Без шансов на дом: истории беженцев в Италию и Нидерланды

Стремление найти новый дом не только как безопасное место, но и территорию, где можно почувствовать себя свободным и думать о будущем позитивно, является ключевым компонентом жизненных историй эритрейских беженцев, с которыми мы встречались в Италии и Нидерландах. Стремления здесь восходят к индивидуальной и коллективной способности воображать возможные альтернативы нынешней жизни. Этот потенциал является важнейшим ресурсом для эритрейцев, которые рискуют всем, чтобы изменить свою жизнь. Однако, как бы сильно они ни хотели найти надежное место для себя и своих семей, они постоянно борются с нестабильностью и изоляцией.

«Жизнь здесь похожа на светофор: иногда он зеленый, когда у тебя есть работа, но может внезапно стать красным, — сказал 37-летний Киброн. В Италии он уже более 8 лет живет в ночлежке на окраине Рима и совсем недавно потерял временную работу: — Может быть, он снова станет зеленым, но потом будет красным снова и снова».

Это подходящая метафора той непредсказуемости повседневной жизни, с которой сталкиваются эритрейцы в Италии. Плохая или недостаточная политика интеграции для вновь прибывших привела к повсеместной экономической нестабильности среди беженцев. Они часто вынуждены опускаться до низкооплачиваемой, нерегулярной и неквалифицированной работы и сталкиваются с хронической жилищной нестабильностью. Как следствие, многие эритрейцы испытывают социальную маргинализацию и чувствуют себя неспособными контролировать свою жизнь даже после многих лет, прожитых в стране.

Но нестабильная работа и плохое жилье — не единственные причины, мешающие эритрейцам чувствовать себя в Европе как дома. В Нидерландах беженцы в основном борются с социальной изоляцией и чувством беспомощности. Хотя существует несколько институциональных программ и, в зависимости от региона, местных инициатив, которые принимают меры по поддержке инклюзивности, но многим беженцам, с которыми мы говорили, было трудно начать там новую жизнь.

«Здесь я не чувствую себя как дома, — говорит Йоханнес, который в свои 39 лет живет в провинциальном городе, где эритрейцы — абсолютные новички. — Там, в Эритрее, дом — это совсем не то, что мы называем домом. Наш район — это то, что мы называем домом... Друзья, люди, земля».

Он здесь не по своей воле. В попытке уменьшить концентрацию конкретных этнических групп в крупных городах, таких как Амстердам и Роттердам, голландская политика приема беженцев привела к перемещению людей в небольшие города и полусельские районы. При этом власти пренебрегают важностью общественных связей для благополучия вновь прибывших и их долгосрочной интеграции.

Эти трудности, это постоянное ощущение недостижимости появляются в конце длинного ряда препятствий, отмечающих прошлое беженцев. Как и большинство молодых людей в Эритрее, Йоханнес и Киброн видели перед собой годы военной службы, насилия и нищеты. Мысль о том, что лучшая жизнь возможна в другом месте, побудила их уехать, но сделать это было нелегко. Их несколько раз сажали в тюрьму за попытку бежать из страны. Йоханнес был в тюрьме и выходил из нее более четырех раз, прежде чем ему удалось добраться до Судана.

Многие эритрейцы проводят годы в лагерях в Эфиопии или скрываются от полиции, трудясь на низкооплачиваемых работах в Судане. Затем они вкладывают свои крайне ограниченные ресурсы и средства своих семей в потенциально смертоносное путешествие через Ливийскую пустыню и Средиземное море. Их стремление найти новый дом, безопасную и удобную гавань, чтобы обеспечить себе некоторую эмоциональную и материальную стабильность, движет их действиями на всем этом пути.

«С тех пор как я стал подростком, я мечтал уехать, — сказал Якуб, которому 26 лет. — Я встречал так много 50- и даже 60-летних мужчин, которые пошли в армию, когда им было по 17, а потом их так и не отпустили. Жизнь для них остановилась... Я не хотел, чтобы она была такой же и для меня».

Стремления порой могут привести мигрантов в крайне опасные условия. Чем сильнее желание изменить свою жизнь, тем выше степень уязвимости, которую человек готов терпеть. Большое число эритрейцев, заключенных в нечеловеческих условиях в Ливии, ежедневно подвергающихся жестокому обращению и пыткам, является свидетельством движущей силы такого стремления.

Однако парадоксальная обратная сторона заключается в том, насколько жестким может быть «приземление», когда они доберутся туда, куда они идут. После всех рисков, принятых в погоне за воображаемым будущим, беженцы, как только они прибывают на место, часто оглядываются на свой пройденный путь как на совокупность потерь. Потерять семью, потерять то, что было им знакомо, потерять деньги и не найти нового дома. Как сказал один эритреец, с которым мы разговаривали: «Я не чувствую себя здесь как дома... У меня нет работы. Я хочу чего-то добиться, но у меня ничего не получается... Поскольку во мне нет надежды и счастья, у меня нет дома».

Накопленная бездомность

В рамках нашего исследования мы стали называть это чувство «накопленной бездомностью» — понятием, которое указывает на субъективный смысл длительного перемещения. Эта идея — состояние бытия гораздо больше, чем просто политическая категория, относящаяся к положению беженцев, живущих в течение 5 или более лет в изгнании в лагерях беженцев, расположенных в основном в Африке и Азии. Маргинальность, отсутствие «долговременных решений» и институционализированная нестабильность характеризуют жизнь беженцев даже после остановки в безопасном месте в Европе. Эритрейцы, с которыми мы встречались в Италии и Нидерландах, постоянно боролись за то, чтобы найти дом и работу, и они не могли избавиться от ощущения своей неуместности.

Однако эта борьба не мешает им стремиться вперед. В Италии проживание в неформальном поселении или в ночлежках является обычным решением для борьбы с нестабильностью наличия жилья и сменой рабочих мест. Огромные здания, в течение многих лет занятые сотнями беженцев, находятся на окраинах итальянской столицы. Эти места, часто описываемые средствами массовой информации как гетто, представляют собой дома для большинства эритрейских беженцев. Когда-то бывшие муниципальными бюро, здания превращены эритрейскими скваттерами в функциональные, порой уютные многоквартирные дома. У них обычно есть общие зоны для просмотра телевизора, совместного приема пищи и игры в настольный теннис.

Хотя жители жалуются на нестабильность работы, расизм и ненадежность их жилья, совместное проживание в сквотах позволяет им восстановить привычную среду обитания и преодолеть стресс и изоляцию, поддерживая друг друга.

Угроза выселения — это постоянная опасность для людей, живущих в сквотах. Это стало ясно в августе 2017 года, когда здание, в котором проживали 600 человек, в основном беженцы из Эритреи, было внезапно расселено. Фотографии полицейских водометов, использованных для насильственного подавления протеста жителей, вызвали определенный резонанс в местных и международных СМИ. Но последствия этого выселения в жизни людей были гораздо более глубокими.

Кроме того, столкнувшись с практическими последствиями отсутствия жилья, многие жители вновь потеряли свои дома. «Теперь мы здесь болтаем вместе, и кто-то даже смеется, — говорит 37-летний Биньям вечером после выселения. Но наши сердца плачут, потому что наши жизни сегодня были сломаны».

В Нидерландах эритрейцы часто навещают друг друга в разных деревнях, чтобы преодолеть одиночество. В 2018 году Йоханнес и его соотечественники, живущие в том же регионе, планировали создать культурную ассоциацию под названием «Наш дом», где они могли бы встретиться, послушать эритрейскую музыку, поговорить друг с другом и выпить кофе, как они делали это раньше дома. «Когда мы переезжаем сюда, у всех нас появляются травмы, — сказал 40-летний Аарон. — Нам нужно место, где мы могли бы обменяться своим опытом, почувствовать себя в безопасности, а также поделиться идеями о том, как справиться с нашей новой жизнью здесь». По его словам, это объединение было бы способом для его общины найти свое место в обществе, которое они воспринимали как враждебное и неприветливое.

К сожалению, у ассоциации была короткая история. После долгих переговоров, призванных убедить муниципальные власти, что ассоциация не будет «местом этнической сегрегации, а, напротив, интеграции», Аарон нашел место для аренды и обставил его так, как ему нравилось. Он поставил прямо перед дверью длинный бар, напоминающий кафе в стиле ар-деко Асмары, большой телевизор для просмотра эритрейских видео в углу и традиционный ковер на стене. Он открыл двери, и люди вошли. Через несколько недель приехала полиция, и двери были закрыты. Некоторые говорили, что соседи жаловались на молодых чернокожих людей, болтающихся в этом районе. Другие объяснили, что это место не отвечает всем законным требованиям, предъявляемым к культурному объединению. «Они забрали мой дом... снова, — сказал Аарон. — Я чувствую себя опустошенным».

Сквоты в Италии и попытка создать культурные ассоциации в Нидерландах воплощают стремление мигрантов создать место, которое они могли бы назвать домом в своих новых странах проживания. Несмотря на широко распространенную дискриминацию, слабую институциональную поддержку и незнакомое культурное окружение, эритрейцы продолжают находить творческие решения, чтобы почувствовать себя как дома и начать все заново.

С точки зрения политики, это указывает на важность развития инициатив, предлагаемых мигрантами, а не уничтожения их путем выселения или препятствования им из-за страха этнической сегрегации. Конечно, многие аспекты оставленного дома не могут быть воспроизведены в изгнании, но вполне возможно подумать о политике, которая будет способствовать инициативам беженцев по восстановлению привычной и безопасной среды для них самих. Это означало бы, что потребность в доме признается основным условием для осуществления более функциональной деятельности, такой как работа, обеспечение себя, своей семьи и общества в целом.