Как казанские дворяне в революцию 1905 года поделились на либералов и черносотенцев

За самодержавие

Начавшаяся в 1905 году революция не была для местного дворянства полной неожиданностью, но, несомненно, стала огромным потрясением. Уже в ходе русско-японской войны стала видна слабость правительства. «На войне было плохо. Японцев мы не только не закидали шапками, но и сами от них терпели поражения. Набор за набором отправлялся на Дальний Восток, чтоб больше не вернуться», — с тревогой писала в своих воспоминаниях сестра известного казанского общественного деятеля Александра Боратынского Ксения. Несмотря на верноподданнические адреса, посылаемые дворянством, очевидно было, что общество не разделяет целей войны, растут антиправительственные настроения. Так, в своих воспоминаниях земский деятель Н.А. Мельников описывает свои мысли в ноябре 1904 года: «А, между тем, в стране не по дням, а по часам растет недовольство и, если не выступят земцы, как действительные представители значительной и организованной части общественности, то можно ждать других, и очень опасных, выступлений».

Серьезные столкновения с крестьянами происходили еще во время голода 1891—1892 годов, в конце 1890-х годов, в начале 1900-х, когда случались самовольные порубки леса, захват сена, были прецеденты вооруженных столкновений. Поэтому к 1905 году помещики уже имели опыт самообороны.

Местное дворянство можно рассматривать в целом как класс, о взглядах которого мы судим по высказываниям в земском и дворянском собраниях. Однако мемуары позволяют осветить взгляд на события столетней давности, где зачастую преобладали личные интересы. Дворянам, которые разбирались в политике, представлялась следующая ситуация. Социал-революционеры вели активную агитацию среди крестьян, призывая их к погромам частновладельческих усадеб, захвату земель и лесов и т. д. Например, Н.А. Мельников отмечал, что они используют «флаг и имя крестьянства» для воздействия на власть, но при этом не имея ничего общего с «настоящим, рядовым крестьянством».

В целом дворянство в лице деятелей местного самоуправления заняло активную позицию, выступив единым фронтом в поддержку самодержавия. Накануне революции казанское дворянство выступало за неограниченную монархию, но после того, как сама власть пошла на ограничение своих полномочий, позиция дворян изменилась.

На пути к созданию всероссийского объединенного дворянского органа

Русско-японская война (1904—1905) и Первая российская революция (1905—1907) сыграли роль катализатора в консолидации поместной элиты. Дворянские организации Казанской губернии приняли непосредственное участие в создании всероссийского объединенного дворянского органа. На заседаниях депутатских и чрезвычайных губернских дворянских собраний шла подготовительная работа: обсуждались вопросы, связанные с возбуждением ходатайств о разрешении периодических съездов губернских предводителей в одной из столиц для коллективного рассмотрения сословных нужд, с избранием депутации, обсуждением программ предстоявших совещаний, ассигнованием средств на организацию съездов и даже предлагалось выработать программу всероссийского дворянского органа печати. Впоследствии на рассмотрение членов Казанского губернского дворянского собрания стали выноситься доклады депутаций о поездке и принятые съездом резолюции.

Первая русская революция и появление на свет в 1905 году рескрипта 18 февраля, допускавшего народное представительство, закона 6 августа о думских выборах, Манифеста 17 октября о созыве Государственной думы придали деятельности общедворянских съездов ярко выраженнуюполитическую окраску. Обсуждение вышеназванных документов было проведено на совещаниях в Москве (13 марта, 24 апреля, 28 декабря 1905 года) и в Санкт-Петербурге (12 июня 1905 года). В этой работе приняли участие дворянские депутации от Казанской губернии.

Указ от 18 февраля 1905 года и последующие нормативно-правовые акты активизировали общественно-политическую деятельность дворянских обществ всех регионов Российской империи, приступивших к немедленному их рассмотрению и выработке собственных предложений, основное внимание в которых было уделено принципам формирования нового учреждения. В Казанской губернии дворянство проводит внеочередной съезд менее чем через месяц после объявления рескрипта, когда в городах и уездах еще не было беспорядков. Так, Н.А. Мельников отмечал, что «было пока спокойно, по крайней мере, с внешней стороны, хотя агитация на заводах и в деревнях усиливалась с каждым днем».

Первоначально собрание созывалось лишь для принесения благодарности государю за указ 18 февраля, но дворянин К.А. Юшков «загипнотизировал» дворянство своими речами о необходимости объединения дворянства, чтобы остановить аграрное движение, уже начавшееся на юге страны, но грозившее всему отечеству. Поэтому повестка была расширена вопросами об избрании комиссии, которая бы определила способ выбора представителей в будущий представительный орган, а также о том, стоит ли ходатайствовать перед императором о скорейшем осуществлении положений рескрипта только казанской депутацией или дождаться встречи с ним всех предводителей дворянства.

Дворянские прения

В комиссии обсуждались не только вопросы, связанные со способом избрания, но создавались целые проекты будущего устройства представительного органа. Были созданы две подкомиссии, одна из которых рассматривала вопрос об избрании народного представительства на профессионально-классовой основе, а другая — на принципе всеобщего равного избирательного права.

Первая подкомиссия основывалась на проекте В.В. Ивановского, предусматривавшего двухпалатную думу, нижняя палата которой состоит из 631 представителя: 227 от земледелия, 119 от промышленности и торговли, 119 от ремесел и рабочего класса, 122 от свободных профессий, чиновников и духовенства и 44 от окраин, избираемых по указанным классам отдельно, и предусматривавший определенный имущественный ценз для избирателей. Во вторую предоставили записки А.В. Васильев, М.М. Хвостов и В.Н. Ивановский. В этих проектах, сведенных воедино, не было имущественного ценза, разделения по сословиям и классам, в будущем предполагалось прямое голосование, но, учитывая определенные трудности, на 2—3 срока предлагалось ввести двухстепенные выборы.

Большинство голосовавших (22 из 40) высказалось за избрание уполномоченных на началах профессионально-классового избирательного права. По вопросу о правах и функциях представительства были приняты резолюции о праве законодательной инициативы с утверждением монархом (за 16, против 6), полном контроле над финансовым хозяйством страны (единогласно) и контролем над законностью действий администрации (все, кроме одного) Помимо того, было принято решение о включении в состав создававшегося органа крестьян, свободно избранных ими самими (большинством против 1 голоса). В ходе обсуждения также прозвучал тезис о необходимости обеспечить особое представительство от дворян, однако этот вопрос на голосование поставлен не был.

Труды комиссии предназначались для известной комиссии Булыгина, работавшей в то время, но собрание приступило к разбору трудов только в июне, когда комиссия практически окончила свою работу. В итоге они послужили основой для разработки программы депутату от дворянского собрания на съезд 12 июня в Петербурге.

Нужно отметить, что это была позиция незначительной части казанского дворянского общества, поскольку к разработке темы, а затем и к голосованию по ней были допущены лишь крупнопоместные дворяне. Им же предстояло избрать из своей среды делегатов на всероссийский дворянский съезд, назначенный на 24 апреля 1905 года. Ими стали Д.П. Арцыбашев, В.В. Марковников и А.Н. Боратынский.

По возвращении их из Москвы было созвано чрезвычайное дворянское собрание. Как отмечает газета «Волжский листок», оживленные прения на заседаниях вызвал доклад о рескрипте от 18 февраля. Взгляды членов губернского дворянства относительно характера проведения выборов в представительный орган претерпели изменения, при повторном обсуждении этого вопроса обнаружилось еще большее расхождение взглядов. Кн. А.А. Кропоткин призывал обратиться к идее соборности, когда все, «вне зависимости от сословий и положений будут самоуравниваться во имя правды». Схожую точку зрения высказал А.И. Якобий, пожелавший возродить Земский собор, результатом чего, по его мнению, должны были стать т.н. соединенные Русско-Славянские штаты. Д.А. Корсаков полагал, что в представительстве должна учитываться не только сословная принадлежность, но и национальность. А.Н. Боратынский и В.В. Марковников представили отдельное мнение по этому вопросу: «По нашему убеждению, в основание организации народного представительства должно быть положено исторически развивающееся в нашем государстве земское начало…».

В итоге расклад голосов был следующий: за земскую губернскую систему высказались 47 дворян против 55, за сословную — 63 против 26, за всеобщую, равную, прямую и тайную — 15 против 77. Налицо был численный рост сторонников сословного принципа при незначительном увеличении приверженцев территориального. Одновременно обозначилась группа голосовавших за демократические выборы. Надо отметить, что предложение о земстве как основной избирательной единице, по-видимому, поступило от А.Н. Боратынского, который был ярым сторонником шиповского земско-городского меньшинства. «Местные» проекты такого варианта избирательной системы не предусматривали, но, как мы видим, такой подход все же завоевал симпатии довольно большого количества дворян.

Крайне правым здесь не место

Земские собрания также показывали политические воззрения дворян, поскольку они занимали руководящие посты в земстве и направляли ход дискуссий на заседаниях. Еще в ноябре 1904 года в Петербурге прошел общеземский съезд, который высказался за демократические права и свободы, уравнение всех граждан, введение народного представительства с законодательными функциями. Тогда Казанское губернское земское собрание осудило съезд и высказалось против законодательного органа. Но после указа 18 февраля земцы были вынуждены перейти к обсуждению данного вопроса. 2—3 июля 1905 года в Казани собралось губернское земское собрание, что избрать депутацию на совещание земских деятелей в Москве 6 июля для обсуждения вопросов, связанных с народным представительством. При этом главным предметом обсуждения, как и в дворянском собрании, стал вопрос о системе выборов в народное представительство. Но земские деятели ориентировались не на проекты, разработанные представителями Казанской губернии, а на решения московских совещаний земских деятелей 22 апреля и 22 мая.

На первом из них победили сторонники либеральных преобразований, которые отстаивали следующие положения: а) необходимы выборы представителей от населения путем всеобщей, равной и тайной подачи голосов; б) выборы от населения должны быть прямые, т.е. представители должны быть избираемы непосредственно гражданами, имеющими активное избирательное право; в) наряду с представительным собранием, избираемым путем всеобщего и прямого голосования, должно быть образовано особое представительство от реорганизованных на демократических началах и распространенных на всю Россию органов местного самоуправления. Эти решения на казанском собрании отстаивали А.В. Васильев, В.П. Куприянов и В.П. Геркен.

На совещании 22 мая преимущество получили «шиповские» идеи, согласно которым народное представительство должно стать продолжением русского земского собрания, а в его основе будет лежать новая мелкая земская единица, которая явится путем реформирования современного земства, в основном, касающихся крестьянского быта. До этой реформы предлагалось ограничиться существующими уездными и губернскими земскими учреждениями по Положению 1864 года, но чтобы в земства были допущены женщины и местные деятели, не владеющие имущественными цензом, путем привлечения к платежу подоходного или квартирного налогов.

Собрание поддержало Боратынского и постановило, что народное представительство должно иметь основанием местное земское самоуправление, реорганизованное на широких началах в смысле возможности доступа в него всему местному населению. На совещание 6 июля были командированы П.И. Геркен, А.Н. Боратынский, Н.А. Мельников, В.Н. Белькович, Ю.В. Трубников. А.В. Васильев, В.П. Куприянов и В.П. Геркен были забаллотированы. Сословная и классово-групповая система выборов были отвергнуты еще в начале собрания.

До Манифеста 17 октября деятельность дворян состояла в обсуждении будущего устройства думы и давлении на правительство с целью скорейшего созыва народного представительства. Но затеянное с размахом составление проектов по устройству парламента, не получило должного воплощения. В «булыгинскую комиссию» они, видимо, так и не попали, и послужили лишь наказом для депутата на совещании губернских представителей дворянства.

Но в ходе обсуждений становятся заметны политические воззрения разных групп дворян. Те, кто высказывались за профессионально-классовую и земскую системы выборов, представляли собой умеренно-монархическое и правое крыло дворянства, а сторонники всеобщих, прямых и равных выборов в основном были либерально настроенными дворянами. К первым можно отнести П.И. Геркена, А.Н. Боратынского, В.В. Молоствова, М.И. Догеля, ко вторым В.П. Куприянова, А.В. Васильева, В.Н. Ивановского (при этом отметим, что не все так просто, и некоторые голосовавшие так были представителями консервативных кругов и наоборот). В земском собрании крайне правым не нашлось места, поэтому здесь противостояли друг другу либералы и умеренные монархисты. Тот факт, что даже в условиях межсословного (хотя и при главенствующей роли дворянства) земского представительства сторонники всеобщих, равных и прямых выборов потерпели поражение, говорит о непопулярности в дворянской среде губернии такой избирательной системы.

Вооруженные столкновения и Манифест

Все эти совещания проходили на фоне вооруженных столкновений. Дворянка К.Н. Боратынская писала, что в день обнародования Манифеста 17 октября, по телефону из города поступали «ужасные известия», которые тогда казались «как гроза, разразившаяся среди ясного дня». Так, после манифестаций и приветствий с бросаньем шапок и криками «ура» в здании Пассажа собрался митинг, в ходе которого была брошена первая бомба, что послужило сигналом, и казаки сделали залп, началась перестрелка. Боратынская выехала из деревни в Казань, чтобы самой увидеть происходившее. В столице дворянка застала следующую картину: «…это всеобщая забастовка: электричество на улицах не горело, почта и телеграф не действовали, водопровод был заперт… Патрули казаков ездили по городу и разгоняли всякое скопление народа».

С чувством глубокого сожаления о происшедшем Боратынская писала: «Оказывается, губернатор, получил его еще вчера, и вместо того, чтобы тотчас его обнародовать и отозвать казаков, он продержал его неизвестно для чего в тайне, предоставляя казакам и толпе стрелять друг в друга…». Другой свидетель событий Н.А. Мельников, писал: «Никто ничего не понимал и не мог ни в чем разобраться. Большинство обывателей предпочло прятаться по домам, но многие ходили по улицам…».

Смысл Манифеста поначалу был неясен даже для образованного дворянства. К примеру, Мельников отмечал: «Лично меня редакция Манифеста не удовлетворила. В нем, как мне казалось, было много неясностей и отпечатков вымученных компромиссов. Неясно было главное, остается Самодержавие или нет».

Несмотря на происходившие события, на чрезвычайные губернские собрания дворянства, проходившие в годы революции, являлось относительно немного представителей, около 40, хотя на других собраниях могло собираться больше сотни участников. Это говорит о том, что большинство даже крупнопоместного дворянства, которое имело право участвовать в заседаниях, было политически неактивно даже во время революции и предпочитало обсуждать дела местные, не задумываясь о влиянии общероссийских политических процессов на их жизнь. Впрочем, и аграрные беспорядки — основной бич помещиков в революции — задели Казанскую губернию лишь краем, что, видимо, и повлияло на активность местных дворян. Так, за октябрь-ноябрь 1905 года саратовские землевладельцы понесли убытки на 9550 тыс. рублей, самарские 3915 тыс., а казанские лишь на 75 тыс. рублей.

В среде дворянок революция воспринималась как нечто абстрактное, и им казалось, что проблемы, которые ее вызвали, могли быть легко решены, например, путем отречения от собственности в пользу крестьян. Так, дворянка О.А. Ильина в автобиографическом романе «Канун Восьмого дня» приводит высказывание своей тети Екатерины: «Как можем мы, окруженные всякой роскошью, сидеть и смотреть на их бедность без того, чтобы отдавать им все, что можем, и при этом называть себя христианами?».

Интересы землевладельцев

Вопреки чаяниям членов Казанского губернского дворянского собрания, общим мнением совещаний, состоявшихся в Москве в 1905 года, стала необходимость предоставления создававшемуся учреждению достаточно широких полномочий — права обсуждения законопроектов, законодательной инициативы, запросов министрам, контроля над государственным бюджетом.

В годы Первой русской революции внимание со стороны правительственной власти к политической ориентации представителей местного самоуправления было усилено. Предводителям дворянства напоминалось, что дворянские деятели «не могут быть членами… обществ, союзов и партий, участие в которых карается законом… которые обнаруживают в своих программах… стремление к борьбе с Правительством…». А значит, участники антиправительственных организаций подлежат удалению с занимаемых постов. В Казанской губернии мы не нашли свидетельств участия дворян-служащих в противоправительственных организациях. В.П. Куприянов на одном из земских собраний критиковал правительство и даже призывал к борьбе с ним, но его поступок лишь «по-свойски» осудили на дворянском собрании, а против самого Куприянова не было предпринято никаких мер.

После разрешения на деятельность политических партий дворяне Казанской губернии стали вступать и участвовать в организации местных партий. Но в их деятельности дворянство не играло такой роли, как в земстве, поэтому и влияние помещиков-партийцев проследить практически невозможно, так что мы укажем лишь виднейших представителей дворянства в политической жизни Казани.

Естественно, что крайне левые силы не вызывали симпатий землевладельцев, поэтому они были в числе членов только черносотенных, умеренно-монархических и либеральных партий. Исключение составляют некоторые представители казанского дворянства, которые разделяли социал-революционные идеи, но действовали преимущественно не на территории Казанской губернии. Так, дочь помещика Тетюшского уезда Вера Фигнер, в июне 1905 года поселившаяся в родной деревне после длительного тюремного заключения, стала свидетелем аграрных беспорядков, когда крестьяне сожгли усадьбу ее деда. Но в целом, по свидетельству Фигнер, в уезде в политическом плане была «вполне девственная почва»: «Земство бездеятельно и бесцветно; учительский персонал смирен и принижен. Одни земские начальники представляют торжествующую свинью». Фигнер понимала, что хотя она и вела когда-то борьбу с правительством для народа, то в деревне, живя в усадьбе брата, оставалась в глазах крестьян барыней. И разрушить существовавшую психологическую преграду между нею — представительницей высшего сословия — и простым народом было нельзя. Медицинской практикой заниматься ей было нельзя, материальная помощь голодающим также не принесла ей удовлетворения, и в конце 1906 года Фигнер покинула деревню, уехав за границу.

Дворяне выбирают октябристов

Нередко на помощь революционерам из числа учащейся молодежи приходили дворяне, не сочувствовавшие революционной идеологии, но желавшие спасти юношей от преследований полиции. Например, Александр Боратынский — член «Казанской партии манифеста 17 октября», по свидетельству его сестры Ксении, не раз укрывал студентов у себя в доме. Вот как она описывала это «спасение»: «Помню, как во время самой озверелой реакции Саша привел двух революционеров и спрятал их в комнате за кабинетом; мне же велел их стеречь и, если полиция нападет на их след, как-нибудь отвлечь… Он уехал, я же сидела весь день в кабинете, как верный страж. Горничная Настя объявила мне: «Там городовые пришли, спрашивают, нет ли у вас кого?» Я вышла. В парадных дверях стояли два городовых и нерешительно мялись на месте. «Что вам надо?» — спросила я. «Так что нам приказали», — начал один. — «Александра Николаевича дома нет, — прервала я его решительным и строгим тоном, — можете придти, когда он вернется». Они не решились самовольно переступить порог дома предводителя дворянства и покорно ушли. Вечером Саша переодел своих пленников и тайком спровадил на вокзал».

Поскольку дворянство являлось опорой монархии, имевшей определенные привилегии, и занимало ведущие политические позиции, то оно неизбежно должно было поддержать правящий режим. В то же время дворяне были землевладельцами и испытывали давление со стороны крестьянства, желавшего получить помещичьи земли, из-за чего ожидали от правительства какого-либо решения аграрного вопроса, не слишком ущемлявшего их интересы, а также других реформ, которые бы успокоили население. Из всех партий наиболее отвечал этим интересам «Союз 17 октября». Поэтому многие казанские дворяне вступили в вышеупомянутую «Казанскую партию манифеста 17 октября», в общих чертах принявшую программу Союза. В комитет партии входили В.В. Перцов, Н.А. Мельников, П.И. Геркен, В.В. Марковников и другие. Мотивы вступления в партию были разные. «Лично я, — писал Мельников, — вступил в эту партию не потому, что без оговорок соглашался с ее программой… Но при решении не быть на политическом поприще только зрителем, надо было иметь какой-то политический паспорт».

Большинство дворян отрицали радикальные политические течения, поэтому в руководстве черносотенного «Царско-народного русского общества» оказалось лишь два представителя этого сословия: довольно одиозный профессор В.Ф. Залесский и секретарь Казанского губернского дворянского собрания А.Е. Дубровский. Среди лидеров Казанского комитета Конституционно-демократической партии из дворян были только А.В. Васильев и Г.Ф. Шершеневич, но среди рядовых членов было немало либеральных помещиков.

Крестьянский вопрос

Перечисленные дворяне при выборе политической партии руководствовались, как правило, своими внутренними убеждениями. Так, Владислав Францевич Залесский занял крайне правую позицию еще в студенческие годы, когда в результате нескольких стычек со студентами-либералами он понял, что «у либералов для оценки мнений и поступков имеются две мерки — одна для самих либералов, другая для их противников». Обладая большой эрудицией, Залесский отстаивал идеи панславизма и являлся сторонником идеи, что нужно сохранить традиционный русский быт, как он понимал его сам. Причем это понимание он переносил и в свою семью. Так, по словам свидетелей, он заявлял, что «русскую бабу бить надо», а как раз в 1905 году его супруга Надежда подала иск о разводе, поскольку муж ее бил.

По свидетельству современников, в течение года после объявления Манифеста, «если не каждый был избит, то уж, наверное, каждый видел, как избивают». К примеру, Боратынская вспоминала: «Я, возвращаясь как-то из бани, видела, как казак нагайкой хлестал студента, который, как затравленный зверь, метался по улице».

После объявления манифеста 17 октября и восстания в Казани, некоторые представители дворянской общественности выступили с осуждением действий властей, неспособных стабилизировать обстановку в стране. На заседании Казанского губернского земского собрания гласный П.Л. Ухтомский обвинил правительство в том, что оно до сих пор не предприняло мер по расследованию беспорядков и хищений. А дворянин В.П. Куприянов развернул жесткую критику сначала Манифеста 17 октября, который, по его словам, не был способен «внести успокоение… только обещает свободы, но не дает их…». Затем он обрушился на правительство, которое, по его словам, противоречило Манифесту введением во многих местах военного положения, арестами и временными правилами о стачках. Поэтому, заявил Куприянов, обществу оставался только один путь — открытая борьба с существующей властью.

По поводу выступления земских гласных состоялось экстренное заседание дворянского собрания, участники которого осудили данный поступок. На собрании земских гласных Казанской губернии в декабре 1905 года круг обсуждаемых вопросов расширился и затронул практически все стороны общественной жизни. Даже на самом собрании проявлялась классовая нетерпимость. Участник крестьянского съезда Макаров просил дать ему слово и, несмотря на то, что председатель отказал, пытался произнести речь. По выходе его из зала Н.А. Казем-Бек причинил ему насилие, за что потом извинился, объяснив, что был возмущен нравственным насилием по отношению к собранию.

Когда гласные из крестьян пожелали, чтобы в Думе численный перевес был на стороне крестьян как самой многочисленной группы населения, все согласились, лишь Боратынский, Марковников, Мельников и Годнев высказались против самой системы избрания по роду занятий. Но при этом сами крестьяне воспринимались дворянами как ведомое сословие, которое не может решать само за себя. Об этом говорит сам факт обсуждения вопроса о том, избирать ли крестьянам представителей из своей среды или из других групп населения. Мельников настаивал, что это должны быть выходцы из среды самого крестьянства, Арцыбашев и Ухтомский — что им должна быть предоставлена свобода выбора. Боратынский был настроен против большинства крестьян в Думе, поскольку нужны также и более образованные люди для решения вопросов финансовых и политических. В итоге была принята резолюция, что Думе первого созыва предстоит выработать избирательный закон, чтобы крестьяне получили численный перевес в ней.

Разумеется, живейший интерес вызвала аграрная тема. Здесь также была принята точка зрения дворянина, а именно Арцыбашева, согласно которой: 1) Следует наделить землей безземельное и малоземельное сельское население 2) Безземельными признаются те крестьяне и земледельцы, которые живут в деревне, занимаются хлебопашеством и в настоящее время законного права на землю не имеют. 3) Для определения нормы, ниже которой хозяйства должны считаться малоземельными, должны быть образованы комиссии в уездах.

Но вопрос об источниках наделения землей вызвал споры между дворянами. Марковников согласился с крестьянином Махаловым, что крупные частные землевладельцы должны продать им часть земли, но в первую очередь должны быть употреблены казенные и удельные земли. Землевладельцы Мельников и В.П. Геркен поддержали В.Н. Бельковича, что в случае необходимости частновладельческие земли необходимо отчуждать принудительно. Ухтомский высказался против усиленного отчуждения частных земель. В защиту своей точки зрения он привел факт, что в тех имениях, где хозяйство ведется наемными рабочими, урожайность выше, чем в крестьянских, и переход их к крестьянам уменьшит общий сбор хлеба. В итоге собрание высказалось за предложение Бельковича.

Продолжение следует