Как казанские губернаторы боролись с «неблагонадежными» усами и бородами чиновников

«Бороды строжайше запретить»

1860-е годы были для России сложными, а порой и драматическими. Вспомним хотя бы Петербургские пожары 1862 года, в которых были обвинены радикалы той поры. Вспомним и пожар 1864 в Симбирске, уничтоживший на три четверти город и тоже приписанный поджигателям-полякам и офицерам стоявшего здесь полка (один из которых был убит толпой), хотя представленный Сенату на 15 000 (!) страницах доклад констатировал невозможность найти виновных. Вспомним крестьянское восстание в Бездне, «Казанский заговор» офицеров-поляков, вспомним и покушение казанского студента Каракозова на царя. «Великие реформы» Александра II проводились в жизнь в очень непростых как внутренних, так и внешних условиях. Польское восстание 1863 года основательно встряхнуло империю, подозрительность в отношении лиц польского происхождения была практически маниакальной. Но история состоит не только из драм и трагедий. Нет-нет, но на ее подмостках находится место и фарсу, и трагикомедии.

Общеизвестно, что для русских, как и для евреев, борода — то, что приближает их к «образу и подобию Божию». Оставляя в стороне все, что связано с бородой в допетровской Руси, сосредоточимся на бородах XIX века.

Воцарение Николая I не замедлило отразиться на форменных прическах и бородах подданных. Законы о бороде и усах дополняются новыми указами. Вот несколько выдержек из документов той поры. За подписью министра внутренних дел Д.И. Блудова гражданским губернаторам была сообщена бумага следующего содержания:

«Г. министр императорского двора сообщил мне для надлежащего исполнения, что по случаю дошедшего до Государя Императора сведения, что многие из г.г. состоящих в званиях камергеров и камер-юнкеров позволяют себе носить усы, кои присвоены только военным, и бороды в виде жидовских, его императорское величество высочайше повелеть соизволил: строжайше воспретить, дабы никто из имеющих придворного звания не осмеливался носить ни усов, ни бород».

По министерству финансов циркуляром предписано следующее: «…государь император, сверх доходящих до Его Величества из разных мест сведений, сам изволил заметить, что многие гражданские чиновники, в особенности вне столицы, дозволяют себе носить усы и не брить бороды, по образцу жидов или подражая французским модам».

Приказ № 447 от 29 ноября 1837 года по Морскому ведомству по пространности своей не может быть изложен даже частично: там строжайше регламентируется длина волос на лбу, у висков, «округ ушей» и т. д. Последний абзац административно-цирюльного шедевра посвящен усам и бакенбардам:

«Вместе с тем, Его Величество изволил повелеть не допускать никаких странностей и в усах и в бакенбардах, наблюдая, чтобы первые были не ниже рта, а последние, ежели не сведены с усами, то также не ниже рта, выбривая их на щеках против оного ». В конце — мощный аккорд: «О таковой монаршей воле объявить по Морскому ведомству к точному и непременному исполнению».

Акцизный «отпечаток»

Законы о бороде в эпоху реформ Александра II были смягчены до последней степени, но и в это время воображению администраторов бороды казались признаками либерализма и неблагонадежности. Одним из таких деятелей был Михаил Николаевич Муравьев. Почти 40-летней административной деятельностью заслужил он прозвище «Муравьева-вешателя» (чем демонстративно гордился), а за год до смерти был возведен в графское достоинство.

Государственным служением граф считал составление списков неблагонадежных чиновников. Одной ногой стоя в могиле, вносил он такие списки на рассмотрение Комитета министров. Особое неудовольствие вызвал у него управляющий акцизными сборами Казанской губернии Соловьев. Судите сами, может ли быть благонадежным чиновник, если он «…не подчиняется принятым условиям как в отношении старших в городе, так и в отношении равных себе, чужд всякого знакомства и живет совершенно замкнуто, будучи посещаем только подведомственными ему чиновниками и лицами, имеющими до него служебные дела. Не только управляющий, но и все лица, служащие в акцизном управлении, носят на себе какой-то особый отпечаток и характер в своих действиях: все они считают себя и слывут за людей передовых».

Этот «отпечаток» заключался в том, что казанские акцизные той поры были с университетскими дипломами и, боясь провинциальной тины, сторонились банальных знакомств и не находили нужным скрывать своего нерасположения к ним. Акцизные оказались вольнолюбивыми не только в Казани, но и в Туле: тамошний губернатор М.Р. Шидловский втравил в свою борьбу с акцизными бородами высших чинов МВД и министерства финансов, чем и заработал себе место в истории отечественного административного идиотизма. В истории русской бюрократии Михаил Романович остался как прототип щедринского «губернатора с фаршированной головой».

Прелесть архивных папок — в сюрпризах, таящихся в них. Ну кто бы мог подумать, что племянник известного декабриста, солидный свитский генерал и казанский губернатор Нарышкин заведет нудную переписку «О снятии бород и усов чиновникам гражданских ведомств» — именно так озаглавлено архивное дело.

Действительно, параграф 71 приложения к 975 статье «Устава о службе по определению от правительства» воспрещает носить усы и бороды, но уже тогда это требование считалось анахронизмом, и далеко не каждый губернатор посвящал себя делу искоренения чиновничьих бород. Но не таков был Михаил Кириллович Нарышкин, и вот памятью о нем стала папка, где его имя соседствует с именами его супостатов. А какие там имена! Оказывается, бороться с крамольными бородами подведомственных чиновников не спешили Тютчев и Батюшков. И не в каком-то там фигуральном смысле, а в самом прямом: Сергей Николаевич Тютчев, двоюродный брат поэта, состоял в то славное время управляющим Казанской удельной конторой (перестроенное ее здание сохранилось по улице К. Маркса, 49), а Дмитрий Николаевич Батюшков, троюродный племянник поэта Константина Батюшкова, был «исправляющим должность» управляющего Казанской контрольной палатой.

Обнаружив нежелание местного ведомственного начальства бороться с бородами подчиненных, губернатор пожаловался в Петербург. Читать ответы министра императорского двора и государственного контролера — чистое удовольствие, ибо редко встречаешь такой высший бюрократический пилотаж. По форме — холодно-вежливое признание некоторой законности нарышкинских придирок, суть же можно выразить словами: уймись, болван, без тебя разберемся. Отмечу в заключение, что заниматься казанскими бородами был вынужден очень талантливый человек — статс-секретарь В. Татаринов, реформатор Государственного контроля. Именно ему, помимо прочего, обязана Россия тем, что бюджет стал публиковаться, а возможности злоупотреблений были сужены тем, что местные органы финансового контроля — контрольные палаты — стали проверять местные финансы не по сводным отчетам, а по первичным документам.

Вспоминая губернатора Нарышкина

Справедливости ради надо сказать, что М.К. Нарышкин вовсе не был ограниченным солдафоном. Его биография — это биография способного и исполнительного чиновника. Она с достаточной подробностью изложена в материале Евг. Долгова в журнале «Эхо веков». Вот выдержка из этого материала, касающаяся лишь казанского периода его деятельности Михаила Кирилловича.

«30 августа 1863 года Михаил Кириллович Нарышкин был произведен в генерал-майоры и назначен Казанским военным губернатором с управлением гражданской частью (в должность вступил 8 октября того же года). Ему теперь были подчинены, кроме административно-полицейских органов, и войска в пределах вверенной губернии. Под его руководством в крае были проведены реформы удельных (1863 г.) и государственных (1866 г.) крестьян, введены в действие Закон об организации земских учреждений 1864 года (открытие Казанского земства и проведение первого земского собрания произошло в ноябре 1865 г.) и новые судебные уставы 1864 года, учрежден Казанский военный округ и созданы начальные народные училища, а также Центральная крещено-татарская школа с миссионерскими целями (1864 г.). В 1865 году в Казани состоялась выставка сельскохозяйственных продуктов губернии, произошло преобразование Северо-восточной фермы в земледельческое училище, открылись итальянская опера и городская публичная библиотека (при содействии директора хозяйственного департамента МВД Н.И. Второва).

Губернатор М.К. Нарышкин приложил усилия к учреждению в 1866 году городской почты и Казанского пехотного юнкерского училища, преобразованного из существовавшего в городе с 1861 года «училища военного ведомства», которое заняло помещение в Кремле. После посещения Казани в августе 1866 года цесаревичем, будущим императором Александром III с братом Владимиром М.К. Нарышкин вскоре был отозван в Петербург и вновь занял место в царском окружении. 26 октября по указу императора он сложил с себя должность военного губернатора, выполнив возложенную на него задачу по стабилизации положения в крае. Казанская губерния нуждалась теперь в опытном администраторе.

В последний раз М.К. Нарышкин приезжал в Казань летом 1871 года, сопровождая Александра II в его путешествии по Волге. Выйдя в отставку в звании генерал-лейтенанта, он поселился в Москве, где скончался 13 (25) октября 1890 года и был похоронен на кладбище Троице-Сергиевской лавры.

Таким образом, деятельность Михаила Кирилловича Нарышкина на посту казанского губернатора в 1863—1866 годах была неожиданно плодотворной. Буржуазные преобразования, только что развернувшиеся в России, оказали свое влияние на социально-экономические и культурные процессы в нашем крае. И новый губернатор, свитский генерал, внес достойный вклад в дело реформ, обеспечив поступательное развитие многих начинаний эпохи».

Муравьев-вешатель и другие

Оценка личности и деятельности Муравьева-Виленского не может не быть в высшей степени политизированной. В последнее время, когда Иван Грозный объявляется на высочайшем уровне «оболганным царем», когда доктора исторических наук не стесняясь говорят об облетах Сталиным Москвы с образом Богоматери, когда Григорий Распутин становится светочем и примером религиозного подвижничества, образцом для подражания постепенно становится и Муравьев-Виленский. Лишь одно, но важнейшее обстоятельство не дает места пессимизму: да, полонофобия жива и в русском начальстве, и в русском народе, и в его творческой интеллигенции, но при всем том есть Белоруссия, есть Литва и есть Польша. Со своей государственностью, своими взглядами на историю и на ее деятелей, в том числе и на Муравьева-Вешателя — нравится это кому или нет.

И немного о карьерах других участников этой истории. Дмитрий Николаевич Батюшков (1828—1909) стал в свое время Подольским и Екатеринославским губернатором, тайным советником. Кстати, его одаренный сын Федор учился в Первой казанской гимназии, затем на историко-филологическом факультете петербургского университета, который успешно окончил в 1880 году.

В следующем году оставлен был при университете на кафедре истории всеобщей литературы, дважды посылался за границу для научных занятий. После первой поездки сдал магистерский экзамен и с 1885 года по 1898 год состоял приват-доцентом Петербургского университета и преподавателем высших женских курсов. Читал лекции по провансальским языку и литературе, по готскому и старонемецкому языкам и по истории французской, итальянской и древнеиспанской литератур. В предреволюционные годы Батюшков занимал пост председателя Театрально-литературного комитета Александринского театра. После Февральской революции, в апреле 1917 года Временное правительство назначило Ф.Д. Батюшкова главным уполномоченным по петербургским государственным театрам, но в декабре был смещен по приказу А. В. Луначарского. Федор Дмитриевич Батюшков умер в Петрограде 19 марта 1920 года от голода и болезней и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Один абзац о Сергее Николаевиче Тютчеве (1820—1898). Федор Иванович и Сергей Николаевич Тютчевы выросли в одной семье, отец поэта был опекуном племянника. Морской офицер, впоследствии — действительный статский советник С.Н. Тютчев, начальник Московской межевой канцелярии, по возвращении из Казани стал управляющим Санкт-Петербургской Удельной конторой. Овдовев, воспитывал троих сыновей и дочь Наталью.

И еще маленькая подробность. Одновременно с С.Н. Тютчевым в Казанской удельной конторе служил секретарем Владимир Оттонович фон-Баранов. Согласитесь, что фамилия звучит не совсем обычно. Но если мы присмотримся к спискам казанских чиновников, то мы увидим там бездну необычного. Но это уже не относится к теме этих заметок.