В Казанском ханстве сейиды были министрами иностранных дел и председателями курултаев
Колонка Анвара Аксанова о современных представлениях об исламе в средневековой Казани
Недавно «Реальное время» публиковало колонку пермского исследователя Олега Лушникова о религиозном многообразии как одном из оснований Монгольской империи и Золотой Орды. Однако это не исключает того факта, что в Золотой Орде на последнем этапе ее существования и выделившихся из нее татарских ханствах ключевым значением обладал ислам. Сегодня мы предлагаем колонку кандидата исторических наук старшего научного сотрудника Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств им. М.А. Усманова Института истории им. Ш. Марджани АН РТ Анвара Аксанова. В ней представлен очерк о современных знаниях об исламе в Казанском ханстве и показана связь с религиозной политикой Золотой Орды в период ее расцвета.
Источников немного, но все они свидетельствуют об укорененности ислама
Благодаря данным синхронных источников и с помощью экстраполяции более ранних и более поздних сведений историкам удалось ответить на некоторые важнейшие вопросы развития ислама в Казанском ханстве. В трудах Шигабутдина Марджани, Михаила Худякова, Дамира Исхакова и других исследователей говорится о том, что для Казанского ханства было характерно широкое распространение ислама и важна роль мусульманского духовенства в общественно-политической жизни.
Материалы археологии и памятники эпиграфики свидетельствуют о том, что на основной территории Казанского ханства (Заказанье, Предволжье, Нижнее Предкамье, Западное и Центральное Закамье) проживали мусульмане, здесь не обнаружено языческих захоронений.
Согласно известному хадису, религия состоит из трех элементов: иман (вероубеждение), ислам (шариат — религиозно-правовые нормы) и ихсан (тасаввуф). По данным письменных источников, в Казанском ханстве был распространен суннитский ислам, для которого характерно ашаритско-матуридитское вероубеждение, ханафитский мазхаб и наличие тасаввуфа, то есть суфийской практики нравственного самосовершенствования и воплощения норм ислама в жизнь. К примеру, одно из доказательств этим утверждениям находим в «Зафер наме-и вилайет-и Казан», написанном в 1550 году очевидцем обороны Казани Мухаммадом-Шарифи или Кул-Шарифом, который в своих суждениях опирается на книги знаменитого матуридитского и ханафитского ученого Хафиз ад-Дина Абу-л-Бараката ан-Насафи.
Преемственность сейидов Казани прослеживается до времен хана Узбека
Летописи, посольские дела и записки иностранцев говорят об особой роли сайидов — потомков Пророка Мухаммада (с.а.в.) — в общественно-политической жизни ханства. На вершине политического небосклона стоял хан, но и он должен был проявлять особый почет и уважение перед духовным главой — верховным сайидом. Вот, что писал австрийский дипломат С. Герберштейн о проявление этикета (адаба) по отношению к сайиду: «Он пользуется у них такой властью и почетом, что при приближении даже цари выходят ему навстречу, стоя предлагают ему руку — а он сидит на лошади — и, склонив голову, прикасаются к его руке; это позволено только царям, герцоги же касаются не руки его, а колен, знатные люди — ступней, а простой народ — только его платья или лошади».
Глава сайидов в период отсутствия хана возглавлял правительство, участвовал в решении вопросов престолонаследия и государственного управления. По наблюдениям Дамира Исхакова и Искандера Измайлова, источники часто упоминают об участии духовенства в дипломатических делах и «создается даже впечатление, что аппаратом, так сказать, ведомства международных отношений, ведал именно сейид». Дипломатические функции сайидов, которые отчетливо фиксируются и в других ханствах, видимо, развились из военных функций накиба Сайида-Ата, активно участвовавшего в исламизации Улуса Джучи при хане Узбеке. Согласно «Зафер наме-и вилает-и Казан», казанский сайид Кул-Мухаммад, возглавлявший оборону одних из ворот Казани зимой 1550 года, назван внуком «Кутби-ль-актаба Сейид Ата из рода господина Пророка». Проанализировав более поздние среднеазиатские источники, историки пришли к выводу, что почетная должность накиба (духовного главы и военного организатора) по распоряжению хана Узбека была закреплена за потомками Сайид-Ата. Это подтверждается и данными «Зафер наме», по которым казанский сайид Кул-Мухаммад был сыном «покойного Сейида». По хорошо аргументированному мнению Дамира Исхакова, отцом Кул-Мухаммада был астраханский сайид Мансур, поддержавший в борьбе за казанский престол хана Сафа-Гирея. Сохранились генеалогические данные, указывающие на родство сайидов Казани, Касимова, Астрахани, Крыма, Кубани и Дагестана. Таким образом, потомки Сайид-Ата и после распада Золотой Орды продолжали возглавлять духовенство и играть важную роль в общественно-политической жизни тюрко-татарских ханств.
В русских летописях сохранились известия о составе духовенства Казанского ханства — это сайиды, шейхи, шейхзаде, муллы, мулла-заде, казии, хафизы, дервиши и др. Симптоматично, что об этих категориях населения мы узнаем из летописных статей, повествующих о собрании «всей казанской земли», на котором принимались важнейшие политические решения. Во главе списка членов этого ключевого государственного органа опять же были сайиды или же муллы и сайиды, и только после них шли представители царствующей династии — (огланы), затем беки и мурзы. А далее вновь перечислялись категории духовенства: шейхи, шейх-задэ, мулла-задэ, имамы, дервиши, хаджи, хафизы и данишменды. Иногда, как в случае с казанским курултаем 1551 года, аристократия записана после духовенства (Полное собрание русских летописей. Т. 13. Ч. 1. СПб., 1904., с. 167). Почти во всех случаях сайид стоит во главе списка «всей земли», видимо, из-за того, что он возглавлял диван — государственный совет. Недавно введенный в научный оборот тюрко-татарский источник «Кара таварих» (середина XVI века) содержит сведения о том, что в позднеордынский период сайиды возглавляли диван (Утемиш-хаджи. Кара таварих). Столь значимая роль духовенства в политической жизни ханства в очередной раз указывает на высокий уровень религиозности казанского общества.
Где для понимания реалий Казанского ханства недостаточно классического труда Михаила Худякова
Михаил Худяков дал следующие определения, приведенным категориям населения: «Шейхи — проповедники мусульманства (миссионеры) и вообще благочестивые старцы; муллы и имамы — лица, совершающие богослужение в мечетях; дервиши — мусульманские монахи; хаджи (в русской передаче — ази) — лица, совершившие паломничество в Мекку; хафизы — профессиональные чтецы корана; данишменды — учителя, наставники (мударрисы); шейх-задэ и мулла-задэ — сыновья и ученики шейхов и мулл».
В основном с приведенными трактовками можно согласиться, но напрашиваются и некоторые уточнения. Худяков не указал на сведения синхронных источников, в контексте которых раскрывалось бы значение данных категорий, поэтому, вероятнее всего, его определения были сформулированы, исходя из общих востоковедческих представлений, утвердившихся на тот момент. Однако в последние десятилетия в научный оборот вошли новые синхронные мусульманские источники, позволяющие уточнить значение рассматриваемых категорий.
В мусульманском обществе шейхами могли называть как духовных наставников (муршидов) и богословов достигших определенного уровня знаний (например, шейх-уль-имслам), так и просто любых старцев. Но в тюрко-татарских источниках того периода под шейхами чаще всего подразумевались духовные наставники тариката (муршиды). К примеру, в «Кара таварих» шейхами называются именно муршиды тариката: «Шейх ал-Актаб и Наиб аз-заман Сагидетдин эфенди», «Шейх Наджм ад-дина Кубра» и «Шейх Сейф ад-дин Бахирзи» (Утемиш-хаджи. Кара таварих. Казань, 2017. c. 14, 19, 34).
Худяков провел не совсем точную аналогию, назвав дервишей мусульманскими монахами, поскольку безбрачие в исламе порицаемо, а аскетизм (зухд), к которому стремились дервиши, не означал буквальное оставление всего мирского. Из истории ислама известно, что дервиши, несмотря на этимологию самого термина, не только имели семьи, но и нередко обладали богатством, а аскетизм (зухд) выражался в духовной непривязанности к имуществу, щедрости и полной обращенности к Творцу. При этом, согласно «Зафер наме», сайид Кул-Мухаммад во время обороны Казани возглавлял «дервишей и суфиев», что указывает на близость, но не тождественность этих категорий. Видимо, под дервишами понимались люди, достигшие высокого уровня богопознания, духовно отрекшиеся от всего мирского, то есть аскеты (захиды), тогда как под суфиями здесь имелись в виду все остальные мусульмане, вступившие на путь познания Аллаха (тарикат), но не достигшие духовных степеней дервишей (захидов) и шейхов (муршидов).
Внимательнее изучать сохранившиеся произведения мыслителей Казанского ханства
Таким образом, даже эти немногочисленные и фрагментарные сведения указывают на то, что ислам оказывал влияние на все сферы жизни общества, начиная от повседневной жизни рядовых казанцев и заканчивая делами государственного масштаба. Но скудная источниковая база не позволяет полномасштабно и всесторонне реконструировать религиозную жизнь Казанского ханства. Перспективы исследования поставленной проблемы видятся не только в открытии новых письменных, археологических и эпиграфических источников, но и в широком применении комплексного подхода к анализу уже известных данных.
К примеру, в более детальном текстологическом и семантическом анализе нуждаются произведения таких мыслителей Казанского ханства, как Умми Камал (последняя треть XIV века — 1475 год), Мухаммедьяр (1497—1549 годы), Кул-Шариф (начало XVI века — 1552 год) и Аднаш Хафиз. Уже установлено, что на страницах своих работ они призывали к соблюдению высоких нравственных идеалов добра и милосердия и постоянному духовному самосовершенствованию, достигаемому с помощью тщательного соблюдения норм ислама, но мало внимания обращалось на источники этих идей, недостаточно проанализирован интеллектуальный багаж этих авторов. Обращение к данным проблемам позволит не только по-новому оценить уровень религиозных знаний и найти дополнительные текстуальные указания на устойчивые связи казанской интеллектуально-богословской традиции с мусульманским Востоком, но и обнаружить новые пласты информации, существенно углубив понимание изучаемых произведений.