Sly Dog: «Люди начали воспринимать граффити не как вандализм, а как вид искусства»

«В Казани появляются работы, но они не успевают провисеть даже день-два»

— Азат, с чего начался ваш путь в стрит-арт?

— Все началось в 2000 году, когда мы с семьей жили в Москве. Я впервые увидел граффити на стенах — это сильно меня впечатлило и заинтересовало. Для себя я решил, что когда-нибудь в более-менее сознательном возрасте я обязательно доберусь до баллончиков. Вообще, я рисовал всю жизнь, отучился в детской художественной школе, так что считаю вполне закономерным то, что я заинтересовался новой техникой, обнаружив для себя этот вид искусства.

Прежде, чем я добрался до баллончиков прошло не меньше 10 лет. Думаю, свою роль тут сыграло отсутствие специализированных магазинов в России. Они начали появляться только ближе к середине нулевых — как раз в этот период искусство граффити начало постепенно зарождаться в нашей стране. Замечу, что эта культура в России и сейчас находится на этапе становления и выхода на более-менее приемлемый уровень.

Специальный магазин с краской я нашел в Казани — купил там пять-шесть баллончиков, а родители разрешили мне порисовать на нашем гараже (в общем, обошлось без вандализма). Конечно, я думал, что все будет гораздо проще, а оказалось, что это довольно сложный процесс: краска растекается, не слушается, баллончик ведет себя непредсказуемо и рисовать особо не получается. В тот день я по-новому взглянул на работы, которые видел ранее, и понял, что сделать качественно даже простые изображения в этой технике — довольно трудно.

Согласованные работы у нас тоже есть, и радует, что люди (в первую очередь я говорю о тех, кто начал заниматься стрит-артом) начали воспринимать граффити не как вандализм, а как вид искусства, который имеет место не только в андеграунде

Но желание рисовать оказалось сильнее, чем моя неуверенность в себе, и я продолжил практику. Со временем, я перешел от шрифтов к более интересным работам, а спустя примерно два года, я вышел на довольно приемлемый уровень рисования и, к своему удивлению, начал получать коммерческие предложения. После пяти-шести лет практики я полностью ушел в эту деятельность и сейчас, помимо рисования (как для себя, так и на коммерческой основе), веду обучающие курсы. Также я открыл один из первых граффити-магазинов в Казани.

— А насколько насыщенная граффити-тусовка в Казани? По-моему, у нас не так уж и много команд?

— Слава богу, что граффити-тусовка вообще есть. К сожалению, в Казани она не так сильно развита, как хотелось бы. Не знаю в чем причина. Когда ты заезжаешь в другие российские города, тебе сразу бросается в глаза то, что граффити-активность в том же Нижнем Новгороде, Перми, Екатеринбурге (я уже не говорю про Москву и Санкт-Петербург) гораздо выше, чем у нас.

В Казани появляются работы, но они не успевают провисеть даже день-два — их либо сразу закрашивают, либо удаляют. Согласованные работы у нас тоже есть, и радует, что люди (в первую очередь я говорю о тех, кто начал заниматься стрит-артом) начали воспринимать граффити не как вандализм, а как вид искусства, который имеет место не только в андеграунде.

«Вандализм ущербен, это тупиковый путь для самого художника»

— Насколько сильно, по вашей оценке, изменилось отношение к граффити в России в последние годы? Раньше далеко не все были готовы воспринимать его как полноценный вид искусства, а сейчас городские власти сами обращаются к граффитистам, чтобы те расписали тот или иной объект.

— Стритартерам удалось показать, что они способны делать основательные, монументальные работы, наделенные глубоким смыслом, что они могут обращаться к людям через искусство граффити. Думаю, именно в этом заключается одна из причин положительных изменений. Цепляет и то, что человеку не надо идти в картинную галерею или на выставку, чтобы посмотреть на какие-то работы — он может просто идти по улице и рассматривать картины. На мой взгляд, вся сила граффити заключается как раз в этом. В итоге, власти поняли, что граффити — это еще один способ обратиться к людям, вызвать у них какие-то позитивные эмоции, создать определенную атмосферу в городе.

«Вандализм остается, и он вряд ли куда-то денется, поскольку всегда найдутся люди, которым это занятие интересно только с точки зрения «первобытных граффити», существовавших в 70-е годы». Фото Марии Горожаниновой

Конечно, вандализм остается, и он вряд ли куда-то денется, поскольку всегда найдутся люди, которым это занятие интересно только с точки зрения «первобытных граффити», существовавших в 70-е годы. Я напомню, что это течение зародилось в Америке и использовалось для выражения протеста. На мой взгляд, вандализм ущербен. Это тупиковый путь для самого художника. Граффити становятся гораздо более мощным инструментом, когда они наделяются позитивным и глубоким смыслом.

— Несмотря на положительную динамику, насколько велик культурный разрыв с Западом, где работы того же Бэнкси оцениваются тысячами долларов?

— Вообще, Бэнкси — это отдельный разговор. Бытует мнение (с которым я в большей степени согласен), что это исключительно коммерческий проект, за которым стоит далеко не один человек, а целая команда талантливых маркетологов и «продажников». Они создали вымышленный персонаж и хорошо на этом зарабатывают. Да, здесь присутствует элемент стрит-арта, но это, скорее, разговор про бизнес.

Что касается разрыва между Россией и Западом: здесь, наверное, стоит говорить о мышлении населения в разных странах. Не мне вам рассказывать, что у нас несколько иной менталитет. Даже то, что рисую я, иногда вызывает много вопросов у проходящих мимо людей: «Что это? Зачем ты это рисуешь? Рисуй цветы, рисуй солнышко!». В Европе есть много спорных и в какой-то мере вызывающих работ, выполненных на огромных фасадах. Я боюсь представить, что было бы, если бы мы рисовали нечто подобное в России.

Мне сразу вспоминается фестиваль «Like It. Art» в Казани, в котором участвовали стритартеры со всей планеты. В рамках фестиваля на одном из зданий по ул. Космонавтов художники изобразили девушку с головой барана. Эта работа действительно была сделана очень круто, и в Европе она бы воспринималась с точки зрения искусства. К сожалению, в Казани эту работу не поняли и начали сильно возмущаться. Казалось бы, безобидная вещь, но у нас она была воспринята в штыки.

Да, культурный разрыв довольно большой, и нам еще далеко до уровня того стрит-арта, который существует сейчас за границей. Но, справедливости ради, надо сказать, что мы стартовали на 20 лет позже — в России первые граффити появились в 1993-м, когда в страну хлынул поток информации и люди узнали о многих вещах, о которых раньше никогда не слышали.

На сегодняшний день работа уже завершена — в четверг я дорисовал последние элементы. Вообще, работа над этими граффити началась еще за полтора месяца до того, как я подошел к фасаду

«Стоимость складывается из огромного количества факторов»

— Продолжая разговор о коммерческой составляющей творчества: вы монетизируете свои работы?

— Ко мне на лекции часто приходят люди, которые ставят перед собой цель делать искусство ради денег. Они спрашивают: «Как ты это сделал?». А я всегда отвечал и буду отвечать: «Я начинал заниматься граффити не с целью монетизации творчества». Надо делать то, к чему у тебя лежит душа, причем профессионально. Как только ты начнешь делать это на крутом уровне, деньги появятся сами собой.

Я начинал рисовать в свое удовольствие, все время совершенствовался, улучшал качество, объемы, масштабы работ, и результат не заставил себя ждать. Я не искал заказы, скорее, они сами меня нашли. В то же время, я знаю очень много талантливых художников, которые рисуют гораздо круче меня, но при этом не могут себя продвигать. Так что умение грамотно преподнести себя и свое творчество тоже немаловажно.

— Недавно вы начали работу над новым проектом граффити — к 230-летию Порохового завода. Можете рассказать о проекте? На каком этапе реализации он сейчас находится?

— На сегодняшний день работа уже завершена — в четверг я дорисовал последние элементы. Вообще, работа над этими граффити началась еще за полтора месяца до того, как я подошел к фасаду. Обсуждение стартовало зимой, был проведен небольшой конкурс для художников. Перед нами стояла задача — максимально отразить в рисунке всю историю завода, которая оказалась довольно насыщенной. У меня было много разных вариантов, из ранних эскизов пришлось убирать некоторые элементы истории, чтобы не перегружать рисунок. В итоге получился сбалансированный эскиз, в который я привнес свой стиль — именно его выбрали в качестве подходящего варианта. Если говорить о материальной стороне, то за финансирование, оборудование отвечает сам завод.

— А во сколько примерно может обойтись подобная работа на трехэтажном здании — с привлечением техники и полной заливкой фасада?

— Стоимость складывается из огромного количества факторов. Во-первых, это состояние стены, во-вторых, площадь рисунка, в-третьих, потребность в технике и строительных лесах. Важна сложность рисунка, качество краски, срочность.

— Просто хотелось бы понять порядок цифр. В озвученном мной варианте речь пойдет о десятках, сотнях тысяч рублей или о миллионах?

— Ну, это довольно хитрый вопрос(смеется).

«Я слышал про этот проект, но у меня сразу же возник вопрос: «Почему надо делать это под мостом?». Если бы они хотели отдать эту площадку под официальное место рисования граффити, где каждый рисовал бы что хотел абсолютно легально, при этом с кем-то согласовывая свой эскиз — это, конечно, был бы совершенно другой разговор». Фото Максима Платонова

«Я каждый раз согласовываю свои работы. Зачем лишний раз испытывать судьбу?»

— Хорошо, не буду вас пытать. Давайте лучше переключимся на другой проект — «Аллею славы» под «Миллениумом».

— Да, я слышал про этот проект, но у меня сразу же возник вопрос: «Почему надо делать это под мостом?». Если бы они хотели отдать эту площадку под официальное место рисования граффити, где каждый рисовал бы что хотел абсолютно легально, при этом с кем-то согласовывая свой эскиз — это, конечно, был бы совершенно другой разговор. Я бы на это очень позитивно отреагировал.

Со мной созванивались по поводу «Аллеи славы», но разговор был в таком ключе: «Вроде как, мы чего-то хотим, но сами не знаем чего». По этой причине конструктивного диалога не сложилось.

— Чуть выше мы уже начали говорить про отношение властей к граффити. Хочу вернуться к этой теме. В российских городах бывали случаи, когда отличные рисунки и портреты коммунальщики просто закрашивали краской (так было, к примеру, с мемориалом жертв теракта в питерском метро). Как вы относитесь к такому варварству? С вашими работами так обходились?

— Надо смотреть на ситуацию объективно. Я не спорю, закрашивать мемориал — это не очень красивый поступок, но вполне закономерный, если рассуждать с юридической точки зрения. Если на работу не дали официального разрешения городские власти или собственники здания, то это 100-процентный вандализм, вне зависимости от того, что там будет нарисовано. Однако, чисто по-человечески, это не очень красивый поступок.

В Петербурге есть одна команда, которая продолжительное время рисовала крутые портреты известных людей. Все эти портреты быстро закрашивались коммунальными службами, но ребята все равно приходили и уже поверх свежей краски рисовали кого-то другого. Не знаю, возможно, это их особый образ жизни, но на их месте я бы попробовал с кем-то договориться и получить стену.

Если это какой-то грандиозный проект, то надо понимать, что он планируется заранее, а если он планируется заранее, то можно подать заявку на согласование заблаговременно, чтобы потом не ждать. Я не вижу в этом никаких проблем и сложностей с той же бумажной волокитой

Я рисовал на трансформаторных подстанциях во дворах, и получал для этого разрешения в Комитете по архитектуре. У меня есть все документы на эти рисунки, и они до сих пор стоят, их никто не тронул. Когда ты решаешь сделать что-то крутое для людей, но ни с кем не согласовываешь свою работу — это очень уязвимый момент. Твой рисунок могут уже через час закрасить, а ты ничего не сможешь им возразить. Я каждый раз согласовываю свои работы. Зачем лишний раз испытывать судьбу?

— Вы безусловно поступаете правильно, но далеко не все готовы ввязываться в этот бюрократический процесс.

— Не так страшен черт, как его малюют. В этом отношении, система довольно заметно смягчилась в последнее время. Если говорить о затрачиваемом времени, то по официальным нормативам рассмотрение заявки может занимать до 30 дней, но на практике приходится ждать не так долго. Если это какой-то грандиозный проект, то надо понимать, что он планируется заранее, а если он планируется заранее, то можно подать заявку на согласование заблаговременно, чтобы потом не ждать. Я не вижу в этом никаких проблем и сложностей с той же бумажной волокитой.

— Азат, огромное спасибо за беседу! Напоследок хочу спросить вас: видите ли вы себя в этой сфере в будущем — к примеру, через десяток лет?

— Да, я планирую и дальше работать в этом направлении, развиваться. Каждую новую работу я стараюсь усовершенствовать, стараюсь развивать свой стиль, пытаюсь придумывать что-то свое и привносить что-то новое в эту сферу. Ну в целях, конечно, участие в этой деятельности не только на территории России, но и по всему миру.