Номады Рафаэля Хакимова: как корпорации и армия США скопировали культуру кочевников
Реальное время» публикует отрывки из мемуаров директора Института истории им. Ш. Марджани
Директор Института истории им. Ш. Марджани Рафаэль Хакимов подготовил для «Реального времени» новый отрывок из своей мемуарно-аналитической книги «Шепот бытия», которую он продолжает писать. Сегодня наш колумнист представляет на суд читателя главу «Возвращение номадов».
Неожиданные кочевники
Жиль Делёз — знаковая фигура европейской мысли ХХ века — придерживался философии номадов. Это — философия мобильности, не терпящая жестких ограничений. Человек современного общества оказывается в ситуации перемен, сочетания различных профессий, социальных статусов. Время, когда феодал, помещик, земледелец, кузнец, торговец и т. д. оставались в одной и той же ипостаси до конца жизни, передавая навыки и сословные привилегии своим детям, безвозвратно ушло. Только человек, воспринимающий разные веяния, готов к переменам жизни. Опора информационного общества в движении и скорости, как у номадов. Если попытаться кратко сформулировать философию номадов, то это будет выглядеть просто: мобильность, скорость, разрушение преград и иерархии. Номадизм — это поток вместо иерархической крепости, стоящей на пути активных, ищущих людей. Другой выдающийся мыслитель ХХ века Мишель Фуко сформулировал позицию Делёза: «Отдавайте предпочтение позитивному и множественному, различие предпочитайте однообразному, поток — единствам, подвижные сборки — системам. Не забывайте: продуктивное — это не оседлое, а кочевое. Не влюбляйтесь во власть».
Европейский человек веками пытается оградить себя от вторжения извне, построить дом на своей земле в виде крепости. Все это претит номаду, разрушающему стены, ворота, крепости, башни. Преимущество номада в пространстве без границ, где проявляется его мобильность и скорость.
Кочевников обычно в Европе представляют в виде диких орд, разрушающих все на своем пути. Они появляются неожиданно из степи и так же быстро исчезают, наводя ужас на «мирных» земледельцев. Никто не задается вопросом: как татары сумели создать ряд империй и сотни лет править в Евразии, Китае, Иране при их, якобы, дикости.
Номады не дикие и отсталые, просто у них иное восприятие мира, нежели у оседлых народов. Для них земля — это твердь, а граница — горизонт. Когда Бату-хану отдали в управление Улус Джучи, то западные границы определили, как горизонт — «куда дойдут копыта татарских коней». Границы для кочевника определяются препятствиями в виде леса, гор и моря. Если народы, живущие в Великой Степи, были конкурентами или врагами, то народы, живущие в лесу, горах, у моря были интересны не для завоеваний, а для обмена товарами. Они не предмет вожделения кочевника, ибо вне степи кочевник терял свое преимущество в скорости, а значит, был уязвим.
Ландшафт и компоновка различных элементов жизнедеятельности кочевника задавали особый ритм жизни, отличающийся от земледельческого. Время и пространство определялось конкретными сезонными перекочевками, перемещением в пространстве в ходе переселения, военных операций, необходимостью поддерживать средства коммуникации и торговые пути. Если у земледельцев единицы измерения связаны с ритмом шагов собственных ног, то для кочевника — это ритм копыт коня. «Человек всегда прислушивался к шагам других людей, они наверняка интересовали его больше, чем свои собственные, – пишет Элиас Канетти. — Хорошо известна и походка разных животных. Многие из их ритмов богаче и выразительней, чем у людей. Когда бегут стада копытных словно движутся полки барабанщиков. Древнейшим шрифтом, который человек учился читать, был шрифт следов. Это была своего рода ритмическая нотопись, существовавшая испокон веков; она сама собой запечатлевалась на мягкой земле, и человек, читавший следы, связывал с ними шум, при котором они возникали».
Востребованный номадизм
Понятие границы очень важно для земледельца, в целом оседлых народов для обозначения своей территории, как собственности. У оседлого населения сакрализация границ пространства приобретает вполне материальный облик, когда касается, например, участков земли. Изначально связанное с принадлежностью к богу, впоследствии любое ограниченное пространство приобретает характер неприкосновенности — роща или пашня, посвященные богу, царю, герою. Они становятся святилищами, местом проявления божественной воли. Граница обозначается и освящается, пограничный камень или другой символ становится «божественным» знаком, в древности ему приносили жертвы. Позже появляется юридическое понятие неприкосновенности частной собственности на землю или жилища. Для кочевника неприкосновенность земли связана только с пастбищами и могилами предков.
Номадическая культура — это способ снятия барьеров для высвобождения и формирования «потока» актуальной этнической энергии, и в этом смысле она противостоит европейской системе, сдерживающей потенциальную энергию в пирамиде власти. Культуру «горизонтали» и культуру «вертикали» нельзя рассматривать как одну предшествующую другой, они могут сосуществовать, не уничтожая, а взаимно дополняя друг друга. Организация деятельности с помощью вертикальных структур необходима для решения сложных задач, и это дает зримый результат, что доказано всей историей Европы, но любая структура со временем может стать самодовлеющей, а значит, будет тормозить развитие. Тогда появляется необходимость в «горизонтальных» структурах, позволяющих высвободить дремлющую энергию. Насколько это актуально показывает деятельность современных передовых корпораций (Microsoft, Apple и др.), переходящих к так называемым «плоским», по сути своей номадическим структурам. Более того, все процессы глобализации повторяют номадическую культуру.
Номадизм со временем не исчезает. Глобализация ведет к востребованности его принципов: открытости, подвижности, неиерархическому устройству жизнедеятельности, подчинение религии интересам нации и экономики. Американский образ жизни, который становится все более популярным в мире, во многом воспроизводит номадическую культуру. США начинались с организации первичных «стай» дикого Запада, которые выживали благодаря своей энергии и организованности, не случайно в центре каждого населенного пункта Америки расположен офис шерифа с тюрьмой в отличие от европейских поселений, где в центре находится церковь — символ оседлого населения. Когда же переселенцы освоили Тихоокеанское побережье, они продолжили движение на Аляску и Гавайские острова. Тяга к постоянному месту проживания никогда не была сильна в американской культуре. В ней всегда существовало экспрессивное и непреодолимое стремление познать неизвестное, постоянная готовность сорваться с места, романтизация кочевого образа жизни. У них нет садов рядом с домом, как у европейцев или японцев. Американцы легко перешли на федеративную систему, ибо не терпят никакого диктата сверху. Их «имперская» экспансия напоминает стремительные броски кочевых армий. Даже авианосцы, бороздящие океанские просторы, как номадические города или отряды крестоносцев находятся в постоянном движении. Не случайно «плоские» структуры управления возникли в американской экономике и затем были привнесены в европейскую среду, где господствовала прусская модель вертикальных железобетонных конструкций.
Новые воплощения
Европейский континент — само воплощение оседлой культуры, также подвержен влиянию некоторых номадических черт. Веротерпимость, которая была изобретением Чингизхана, становится жизненно важной для существования Евросоюза. «Плоские» структуры все более активно заменяют устаревшее иерархическое управление. Европейские традиции выстраивания пирамид власти совмещаются с горизонтальной организацией жизни, что неизбежно в связи с общей демократизацией общества. Власть в современном обществе оказывается расщепленной между множеством «автономий». Иначе говоря, былые представления о господстве и подчинении остались далеко позади. Последний архипелаг иерархической архаики сохранился в России.
Дифференциация, сегментирование общества, появления мозаики власти приводит к возвращению номадических традиций, но уже не в качестве альтернативы вертикали власти, а как способ схватывания нестабильностей, организации вихревых, хаотических процессов в динамически развивающемся обществе, освобождения человеческой энергии из-под пут жестких структур.
В эпоху глобализации все, казалось бы, оторвалось от корней: люди, деньги, идеи. Все в постоянном движении. Люди в любое время могут оказаться на разных континентах. Друг друга они находят только в виртуальном мире. Про номада нельзя сказать, что он без корней, он свое начало носит с собой. Он воспроизводит свою жизнь на своем уровне. Но ему нельзя останавливаться, в этом суть. Номад в надежде обрести почву переходит на платформу другого уровня лишь с тем, чтобы обнаружить ее шаткость. Твердая почва под ногами не для иллюзорного укоренения, а движения дальше и выше, в разных направлениях. Постоянной резиденцией остается не столько дом, место работы, территория, а домашняя страница в интернете.
