все осмыслить по поводу ректора.

«Есть человек, который целиком будет заниматься наукой и учебой. И Рафику Мухаметшевичу приходилось заниматься в этих институтах и хозяйством, и учебой, и наукой, и добывать деньги, и правильно их расходовать, и все остальное, ему этим надо заниматься как можно меньше. Сейчас там есть, кому это делать, а здесь он будет заниматься только наукой и обучением». Фото Олега Тихонова

Поэтому мы пришли к тому, что было бы хорошо разделить полномочия человека, который обладает государственным мышлением и опытом, и который способен в бюджете РФ найти возможность сформировать для нас какую-то зону финансовой поддержки и так далее. Человек, который умеет по-государственному правильно разобраться, наладить работу, который будет восприниматься во внешнем мире со всеми своими регалиями.

И отдельно другой человек, который дома ведет большую, кропотливую работу по обучению и науке. В итоге мы так и разделились. Я — президент (Болгарской академии, — прим. ред.), который несет ответственность за все, и как помощник президента Республики Татарстан, по этим вопросам, и за все остальное тоже я несу ответственность, и как советник Кириенко, первый заместить руководителя аппарата президента России, тоже отвечающий в конечном итоге за все это. Все равно полная ответственность.

Но при этом есть человек, который целиком будет заниматься наукой и учебой. И Рафику Мухаметшовичу приходилось заниматься в этих институтах и хозяйством, и учебой, и наукой, и добывать деньги, и правильно их расходовать, и все остальное, ему этим надо заниматься как можно меньше. Сейчас там есть, кому это делать, а здесь он будет заниматься только наукой и обучением. Наш симбиоз, когда мы друг друга очень уважаем и пока очень хорошо строим отношения, что называется тьфу-тьфу, этот тандем позволил нам сделать учебное заведение действительно таким, каким его ожидают видеть в Российской Федерации.

Мы смогли это дело изложить в уставе, где отдельно прописаны мои полномочия, отдельно полномочия ректора, и в каких вопросах они пересекаются. Мы нашли взаимные связи.

Это уникальная модель, которой больше ни у кого нет, но она признана.

В Министерстве юстиции РФ нас экзаменовали, там просмотрели весь этот документ, потому как однозначных его аналогов нет. Мы все делаем по российским законам, в которых написано, что в высших учебных заведениях может быть должность президента. Но, как правило, в вузах, которые я знаю, президент не наделен полномочиями, он просто осуществляет общий надзор, общее руководство. Может быть, конечно, где-то и по-другому, но, по крайней мере, такого как у нас нет нигде. У нас все очень четко в этой части описано. Я отвечаю за финансы, за обеспечение, за хозяйство, за весь наш контакт с внешним миром и тому подобное.

Нет ли конфликта интересов? У вас же три учредителя, три разных муфтията. Как вам приходится между ними находить общий язык?

— В этом и заключается моя задача, и в этом смысле все складывается хорошо, потому что Талгата Таджуддина я знаю очень давно, еще с тех пор, когда он только начинал свою трудовую деятельность. Очень хорошо и давно знаю. И в деловом отношении знаю хорошо. Мы много общались и тогда, когда он еще здесь работал, и потом, когда он уехал в Уфу, там мы тоже с ним взаимодействовали. Давно. Тем более, когда я занимался вопросом исламского мира, мы тоже взаимодействовали.

«Талгата Таджуддина я знаю очень давно, еще с тех пор, когда он только начинал свою трудовую деятельность. Очень хорошо и давно знаю. И в деловом отношении знаю хорошо». Фото Олега Тихонова

С Равилем Гайнутдиновым мы вообще в очень давних деловых, товарищеских и дружеских отношениях, и я скажу, мы много чего по жизни вместе прошли.

Ну а с Камилем хазратом (Самигуллиным, —прим. ред.) — это, что называется, «сам Аллах велел». Здесь мы тем более все вместе. А мне как раз это и надо, я тот самый человек, который должен всех собрать воедино и их интересы сделать общими. Поэтому, поскольку они меня знают, единогласно избрали меня председателем совета нашей Болгарской академии. Они меня избрали президентом единогласно, в общем, там все идет единогласно, потому что я их очень уважаю и веду совместную работу с ними уважительно.

По поводу девушек вы начали говорить. Для девушек какие-то варианты предполагаются?

— Вы знаете, я не исключаю этого, но честно говоря, физически заниматься этим вопросом мне пока еще не приходилось. Просто я внутренне настроен, я насмотрелся в исламском мире, и где находится женщина в Саудовской Аравии, и где находится женщина в других исламских государствах. Я считаю, что женщинам должно быть отведено нормальное место, тем более в нашей цивилизованной стране и в учебных процессах тоже. И это мое личное убеждение, но я его еще не состыковал со всеми и не отрегулировал, поэтому пока в первый год не тратил на это время, пока мы открывались было много работы.

Вопрос по политике. В конце недели у нас ожидается исторически важный визит — встреча короля Саудовской Аравии с президентом РФ Владимиром Путиным. Очень отрадно и то, что Рустам Минниханов тоже там будет участвовать. Вы изнутри все это знаете, особую роль татар в исламском мире, роль татар в сближении России с исламским миром и с Саудовской Аравией. Как вы оцениваете этот визит и само попадание Рустама Нургалиевича в состав участников?

— Это крупное историческое событие — визит короля Саудовской Аравии к нам. Крупнейшее историческое событие. Я всю эту историю знаю не на словах. Знаю через жизнь Карима Хакимова, которую я изучал очень внимательно. Это первый посол России, благодаря которому в 1926 году СССР первыми признали Саудовскую Аравию, которая только-только образовалась через воинствующие механизмы. И если бы в 1937 году сталинский режим не казнил бы Карима Хакимова, мы бы сегодня были самыми большими друзьями Саудовской Аравии, вели бы там деятельность, чтобы там близко американцев не было. Но! После того, как казнили Карима Хакимова, король Саудовской Аравии узнал об этом и окончательно порвал все дипломатические отношения с СССР.

И в эту нишу с большим удовольствием и очень сильно вошли американцы. И это государство для нас стало отдаленным в дипломатическом смысле. Еще в те годы, когда Карим Хакимов был нашим послом там, а он был им и в Йемене, потом опять вернулся в Саудовскую Аравию, состоялся визит короля к нам. Сам Фейсал приезжал к нам в СССР. Визит был на высоком уровне. Но после того, как дипломатические отношения порвали, они не восстанавливались почти 50 лет.

И что самое интересное для меня. Допустим, сегодняшний визит короля — это в некотором смысле достижение нашей делегации во главе с Рустамом Нургалиевичем, а главное — его достижение. Я эту историю не просто так знаю. Когда был полпредом России в Организации исламской конференции (ОИК), живя непосредственно на территории Саудовской Аравии, этот вопрос многократно поднимался. И не находил никакого разрешения. На многих уровнях поднимался.

«7 февраля этого года мы были на приеме у короля Саудовской Аравии, у нас сложился очень хороший разговор благодаря дипломатии, которой обладает Рустам Нургалиевич. Мы все там находились в это время, и король там сделал несколько серьезных заявлений». Фото prav.tatarstan.ru

Когда 7 февраля этого года мы были на приеме у короля Саудовской Аравии, у нас сложился очень хороший разговор благодаря дипломатии, которой обладает Рустам Нургалиевич. Мы все там находились в это время, и король там сделал несколько серьезных заявлений. Одно из них, это то, что он ответил однозначно на то, что Рустам Нургалиевич сказал: «Владимир Владимирович просил передать вам еще раз наше приглашение, ибо мы очень хотели бы, чтобы вы подтвердили, что вы обязательно приедете к нам в Россию со своим визитом».

И на наше удивление король тут же дает ответ нам, именно Рустаму Нургалиевичу, он говорит: «Я вам обещаю, что я в этом году обязательно приеду, но только не зимой».

Это были слова короля. Когда он это сказал, мы все просто опешили, потому что он там сделал три таких заявления. Одно из трех — что он приедет к нам, и он даже пообещал, что может быть заедет к нам в Татарстан, когда будет во время визита. Но чувствую, не случится заехать, у него очень напряженный визит будет, поэтому Рустам Нургалиевич принимает участие в составе делегации от принимающей стороны.

Но нам на удивление были даны несколько его заявлений. Король Саудовской Аравии однозначно заявил, что Саудовскую Аравию часто путают с ваххабизмом и приписывают его. «Нет, мы не ваххабиты», — заявил король тогда. Представляете? Для меня это было шоковое состояние. Потому что я знаю, как все духовенство настроено, как вся машина, как весь механизм работает. И король берет на себя такую ответственность, заявляет: «Нет, Саудовская Аравия не ваххабиты» — это первое.

Второе заявление короля было тоже очень интересным, он нам сказал, что «я за то всегда ратую и считаю правильным, чтобы все три религии жили одновременно и дружно», три религии, он имел в виду ислам, христианство и иудаизм. Это тоже важное заявление, ведь раньше саудовский руководитель никогда такого не произносил, ни один из королей, не было такого.

Но это случилось тогда, и оттуда начался этот визит. Он имеет колоссальное значение для нас, потому что внутри, у людей, с кем я много общался, живя там почти 4 года, отношение к нам очень хорошее, и они к нам тянутся. И даже в официальных встречах, в МИДе и так далее, где мне приходилось участвовать, они нам неоднократно говорили: «Ну пойдите нам на встречу, протяните руку, мы тоже протянем вам руку, мы хотим быть вместе». Вот это их состояние не игровое, оно настоящее. И если удастся, а Владимиру Владимировичу очень многое удается, еще раз скрепить эти узы покрепче, то это будет большое достижение. Потому что хотим мы того или нет, разные люди говорят по-разному, но авторитет Саудовской Аравии в исламском мире очень высок. Он не столько рисуется или пропагандируется, сколько он по существу жизни идет. Поэтому я ожидаю очень больших и хороших дел после этого визита и надеюсь, что все пройдет хорошо.

«Попусту говорят о метро. Если бы его не было, не знаю, как бы сейчас жила Казань. Это все равно что отнять у организма кровеносные сосуды». Фото Максима Платонова

Хотел вернуться к историческим моментам. Все-таки историю делают личности. 10—12 лет назад я очень активно наблюдал за процессом, когда вы готовились к 1000-летию Казани, когда поднимали «Рубин».

— Ну не 10, уже чуть побольше.

Да, побольше. Когда вы начинали строить метро, когда ваш рабочий график начинался в три утра и заканчивался в 12 ночи. Я хотел бы, чтобы вы с сегодняшней позиции оценили тот труд всего города и вашей команды, в том числе в трех важных направлениях: метро — значение этого вопроса, второе — это ветхое жилье, потому что в Москве реновацию взяли и у нас посмотрели, как мне кажется, и третье — в плане «Рубина», Бердыева и всего остального.

— Оценку я этому давать не могу и не буду. Хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Это получится, что я сижу и себя хвалю в конечном итоге. Я этим никогда не занимался и не буду заниматься. Меня пусть оценивают люди, оценку людей я слышу и знаю.

Попусту говорят о метро. Если бы его не было, не знаю, как бы сейчас жила Казань. Это все равно что отнять у организма кровеносные сосуды.

Хотя вы знаете, когда мы начинали его делать и когда проходили это очень сложный путь, мы не всегда встречали поддержку и казанцев в том числе (говорили, лучше отдайте квартирами или другими благами), тогда было много суждений и мало поддерживающих.

Но это состоялось, и я очень радуюсь такому маленькому факту — мы в 1996 году с Минтимером Шариповичем закладывали капсулу на строительстве метрополитена — это было на площади Куйбышева, на «Кольце» тогдашнем. Мы закладываем эту капсулу, и в это же время Муртаза Губайдуллович (Рахимов, — прим. ред.) вместе, по-моему, даже с Борисом Николаевичем (Ельциным, — прим. ред.), когда он находился там, а это как раз был такой предвыборный период, закладывает такую же капсулу в Уфе. Почему вместе? Потому что мы в одно время с Уфой последними запрыгнули на подножку этого поезда, который называется «метростроение».

Сначала Казань получила право на строительство, после появления миллионного жителя, потом долгие годы шел подготовительный процесс — колоссальный труд в этом Александра Бондаренко, просто колоссальный. Потому что, когда я пришел на работу в мэрию, я Александра Ивановича попросил: «Пожалуйста, помогите мне и не бросайте». И он мне помог и проводил ту черновую работу, которую никто не знает, никто не видит. А она очень большая.

«Мы в составе нашего «Казгражданпроекта» создали подразделение по проектированию метро, и мы смогли связать генплан города с этим метро, поэтому он приносит вот такую пользу». Фото Максима Платонова

Мы запрыгнули вместе на эту подножку. Мы вместе заложили капсулу о строительстве метро для потомков. Но капсула там (в Уфе, — прим. ред.), я просто для примера запомнил, по сей день лежит, никуда не подвинувшись. Почему? Не потому что там плохие люди или что-то там такое. Там тоже очень способные, талантливые люди работают, руководители. А потому что намеченные планы по тому метро были там же, где идет трамвай. Это не выигрышно, это не дает ничего. И такое метро не существует. Вот знаете, в Нижнем Новгороде в верхней части, куда сейчас поднялось метро, там, где у них кремль стоит, там метро живет. А вот когда оно спускается вниз — на нижнюю часть вдоль Горьковского автозавода, то проходит под трамвайной линией, и оно там тоже не живет, понимаете? И вот эти ошибки не дали реализовать возможность, поэтому в Уфе нет метро. А мы смогли, и главным образом знаете почему? Потому что мы отказались от централизованного способа его планирования.

У нас генеральным проектировщиком метро Казани был нижегородский институт, и он нам напроектировал станции, которые очень плохо вяжутся с нашей транспортной системой. Поэтому мы в составе нашего «Казгражданпроекта» создали подразделение по проектированию метро, и мы смогли связать генплан города с этим метро, поэтому он приносит вот такую пользу. Но я еще раз говорю, я не даю оценку. Это пусть оценят люди.

А вот если говорить про ветхое жилье, то вы знаете, можно очень много всего говорить. Оно очень сложное, очень трудная программа.

Если бы не Минтимер Шарипович, то мы бы никогда ее не осилили, ничего такого не смогла бы Казань сделать. Но вы сейчас можете взглянуть на мир, на все города и населенные пункты, которые существуют. Никто такого примера не создал и самое страшное — не создаст никогда.

Нигде в рамках одной агломерации, в рамках одного города для ста тысяч населения, то есть для каждого десятого в этом городе, не создадут бесплатное жилье и не откроют завесу из того тоннеля, в котором они находились. И на этом уже выросло совершенно новое поколение людей с новой психологией и мировоззрением. Вот это говоря про ветхое жилье. Я не говорю про остальное, чего там только не было, каких только там сложностей не было, это была ужасно сложная программа. Но нам помогли те ориентиры, которые мы взяли с самого начала. Мы не отчитываемся за введенные квадратные метры квартир, мы отчитываемся за переехавшего человека. Если переехал — значит программа выполнена. Это несло за собой очень большую социальную политику. Даже общероссийская программа, которая сейчас существует, она таких масштабов не имеет. И тем более в рамках одного города — это невозможно больше повторить.

«Раньше мы приезжали всегда за границу, нам говорили — откуда вы? Из Казани? А что это такое? А когда мы сейчас приезжаем, уже много раз так по жизни приходилось — а, Казань, «Рубин»? Начинают так говорить». Фото Олега Тихонова

Давайте теперь поговорим о «Рубине».

— «Рубин» — мой сыночек. Ну действительно, если вспомнить исторически, в двух словах, если бы не перестройка, то я бы не имел никакого «Рубина», ничего остального.

Перестройка вогнала в кризис авиационное объединение, на плечах которого был футбольный клуб «Рубин». Если бы не эта ситуация, которая привела к полному падению футбольного клуба, который имеет хорошую историю (и до нас имел хорошую историю), когда уже «Рубин» как профессиональный клуб выпадал из истории полностью, он со второй лиги должен был вылететь, пришлось подхватить нам, городу. Подхватить на чем? На нищенском бюджете, которого не хватало ни на одну из сложных проблем, которые были в городе, на тех еще очень слабеньких предпринимателях. Мы все-таки взялись за то, чтобы эта звездочка появилась, и как оказалось, это было правильно. Вот даже ну по такому абсолютно бытовому пониманию этого дела. Простому, жизненному пониманию. Раньше мы приезжали всегда за границу, нам говорили — откуда вы? Из Казани? А что это такое? А когда мы сейчас приезжаем, уже много раз так по жизни приходилось — а, Казань, «Рубин»? Начинают так говорить.

Но это как бы не тот показатель, о котором надо говорить, говоря о «Рубине». Казань стала лучшим городом после Москвы, наверное, их не перепутаешь никогда. Но мы стали лучше Питера даже тогда в то время, у нас было это.

И все для чего делалось? Чтобы у наших ребят была тяга к спорту, чтобы они бегали в футбольные секции, занимались. Нам нужно было создать эту тягу, чего бы нам это ни стоило.

Это пример, сопоставимый с метро в каком-то смысле. Это очень дорого, но это очень нужно, это очень нужно не сегодня, а новым поколениями людей. И мы взялись, и, как вы знаете, достаточно успешно. И главные достижения были у Бердыева, потому что он очень интересный человек по своей натуре. Он не хотел переходить к нам, в Казань, потому что у него был такой же клуб в Смоленске, — «Кристалл», и он там нормально работал.

Он был недоволен только одним — в Смоленске нет ни одной мечети. Да-да, это и перетянуло всю нашу борьбу за этого человека, когда мы брали его на тренерскую работу.

У него внутреннее состояние — истинный мусульманин до мозга костей, а значит, он понимает, что читать намаз одному дома тоже можно, но, когда ты в мечети в общем количестве людей, это для всего полезнее. И его это перебороло, тогда он и пришел к нам, и мы смогли построить такие отношения. Поэтому было полное доверие в его работе и оказание помощи, и симбиоз в таком виде, конечно, помогал. Помог нам сразу, с первого года, занять третье место, а потом уже все остальные моменты.

«Сегодня ситуация объяснимая, и каким бы ни был тренер мастером, в тех условиях, в которых мы находимся сейчас, каких-то успехов показать с ходу никак не мог». Фото rubin-kazan.ru

Все-таки вы наверняка один из людей, который не сомневался и верил в его триумфальное возвращение и успешную работу. Как оцените сегодняшнюю ситуацию и какие надежды питаете?

— Сегодня ситуация объяснимая, и каким бы ни был тренер мастером, в тех условиях, в которых мы находимся сейчас, каких-то успехов показать с ходу он никак не мог. Я, как понимающий в футболе человек, не могу сказать, что я крупный специалист. Но по крайней мере, начиная с 1990 годов я все время живу футболом. И живу не просто, а как человек, понимающий все. Тем более я почти год проработал вице-президентом и знаю многое изнутри. Многие говорят: «Fair play ввели», вот есть доходы, по этим доходам строят свои расходы. Но доходы твои должны быть не просто от какого-то очень богатого дяди, который бросил денег. Нет. Твои доходы должны быть из легитимных источников. Это в обязательном порядке, например, от продажи билетов, хотя это очень маленькая доля. Но если огромный стадион стоит пустой, тогда для чего это все? Это все очень зависит от того, как играет клуб — это первая история.

Второе — доходная составляющая. Воспитание игроков и их продажа. Если воспитал хорошо и продал хорошо, то у тебя доход правильный, потому что он построен на спорте, на этих игроках. Доходная база очень правильная существует за рубежом — в Европе, Америке и так далее, где самая большая часть — это доход от телевидения. Это тоже правильный доход. У нас еще нет такого. Ведь там каждый человек, когда переключает программу на спортивную, он за это платит деньги. За то, что он по этой программе смотрит, и его деньги в конечном итоге сходятся и попадают в клуб, который он смотрит. Вы понимаете, это полная связь с тем, что у них телевидение абсолютно поканальное, поэтому доход с ТВ у них — самый главный. Ты играй так, чтобы к тебе был интерес, а этот интерес появляется тогда, когда ты умеешь забивать, когда умеешь не пропускать, когда побеждаешь и так далее. И тогда тебя будут включать, будут смотреть и будет формироваться твоя общая база. Вот когда эти доходы у тебя есть, то ты, пожалуйста, покупай новых игроков, строй еще стадионы. У нас же так не получилось. В прошлом году кто-то говорил цифру, я конечно не пересчитывал.

40 миллионов.

— Три—семь игроков, говорят, купили в целом, совокупно на эти деньги. А продать ничего не продали. Ну и, похоже, не очень хороших там купили, что ли, потому что их сейчас не покупают обратно. И нам сейчас нужно команду вернуть в лоно спортивной жизни. Вот про которую я сказал. А если команда туда вернется, тогда она имеет право на дальнейшие жизнь и рост. А чтобы туда вернуться, сейчас нужно эти все доходы поиметь. И пока не удается, пока мы одного, самого ведущего своего нападающего, продали.

У нас были еще некоторые моменты, и мы сейчас больше занимаемся распродажей того, что имеем, а покупать не можем толком, потому что у нас нет на это доходов. И в этой ситуации, как можно без товара произвести продукцию какую-то? Я на это дело смотрю с пониманием, я хорошо знаю Курбана Бекиевича как работника. Хорошо его знаю за те годы, и сейчас тоже поработаю вместе с ним в клубе здесь. Это человек, который очень глубоко вникает во все процессы, трудится день и ночь, совершенствуя себя. И он постоянно меняется.

Он очень много работал над собой и очень много работает над ребятами. Вот даже если мы сейчас оцениваем игру команды не так высоко, по результатам, которых они добиваются, но если заглянуть внутрь, то мы увидим, что у нас уже начинает неплохо формироваться команда. Ведь играет и побеждает команда, а не отдельные игроки. Вот команда у нас уже собирается, они уже начинают понимать друг друга. Если вы посмотрите на поле, они уже как бы друг друга чувствуют в каком-то смысле. В этом году надеяться и ждать каких-то больших результатов будет несправедливо. Мы должны сейчас набраться воздуха, терпения, переживать за каждую неудачу, но не более того. И не делать преждевременных выводов на своих переживаниях.

sntat.ru