Эмпатия и эволюция человечества в сериале от авторов «Матрицы», социальная сатира в самом громком IT-триллере года и «Герцог Бургундии»

07:00, 14.06.2015

«Мистер Робот» (Mr.Robot) Сэма Эсмейла

Сегодня авторы телепродукции снимают сериалы и эстетически равноценные фильмам кинорежиссеров, и порой оказывающиеся на голову их выше во всех смыслах. Особенно показательно победоносное шествие жанра минисериала в прошлом году, когда значительными культурными событиями стали сериалы «Настоящий детектив» и «Фарго». Игнорировать их и загонять в какой-то отдельный подвал, не имеющий отношения к кино, стало глупым и недальновидным снобизмом. В какой-то степени можно сказать, что популярность и качество этих сериалов вернуло кинематограф к его корням: в начале 20-го века невиданной популярностью в той же Франции, на родине кино, пользовались сериалы «Фантомас» (Fantômas, 1913) и «Вампиры» (Les vampires, 1915) Луи Фейяда. Так или иначе, пока все ждут второго сезона «Настоящего детектива» (который, напомним, будет уже с другими героями и на другой сюжет), кажется, одними из главных событий этого года станут два сериала: IT-триллер «Мистер Робот» и новый фильм Вачовски «Восьмое чувство».

Расскажем сначала о хронологически первом из них – чей пилот появился и распространился в Сети с вирусной скоростью, тогда как сам минисериал должен стартовать лишь в июле.«Мистер Робот» грозит стать не только многообещающим новым телепроектом с не просто большим, а огромным потенциалом, но и культовым арт-объектом для IT-субкультуры. Американский журнал «Форбс» уже после пилота разразился статьей о том, что «Робот» не только лучшее телешоу лета, но уже находится на пути к вхождению в пантеон «современной классики».

Сериал рассказывает историю одного юного кибер-инженера, мизантропа, интроверта и социофоба, который любит ходить по ночным улицам большого города, накинув капюшон на глаза, взламывать чужие аккаунты соцсетей разных там извращенцев (что они извращенцы – ему подсказывает интуиция мизантропа и «сисадмина») и отправлять всю информацию «об этих педофилах» в ФБР, гробя жизнь подонкам. Собственно сам Эллиот — прекрасный пример Великого Анонимуса, всесильного хакера, который днем обращается в неприметного паренька. Ночами он бунтарь, днем же – молчаливый, неуверенный в себе парень, тихо сидящий в офисе крупной IT-корпорации зла (E Corp = Evil Corp), щупальца которой проникли повсюду (сатиричный привет Apple, Google, и Facebook). И не может даже признаться в любви знакомой девушке-коллеге. За час серии паренек успевает облить саркастичными помоями Стива Джоббса, «Фейсбук», потребительскую психологию, медийную наркоманию и вуайеризм пользователей соцсетей, выразив себя в конечном счете в одной фразе «Fuck society» (показателен и тэглайн минисериала: «Our Democracy Has Been Hacked», «Нашу демократию взломали»). Тем временем, живя этакой странной и диковатой копией Сноудена, и сдав некоторое число нехороших людей в вышестоящие инстанции – он становится параноиком. Ему кажется, за ним следят люди в черном. А на работе некие таинственные люди взламывают сеть корпорации зла, и ему приходится им противостоять, несмотря на все сочувствие неизвестным хакерам.

Это лишь краткие вводные. Серия сделана феноменально. Кого больше напоминает — так это позднего Финчера. Особенно «Социальную сеть», представляющую Цукерберга парнем, выразимся политкорректно, с невероятно низким социальным интеллектом, и последнюю по времени «Исчезнувшую», в которой с каким-то ультразвуковым сарказмом Финчер распнул медийный фашизм. Только в «Мистере Роботе» еще более строгая и чистая форма триллера, мрачный электронный саунд, антисоциальный посыл уровня «Бойцовского клуба», сатира на общество и Интернет, который сделал гражданина еще более слабым и уязвимым для сил зла, системы, власти и государства. Но главное – деньги и лицемерие, вот от чего воротит нашего паренька постпубертатного возраста. Килограммы саспенса, серия держит в напряжении от и до. «Карточный домик» (отличная политическая сатира с Кевином Спейси – тоже авторства Финчера) встречает «Утопию» (лучшая антиутопия последних лет), и все вместе встречают субкультуру «сисадминов» (наверняка, ведь такая есть, правда?) и, безусловно, «Матрицу». Здесь есть и офисные отношения, и «ромком», и остроумная сатира, и тонкая социальная критика, и самоирония IT-субкультуры, и страх перед спецслужбами, и параноидальные символы, и боязнь гражданина непонятного ему Анонимуса. В общем, Винни-Пух и все-все-все.

Параноидальный триллер уже в первой серии достиг уровня очень, очень хорошо сделанной современной драмы. Ни одной лишней ноты, лишнего кадра, лишнего слова. Это такой «дабстеповый» сумрачный индустриальный (лучше сказать — постиндустриальный) мир, который вот-вот и схлопнется в антиутопию, но это – наше время, и сериал играет на паранойе современного общества блестяще. Ожидания, связанные с сериалом, уже страшно высоки: на крупнейшем киноагрегаторе iMDb больше 9 тысяч проголосовавших, оценка – 9,4. Кажется, нас ждет уникальная штучная вещь, а в скором времени — и действительно создание нового культа. Компьютерщики всего мира, наверняка, уже молятся серверным богам, чтобы авторы не сдали ту головокружительную высоту, куда они взобрались с первой же серии, и 2015 год бы стал, помимо прочего, годом Мистера Робота.

«Восьмое чувство» (Sense8) Ланы и Эндрю Вачовски

Братья Вачовски, сняв когда-то «Матрицу», оказавшую тектонические воздействия не только на кино, но и на культуру в целом, все последнее время занимались непонятно чем. За это время, впрочем, им удалось второй раз пошатнуть основания мира, сняв «V — значит вендетта» (о пользе бунта в тоталитарной реальности: маски героя стали популярным символом протестного движения, используются активистами сетевой группы «Анонимус» и участниками движения Occupy Wall Street). А сами братья перестали быть братьями – и стали братом и сестрой Вачовски, когда Ларри поменял пол и стал Ланой. В очередной раз ударить по чувствам и мыслям брату и сестре в 2012 году удалось не очень: они сняли «Облачный атлас», получивший смешанные оценки критики. Но именно «Атлас», экранизация романа Дэвида Митчелла об универсальности человеческой природы, эволюции одной сущности и реинкарнации одной и той же души, по-видимому, и дал импульс Вачовски, которые внезапно решили податься в телевидение, и сняли для сетевого сервиса Netflix 12-серийный фильм (с потенциалом в пять сезонов). Сериал создан совместно с примкнувшими к брату и сестре создателем «Вавилон-5» Джозефом Майклом Стразински и немцем Томом Тыквером, в активе которого «Беги, Лола, Беги», «Принцесса и воин» и «Парфюмер». По словам самих Вачовски, проект был амбициозным с самого начала, так как создатели сошлись во мнении, что если уж и снимать для ТВ, то сделать надо «что-то уникальное, чего не было прежде, изменив язык телепроизводства, как это сделала «Матрица», повлияв на боевики». В конце концов, именно идеи «Атласа» похоже трансформировались в идеи «Восьмого чувства» — которое исследует «взаимосвязь эмпатии и эволюцию человечества». Все 12 серий были выложены сразу, и уже доступны в сети.

И это действительно ultimate Вачовски – Вачовски в степени Вачовски. Это их странное, ни на что не похожее чувство юмора, и поразительная образность – когда, кажется, перед тобой другой живой мир, который гораздо живее реального: хотя бы потому, что сделан и продуман лучше, и прослоен множеством деталей, которые не все и не всегда успеваешь даже считывать при просмотре. «Восьмое чувство» — архитектурно возвышенная и экстравагантная конструкция, мир, который варится в собственном соку, по своим особенным правилам. Кино с самого начала честно презентует чисто шизофреническую завязку: самоубийство женщины, сознание которой расщеплено на несколько персон. И первая же серия, срежиссерованнами самими авторами «Матрицы» — представляет собой какой-то бурлящий психоделический поток, который только Вачовски (и еще пара режиссеров в мире) способны обуздать и пустить по руслу, созданному по самим строгим драматургическим правилам. Каждый второй зритель смешается, пытаясь определить, кто здесь кто, почему они все такие разные, живут в разных частях планеты (как герои «Атласа» жили в разных временах), «и все-таки вместе». Вачовски нарушают одно из главных правил не только сериалов, но и кинематографа вообще: у них не один герой, не два, не семья, а восемь! Не считая второстепенных персонажей. При этом ни один из героев не закрывает своей харизматичной персоной остальных, задвигая их куда-то за кулисы. А все потому, что эти восемь есть одно, и множество сознаний через какие-то невидимые миру лучи преломляются в фокусе, собираясь и концентрируясь в одной белой точке. Та метафизическая оптическая иллюзия, что нас миллиарды и мы все разные – никак не мешает видеть во всех этих разных и миллиардах одно, как воспринимали и называли его древние: Единое или Абсолют. Но сами Вачовски далеки от каких-то мистических прочтений идеи эмпатии и эволюции, их понимание человечества и истории мира очень простое, и потому действующее на зрителя почти безотказно. Звучит оно примерно так: люди должны помогать друг другу, потому что мы, хотя и очень разные, есть одно – Человек.

И при этом больше всего поражают не какие-то солипсические моменты фильма, сай-фай, фэнтези или шизофреническая психоделия – а остроумие, сарказм, и главное, удивительная человечность в рисовке персонажей. Трогательные мексиканские геи и девушка, живущая вместе с ними. Суматошный кениец-водитель автобуса «Ван Дамм», пытающийся заработать деньги на лекарства от СПИДа своей матери. Альтер-эго Ланы/Ларри Вачовски (и ее тайные страхи, явно!). Печально-мечтательная блондинка-диджей. Кореянка-кикбоксер, бизнес-леди с комплексами недолюбленной отцом. Такое чувство, что Вачовски попытались впихнуть чуть ли не всю современную жизнь, этот бурлящий и противоречивый котел, в пространство одного фильма, и им это удалось. Фактически это второй после Mr. Robot ударный мини-сериал этого года. Конгениальный ему. Но и свой собственный: более добрый, нежный, и, в отличие от клаустрофобно-параноидального IT-триллера – открытый всем ветрам. Sense8 настолько живой, что больше всего цепляет его свежесть, дыхание моря и жизни, ветер перемен, сквозняк, который гуляет из серии в серию. Сама интрига тоже замечательная, но ее вполне можно увидеть и прочитать у писателей-фантастов, не говоря уже про кино. Но вот стилистика и чувства – уникальные. Вачовски с Тыквером очень любят человеческий мир и человеков и человеческие отношения. Любят порой через не хочу и вопреки мерзостям нашей жизни. Так любят, что заражают любовью и витальностью через экран. И именно поэтому подводят в итоге зрителя к катарсису самого высокого уровня.

«Герцог Бургундии» (Duke of Burgundy) Питера Стрикланда

В этом фильме легко представить эмоционально сильную сцену, которая перебьет все пробки в неподготовленном (да и подготовленном) зрителе: одна героиня уходит, она больше «ее» не любит, другая лежит, обняв подушку, и рыдает. Или ходит, молча, по дому, глотая слезы – кадры передергиваются волнующим ностальгическим монтажом. А в финале молчаливое изваяние покинутой любящей: за столом, в кресле, на диване, в парке на скамье. Осень. Поеживаясь, девушка, укладывая воспоминания в тюки и сбрасывая все обиды в самое глубокое подполье, начинает новую жизнь!

Ничего подобного, сентиментального или драматургически необходимого, в фильме синефила Стрикланда нет. Его ошеломляющей красоты кино снято в холодной манере «это было уже в тысяче фильмов, мне все равно, как оно должно быть». В декорациях кино семидесятых, старых особняков, БДСМ-тематики, жанра adult, энтомологии, красивых женщин бальзаковского возраста в элегантных, изящных «тематических нарядах» с огромными шляпами (на таких сегодня даже в столицах будут оборачиваться старомодные дяди и тети: «Что эта дурочка там о себе думает!»). Помимо того, что Стрикланд магически воскрешает мир эротического кино 1970-х, перед нами одновременно очередной оммаж итальянским джалло (самому безумному подвиду фильма ужасов Стрикланд отдал дань в предыдущем своем фильме «Звуковая студия Берберян») и камерное исследование человеческих отношений мира, замкнутого на самого себя.

Понимая мир БДСМ как, прежде всего, партнерскую игру с распределением ролей – то есть как кинематограф – Стрикланд преподносит его как высочайшую степень условности в жизни, любви и сексе. Жизнь как кино. Любовь как кино. Секс как кино. Поставленный по всем правилам, заранее расписанный по ролям, прекрасно снятый и озвученный. Сама стилистика постмодернистского оммажа, кино о кино, идеально подошла для способа рассказа о такой истории любви. Даже не способа, а скорее попытки передать те странные чувства героинь фильма: игры и не игры, всамделишного извращения или «как будто я тебя люблю». Как бы сквозь тусклое стекло. Это нежнейшее кино о любви. Тончайшее, воздушное. Киностихотворение. Поэма о диких формах любви и страсти. Кино о том, как две женщины взволнованно снимают кино о своей жизни, вливая поток невозможного, небытия, иллюзии – в мехи любви. Их любовь при этом совсем не иллюзия, скорее ради нее они готовы играть, как играют люди по жизни, только их игры немного другие. Обычно в таких случаях стыдливые критики записывают, роняя перья, что «на самом деле это все антураж, но фильм-то о любви». Не будем ханжами: кино о доминировании, об унижении и подчинении, садизме, о суматошной, милой, детской, животной влюбленности одной женщины за 40, а то и 50 – в другую, помоложе. Но да, и о любви вообще: о том, как две фемины, по психотипу разные и разные по чувству нормы, притираются друг к другу. Стихотворение касаний, «соната для двоих», живущих друг для друга, в особом мире, где больше на самом деле нет никого, ни единой души, ни мира, ни планеты. Поразительно при этом то, что первая часть фильма – комедия! Но не комедия в режиме «ха-ха-ха», а лента, во время просмотра которой в ответ на реплики и сценки и даже взгляд двух дам разве только улыбаешься и светишься радиоактивно.

Сам фильм настолько замкнутый, интровертный, что кажется, над миром героинь раскинулся купол – он стушевывает их реальность до состояния невесомости. За 20-25 минут до конца фильм преображается. Комедия истончается, рвется как паутина, сцены идут на повторе, словно музыкальные фразы, кино становится и сжатой музыкальной формой, и одновременно кинематографической пружиной, спиралью, которая закручивается, и сжимается, и давит на одну из героинь, уставшую играть. Совсем скоро героини рифмуются с медведками (изучением которой занята одна из них), их дом – окончательно обращается в извилистую тонкую норку, куда на холодный сезон залезают поспать насекомые. Нора двух женщин – уютное «нигде», там нет ни времени, ни страны, ни норм, ни правил. Крохотное «как будто» парит в кинематографической реальности, и даже среди сестер – тех же лент 1970-х – лента окажется «не такой, как другие». Ненормальной. «Фу, такими быть», — сказали бы фильмы того десятилетия, сурово качая головами. Это какая-то фантазия си-бемоль, в отдельные минуты на одних образах, музыке, звуках пронизывающая чем-то нездешним тебя до мозга костей.

У фильма фактически нет финала. Как нет и привычного сюжета. Но это восхитительное кино, представляющее одновременно и оммаж кино 1970-х, и трогательный фильм о влюбленности, и конспект об энтомологических мутациях, и лирическая зарисовка на темы «волшебной сказки из самых детских снов». Лучшие режиссеры на свете – те, кто умеют снимать чувственное кино про любовь, не снимая секса; музыкальное кино, полное непридуманной тишины; кино о «всяческих извращениях», которое на деле стыдливое в своей невинности. Стрикланд именно такой режиссер. Умеющий волшебно, ярко рассказывать мучительные истории, превращая их в цветные сказки из книжек-раскрасок, где на титульной обложке красуется незнакомая для какой-нибудь пятилетней малышки «Герцог Бургундии» или, по латыни, hamearis lucina – небольшая бабочка оранжевого и коричневого колера, посещающая южные сельские местности Англии каждую весну.