Революция 1905 года: бунты шакирдов, двойные агенты охранки и реформа татарской школы

Шакирдские протесты

В ноябре 1905 года шакирды «Мухаммадии» предъявили свои претензии к руководству медресе. Их не устраивала учебная программа. Однако администрация во главе с Г. Баруди проигнорировала заявление учеников. Но протестные настроения среди шакирдов все же сохранились, что в результате стало поводом для нового конфликта с одним из преподавателей в феврале 1906 года. По решению руководства эти четверо шакирдов были исключены из школы. Увольнение товарищей оставшиеся ученики восприняли довольно болезненно, они уже не скрывали свое недовольство и раздражение. Шумиха в медресе всполошила всю округу, вызвали попечителей учебного заведения. Они пригрозили вызовом наряда полиции, что и было вскоре сделано: прибыли 10 городовых. После разгрома в классах и битья окон 82 ученика «Мухаммадии» были исключены из медресе. Уволенные шакирды 3 марта 1906 года опубликовали открытое письмо в газете «Казан мухбире», где объясняли родителям, что не хотят после 10—15-летнего обучения в медресе жить в положении попрошайки («хәйерче») и «торговца верой» («дин сатучы»). Более того, они не были уверены, что после окончания медресе сумеют устроиться муллами в мусульманских приходах. «Для этого нужно, чтобы отец был муллой, либо чтобы тесть был влиятельным лицом, либо вернуться из Бухары…» — писали шакирды.

После этого происшествия основной формой протеста стал коллективный уход из медресе. Например, из оренбургской «Хусаинии» ушли сразу 40 учеников, конфессиональное училище Вали Хусаинова в том же городе покинули 25 шакирдов. Некоторые случаи, по сути, были спровоцированы руководством медресе. Шакирды (особенно в воспоминаниях советского времени) потом называли это «уходом», но мударрисы считали «увольнением».

С 1905-го по 1907 год число татарских конфессиональных школ в Казанской губернии сократилось с 945 до 877. По всей видимости, закрытие учебных заведений было связано и с уменьшением числа учеников. Если поначалу ученические «забастовки» — коллективные уходы — были характерны только для городских новометодных медресе, то постепенно в движение включились и ученики кадимистских конфессиональных школ, в том числе деревенских медресе. Хотя именно в таких учебных заведениях, как правило, были самые худшие условия проживания и неудовлетворительные методы преподавания. Но отсутствие контактов с учениками других школ и ограниченный кругозор мешали шакирдам сформулировать свои требования.

Да и у городских шакирдов эти требования были довольно туманными. Хотя действовали несколько комитетов — «Эль-Ислах» во главе с Ф. Амирханом, «Берек» Г. Исхаки, ни одна группа не имела конкретного плана дальнейших действий. «Казанская молодежь в это время была одержима идеей реформации национальной школы. Выходила даже газета «Эль-Ислах». Я разговаривал с этими «реформаторами», у них не было никаких четких планов, они хотели превратить татарские медресе, в которых они учились, в гимназии, инженерные школы и даже университеты», — писал приехавший в Казань в 1908 году Заки Валиди. В советской и вслед за ней постсоветской историографии утвердилось положение о том, что после 1905 года было окончательно введено новометодное преподавание, и это стало якобы компромиссом между шакирдами и их мударрисами. Однако ученики татарских медресе так и не получили желаемого: национальных светских гимназий и университетов. Единственным дореволюционным национальным учебным заведением светского характера стала открытая в 1916 году в Казани Татарская женская гимназия Фатыхи Аитовой. Кроме того, в разных городах функционировали курсы по подготовке татарских учителей и учительниц. Шакирды хотели для себя достойной и интересной жизни, где самореализация сопутствовала бы материальному достатку.

Между тем шакирдские волнения повлияли на формирование новых взглядов, ученики конфессиональных училищ стали более открыты к светской культуре. Один из выпускников оренбургского кадимистского медресе «Валия» вспоминал, что после 1905 года последовало некоторое послабление режима медресе. Да и сами шакирды, прячась, посещали библиотеки, читали там газеты и журналы, издаваемые в Казани, Астрахани, Уральске, некоторые книги, поддерживали связь с шакирдами из других медресе. Так, в октябре 1907 года в Казани конфисковали тираж татарских брошюр «Шәкертләрнең садәләре» (2965 экз.), поступивший из Оренбурга. Брошюру с известными шакирдскими песнями, которые до этого распространялись в рукописи, отнесли к «вредным изданиям», «возбуждающим татарскую молодежь против школьного начальства и призывающим ее к преступным актам.

Протестные настроения объединили шакирдов из разных городов и деревень, уже не было привычного противостояния учеников разных мударрисов и схоластических «моназара» между ними. В шакирдской субкультуре революционной эпохи вместо богословских споров появились литературно-политические кружки, где велись дискуссии на разные темы. Они тоже проводились тайком от администрации. В разных городах именно шакирды стали организаторами первых литературно-музыкальных вечеров.

В начале XX века ученики медресе продолжали традицию составления рукописных шакирдских изданий, но все чаще учащиеся становятся авторами новоявленной официальной татарской прессы, развернувшей свое информационное поле по всей территории Российской империи после 1905 года. Например, уже в шакирдские годы проявили себя поэты Ш. Бабич, З. Башири и другие авторы.

Изменились условия обучения и проживания

Ученические протесты привлекли внимание всей татарской общественности, в том числе попечителей медресе. Менялась материально-техническая база. Появились отдельные учебные, жилые, молельные комнаты, столовые и библиотеки. Интерьеры классов украшались европейской учебной мебелью и аксессуарами: партами, столами, картами, досками, глобусами и т.п. Некоторые медресе состояли из нескольких корпусов. В общежитиях шакирды уже не ютились, как сто лет назад, в одной комнате по 50 человек. Они жили по несколько человек в комнате. Деление на классы предполагало отдельное обучение в разных комнатах. Таким образом, оставалось мало возможностей для поддержки традиционной ученической иерархии.

В некоторых медресе была решена и проблема питания. Ведь одним из требований во время шакирдских волнений 1906—1907 гг. стало устройство столовых со специальными поварами, наподобие тех, что имелись в русских учебных заведениях. Но с изменением бытовых условий многие новые медресе начали взимать плату за обучение и проживание. До этого отсутствовала фиксированная плата: каждый отдавал садака сколько мог, чаще всего родители благодарили мударриса и хальфу различными продуктами питания: мясом, крупами, хлебом, медом и т.д.

Для урегулирования взаимоотношений в медресе вводились внутренние правила поведения. В конце XIX в. они были лишь в медресе «Марджания». Но после 1905 года многие мусульманские училища последовали его примеру. Например, согласно правилам «Мухаммадии», можно было посещать просветительские лекции, но запрещалось оставаться на литературно-музыкальный вечер в «Восточном клубе». Письменная оговорка рамок поведения шакирдов значительно снизила конфликтные ситуации.

Неизменными остались различные подработки шакирдов: учительство среди кочевников Средней Азии; торговля книгами, работа в сфере обслуживания (в качестве официантов, половых) и т.д. Как учащихся медресе, их продолжали приглашать в богатые дома для чтения Корана. Открывались и новые возможности для дополнительного заработка. Например, после 1905 года, с появлением татарской прессы, многие шакирды даже во время учебы работали экспедиторами. Разгружали и развозили ночью очередной тираж газеты. Заработанные деньги уходили в первую очередь на оплату годового обучения, потом уже на приобретение новой одежды, на учебные принадлежности, на еду и т.п. Часто свои сбережения учащиеся сдавали на хранение хальфе или мугаллиму, в течение учебного года из этих денег шакирду каждую неделю выдавалась определенная сумма.

Зараженные идеями революции

После шакирдских волнений 1906—1907 годов сотни учащихся татарские медресе оставили учебу, часть из них ушла добровольно, часть была отчислена за различные проступки. Как писала большевистская газета «Урал» в 1907 году, из оставшихся не у дел учащихся «…богатые шакирды начали обучаться по-русски, бедные искали работу, некоторые стали фабрично-заводскими рабочими», а для остальных газета просила материальной помощи у читателей. Не все ученики из богатых семей могли себе позволить нанять репетиторов или обучаться по-русски. По замечанию Мажита Гафури, некоторые из-за самовольного ухода из медресе, «без благословения остаза», были лишены родительской материальной помощи и мало чем отличались от бедных учеников.

Зараженные идеями революции, бывшие шакирды после поражения своих идеалов избрали разные пути. Г. Исхаки сменил свои эсеровские взгляды на пантюркистские и накануне следующей революции мечтал уже о национально-культурной автономии для татар, стал основоположником проекта «Идел-Урал». Некоторых его соратников-эсеров во время тюремного заключения сумели завербовать представители жандармерии. Один из таких татарских социал-революционеров М. Янбулатов принял даже православие. Друг Г. Тукая, эсер Исхак Бикчурин, не выдержав двойной жизни агента тайной полиции, в 1913 году покончил с собой. Социал-демократ Галимджан Сайфутдинов до конца жизни остался верен своему революционаризму. Активный участник событий 1905 года в Казани, он даже мать своего будущего ребенка встретил в гуще революционного хаоса. С Александрой Войдиновой познакомился во время разгона демонстрации на Воскресенской улице возле университета. Сайфутдинова тогда сильно избили, а девушка привела его в свою квартиру и оказала первую медицинскую помощь. Она тоже была увлечена социал-демократическими идеями. Из-за своей «политической неблагонадежности» Сайфутдинов не мог устроиться на постоянную работу и перебивался случайными заработками. В любой ссылке (Оренбурге, Вятской губернии) он умудрялся развить общественно-политическую активность. Очевидно, что здесь речь идет об особом психотипе. Обывательская жизнь была слишком скучной для него. Неслучайно после рождения сына Вениамина в 1908 году он расстался со своей возлюбленной. Г. Сайфутдинов был убит в 1918 году во время освобождения Казани от белых.

Зарождение светской интеллигенции

Наиболее талантливая и деятельная часть «бывших шакирдов» стала основой зарождающейся национальной светской интеллигенции. Они являлись работниками различных редакций, публицистами и писателями, артистами, мугаллимами. Такими бывшими шакирдами был Фатих Амирхан, Габдулла Тукай и другие известные деятели. Костяк театральной труппы Ильяса Кудашева-Ашкадарского состоял из бросивших медресе во время шакирдских волнений учеников. Таким образом, шакирдская субкультура расширила свои границы и стала основой общенациональной культуры.

«Истекшее трехлетие выдвинуло и мусульманскую молодую интеллигенцию, — писал в конце 1907 году Исмаил Гаспринский. — Эта интеллигенция, едва зародившаяся, без прошлого и традиций, не может стать живительным, культурно-бродильным ферментом народной массы, каковы, например, интеллигенция финская, польская, еврейская, армянская. Тут знают, что им надо, и потому кое в чем преуспели… Пожелаем, друзья, нашей пока малочисленной интеллигенции роста вширь и вглубь, правильно поставленных задач для последовательной и упорной деятельности. Пожелаем, чтобы растерянность, разброд мысли и напрокат взятое доктринерство обратились в согласную, дружную «первоначальную» работу, в которой нуждается и которой ожидает народ».

Во многом благодаря бывшим шакирдам серьезно видоизменился и образ ученика медресе в литературе. Если в народном творчестве к религиозной учености, к шакирдам мы встречаем вполне уважительное отношение, то в татарской художественной литературе начала XX века все чаще фигурируют шакирды-невежды. Конечно, надо отдать должное возникшему именно тогда реализму в литературе. Но не обошлось и без определенной субъективности. Г. Исхаки, например, не ограничивался критикой учебной программы медресе, а иллюстрировал внутренний мир шакирдов с нравственными сомнениями, иногда и пороками. В татарской прессе широкий резонанс получили его произведения «Жизнь ли это?», «Дядя шакирд». Но полемика на страницах газет и журналов, различные коллективные дискуссии не мешали функционированию татарских медресе вплоть до установления советской власти. Например, к 1912 году число мектебов и медресе в Казанской губернии выросло до 1091. При этом лишь в одном казанском медресе «Мухаммадия» в 1913 году учились 329 человек. Медресе оставались единственными доступными образовательными центрами для всех мусульман, слушателями русских учебных заведений становились немногие татары.