Новости раздела

Казанский старовер: «Приходится в церкви говорить о положительных проявлениях веры мусульман»

Казанские старообрядцы — кто они? Эксклюзивное интервью со священником-старообрядцем. Часть 2

Казанский старовер: «Приходится в церкви говорить о положительных проявлениях веры мусульман»
Фото: realnoevremya.ru/Максим Платонов

«Реальное время» публикует продолжение беседы с протоиереем Геннадием Четверговым о старообрядцах Казани. В сегодняшней части интервью священнослужитель-старовер рассказывает об отличиях своей общины и трениях с РПЦ, мусульманской добродетели и предрассудках, доставшихся в наследство от беспоповцев.

Не двуперстием единым

— Все-таки чем старообрядцы отличаются от никониан, кроме двуперстия?

— Двуперстие — это все внешнее проявление старой веры. Самое главное отличие — это внутреннее. Всякое общество живет по закону, мы живем с вами по Конституции. Но вот когда мы что-то нарушаем, нас судят по Кодексу уголовному или административному. И вот в христианском мире есть тоже закон и подзаконные акты. Так, например, Священное Писание, Библия — это основной закон, а подзаконные акты записаны в Кормчей. Кормчая — это книга правил: апостольских правил, правил вселенских соборов, поместных соборов и некоторых святых отцов. В разных конфессиях отношение к этим правилам, хотя они сформированы были до VIII века, разное. Некоторые говорят: «Мы живем по закону и никакие подзаконные акты нам не нужны». Другие говорят: «Мы — Вселенская церковь, и что мы примем на соборах или что скажет глава церкви — это и есть мнение Вселенской церкви». А РПЦ считает, что некоторые правила со временем потеряли свою актуальность или устарели, поэтому их не обязательно исполнять. Я боюсь за них формулировать их мнение, но на деле получается так. Мнение нашей церкви таково: Кормчая — это есть голос Вселенской церкви, и соблюдая эти правила, мы имеем возможность сдерживать падение уровня веры. Поэтому мы стараемся всеми силами соблюдать правила Кормчей и не имеем права вносить изменения. Хотя иногда не хватает каких-то правил. В наше время, развращенное и странное, появляются новые формы греха, о которых человечество и не слышало. Например, однополые браки. Отношение к этому приходится уже сейчас формировать.

— В античности были подобные отношения...

— В античности были, но это единичные случаи и их не регистрировали. Отношение к подобному роду грехам нам приходится формулировать сейчас. В Кормчей в отношении мирянина сформированы какие прещения? В миру мы можем попасть в тюрьму. А в церкви самое страшное прещение — это отлучить от причастия. Например, если за убийство отлучение — на 17 лет, то за содомский грех — 22 года, больше чем за убийство. Нам, современным людям, кажется, что правила Кормчей очень жесткие. Но мы уверены, что от них отступать нельзя. Иначе идет разрушение, ослабление веры. Про старообрядцев так и говорят, что у них очень строго. А это не у старообрядцев строго, а во Вселенской Церкви строго. А строгость эта для нас, для нашего спасения. И никаких своих «старообрядческих правил» у нас нет.

— Сейчас идет реконструкция шамовской больницы, сам Шамов был старообрядцем. Вас или членов общины привлекают к реставрации?

— Нет. Шамов был не нашей конфессии — он старообрядец-беспоповец, безбрачного согласия.

— Они дают обет безбрачия?

— Сам не понимаю, как они существуют. Но вот браки у них запрещены. Я за них не могу говорить, они правильнее скажут из первых уст.

Нам, современным людям кажется, что правила Кормчей очень жесткие. Но мы уверены, что от них отступать нельзя. Иначе идет разрушение, ослабление веры. Про старообрядцев так и говорят, что у них очень строго. А это не у старообрядцев строго, а во Вселенской Церкви строго. А строгость эта для нас, для нашего спасения

— У вашей конфессии есть семинарии, школы? Как понимаю, чтобы получить сан, надо отучиться, получить набор знаний, необходима какая-нибудь преемственность.

— Сейчас предостаточно литературы, было бы желание и способность употреблять информацию. У нашей церкви есть духовное училище в Москве: уровень весьма высокий, хотели регистрировать как институт, но нам это не нужно. Нам нужны знания, а не статусы. Что касается меня и брата, мы не учились вообще в семинарии, заканчивали КАИ, только разные факультеты. По документам мы технари.

— Головной убор у вас интересный. Что это?

— Это скуфия.

— Есть ли внешние признаки отличия от никонианских священников, кроме скуфии?

— Скуфия у них тоже есть. Ряса у них с большими рукавами… зачем-то. А еще на голову одевают цилиндрические шапки — не знаю как называются — это тоже новая форма.

— Крест, обратил внимание, с «домиком» у вас.

— Кресты у нас строгие восьмиконечные. А «домик» сверху — это просто кладбищенский крест, ничего не обозначает, прикрывает от дождя.

— Скажите, на каком кладбище хоронят старообрядцев? На одних участках с никонианами или отдельно?

— Особо мы не отслеживаем, но есть известные части кладбищ, которые раньше были выделены старообрядцам. На Арском кладбище, и в Дербышках есть старообрядческое кладбище, хотя хоронят сейчас всех. Наши предки это блюли. Даже не знаю, кто, то ли они, то ли власть. Сейчас мы не находим в этом предосудительного, если на старообрядческом похоронят новообрядца. Сейчас и семьи все перепутаны.

— Кстати, если в семье муж старообрядец, жена новообрядка или наоборот, к кому семья склоняется больше?

— У кого сильнее вера, тот и перетягивает. Старообрядцы тоже разные бывают — немало номинально крещеных, т. е. по крещению только они старообрядцы. Быть старообрядцем сейчас непросто, надо иметь цель глубоко в душе: спасти душу свою. Многие новообрядцы не понимают того, что старые обряды, соблюдение правил ведут к спасению души. Это является нашей целью земной. Почему ведут к спасению? Потому что всякое изменение естественно в соответствии с нашим телесным стремлением ослабить, упростить ведет к ослаблению веры.

— Есть в общине татары или другие неэтнические христиане?

— Конечно, есть татары, которые самостоятельно приходили и принимали веру. Их мало. В основном из новообрядческой приходят.

Быть старообрядцем сейчас непросто, надо иметь цель глубоко в душе: спасти душу свою. Многие новообрядцы не понимают того, что старые обряды, соблюдение правил ведут к спасению души. Это является нашей целью земной

— Как митрополия на это смотрит, Феофан?

— Они же не спрашивают благословения митрополита на переход в старообрядчество. И сам митрополит, не знаю, как он будет реагировать. Наверное, среднестатистическое отношение сформулирует, что это неправильно. Не знаю я отношения их, оно не сформулировано. Я ни разу не слышал. Устно они могут что угодно сказать. Но чтобы на соборе или кто-то из иерархов высказался о староверчестве сильно критически, не было.

— Подождите, был некий православный священник Даниил Сысоев в Москве, покойный ныне, от его острого языка не ускользали и старообрядцы.

— В частном порядке критики такие есть.

«До сих пор эти санкции РПЦ есть»

— Как выстраиваются отношения с РПЦ? Совместные мероприятия проводите? Или в лицо улыбаетесь, а за спиной кулак держите?

— Я не знаю, что держат за спиной новообрядцы. У нас кулаков никогда не было в отношении их. Досада, что столько людей уничтожено, гонений столько было известных, а потом в 1971 году на соборе вдруг объявили, что древние уставы и перстосложения допустимы. Спрашивается, а зачем тогда столько лет гнали и уничтожали? А какого-то покаяния чтобы понести за эти деяния — этого не было. Больше сваливали на власть, дескать, это не мы, это власть гнала. А какое дело власти было до старообрядцев?!

Кстати, до сих пор эти санкции РПЦ есть, особенно в русских регионах, где во главе стоит «православный» губернатор и, как у нашего орла вторая голова, — митрополит. И пытаются наши старообрядческие общины что-то построить, здание церкви вернуть себе или землю просят выделить под строительство церкви. А им говорят: «А вы пойдите к митрополиту (РПЦ) и спросите благословения». А наши говорят: «Так это же другая конфессия». Но он должен дать, по их словам, благословение. Конечно, митрополит не дает, это не его конфессия — он так официально и отвечает. А власть настроена таким образом, что все касательно церкви должно проходить через местную религиозную власть, т. е. РПЦ.

— Вы сказали, здесь были беспоповцы. Какие отношения у вас с другими старообрядцами? Стремитесь к единству или идет разобщение?

— Сейчас уже все устоялось. Было непонимание своего места из-за недоинформированности, сейчас все открыто, что у них, что у нас. Любой может прочитать в интернете обо всех тонкостях любой конфессии. Каждый определился, и свобода вероисповедания так проявляется. Мы не давим, дать информацию — это пожалуйста, если нас спросят. Но не навязываем.

— Как складываются отношения с другой конфессией староверов — с Русской древлеправославной церковью во главе с патриархом Александром?

— С ними идет диалог. Мы сейчас вполне открыты, этот диалог начался при митрополите Андриане. Попытки диалога были еще в прошлом веке, когда их конфессия сама образовалась в 1923 году. В 20—30-е годы пытались наладить диалог, но тогда не получилось. Сейчас более осторожно ведется диалог, на каждом совете митрополии мы заслушиваем ответы, которые приходят с РДЦ, формируем свои вопросы от нашей церкви. Пока такая переписка идет, серия вопросов и ответов друг к другу. Так пытаемся точки взаимопонимания найти — то, что нас объединяет, те недопонимания, что за десятилетия накопились, пытаемся нивелировать. Досадно, что РДЦ практически — почти та же церковь, что и наша. С нашей точки зрения, нам делить нечего, у нас идентичные уставы, службы почти не отличаются, отношение к правилам Кормчей также строгое. Но есть какие-то недопонимания, недоверия. Часто происходит, когда первые иерархии не хотят быть под чьей-то властью, мне так видится. Наверное, чьи-то амбиции мешают.

Мы часто видим проявление такой твердой веры в мусульманах и приходится даже в церкви говорить о положительных проявлениях этой веры. В частности, наши старообрядки, верующие женщины, должны покрывать свои головы платком и летом, когда жарко, не должны подстригать волосы, это тоже предписывается законом. Мужчины должны носить бороду

«Приходится мусульманок в пример ставить»

— С мусульманами какие отношения?

— Так же относимся и к мусульманам, и ко всем одинаково. Понимаем, что человек выбрал себе стезю, он верит во что-то, это его дело добровольное. Вера — это вообще дело тонкое и добровольное, и что-то навязывать, даже подсказывать — трепетно относимся к этому. Что касается с нашей точки зрения, мы открываем все, мы даем информацию, если человек интересуется, то, пожалуйста, а так, чтобы навязывать, нет. Человек, если решил, что он мусульманин, это его решение.

Мы часто видим проявление такой твердой веры в мусульманах и приходится даже в церкви говорить о положительных проявлениях этой веры. В частности, наши старообрядки, верующие женщины, должны покрывать свои головы платком и летом, когда жарко, не должны подстригать волосы, это тоже предписывается законом. Мужчины должны носить бороду. Конечно, все это больше внешние проявления веры, но тем не менее они показывают внутреннее состояние человека, его стремление угодить Богу. У мусульман, я как понимаю, это все предписывается четко законом, а у нас как некое желательное.

— Борода — это желательно или обязательно для вас?

— Это обязательно тогда, если мужчина хочет причаститься. А это нормальное состояние христианина, когда он причащается, конечно, он должен носить бороду. Женщина должна тоже не подстригаться, быть в платке. Да, все это трудно прописать, поэтому и не прописано дословно, а просто есть правило, что все должно быть прилично.

— Христианский этикет?

— Да, эти слова можно толковать по-разному, что такое, скажем, «приличное». Сейчас у женщин прилично в брюках ходить, у нас еще это пока не укладывается в голове. В Библии говорится, что женщина не должна одеваться в мужское, как и мужчина в женское. В этом плане мы понимаем мусульман и в какой-то степени завидуем тому, что в мусульманстве это четче прописано. Внешний наш облик свидетельствует о состоянии, и он нам помогает сформировать внутреннее состояние. Я это чувствовал на себе. Когда я иду по улице в рясе, с крестом, понятно, что я не могу зайти в пивнушку или позволить скверное слово, вот это я чувствовал. И если христианин одет как христианин, я всегда говорю, представь, что у тебя сзади написано «я — христианин», у тебя должно быть всегда написано и на внешнем облике, и в душе, соответственно, надо себя вести. Ты уже не можешь пойти напиться. На тебе написано, ты же это имя, звание христианина, будешь позорить. Женщина ходит иногда по улице наша, появляется без платка, спрашиваешь: «Почему?» — «Ну ведь жарко, батюшка». Я говорю: «А мусульманкам не жарко?» Приходится их в пример ставить. Или платья выше колен наденут, или брюки — «удобно». Мало ли чего удобно. Приходится ставить в пример мусульман.

— Заходите ли вы в мечети?

— Нет, я не захожу в иные молитвенные помещения. В гости к отцу Алексею в Духосошественскую церковь (бывший театр кукол) я заходил недавно, чтобы посмотреть, как хозяйственная деятельность устроена. У него есть чему поучиться. Есть гимназия у них своя, все это мне интересно, мы сами хотим создать гимназию при церкви. У нас есть воскресная школа, там три класса детских. Если не будет начального образования христианского, то не будет твердых христиан. Нужно изначально учить детей в полноценной христианской гимназии.

Важно то, какую функцию несет устройство. Взять нож: им можно хлеб нарезать, а можно человека убить — смотря как использовать его. Мы и детей настраиваем, чтобы они учились выбирать: подключаясь к интернету, не залезали на мерзкие ресурсы, чтобы следили за качеством информационной пищи, что они употребляют. Информация есть питание души

Хотя в мечеть по хозяйственной деятельности, помню, приходилось нам заходить. У нас были в 80-е годы сложности, трудно было что-либо купить, тогда еще все «доставали», а не покупали. А мы, занимаясь реставрацией храма, обратились в одну мечеть около улицы Мариупольской (вероятно, «Нур ислам» — прим. ред.), с просьбой, нет ли у них возможности помочь крышу закрыть, не хватило металла, а у них как раз пачка была. Они оказали нам помощь, потом мы им металл вернули. По-доброму к нам мусульмане отнеслись. Не знаю, как к РПЦ они относятся, но к нам мусульманская власть очень хорошо относится. Митрополит Андриан и с ними пытался наладить взаимоотношения, ходил в управление, в гости к муфтию.

Цивилизованные староверы

— Много предрассудков о староверах, вплоть до таких, что отказываетесь от благ цивилизации. Но я вижу, и интернетом, и телефоном вы пользуетесь.

— Часто путают нас с беспоповцами, у них есть такое, что они чуждаются. Мы проще к этому относимся. Проще в том плане, что мы считаем, важно то, какую функцию несет устройство. Взять нож: им можно хлеб нарезать, а можно человека убить — смотря как использовать его. Мы и детей настраиваем, чтобы они учились выбирать: подключаясь к интернету, не залезали на мерзкие ресурсы, чтобы следили за качеством информационной пищи, что они употребляют. Информация есть питание души.

— Правда ли, что у старообрядцев у каждого своя посуда, своя ложка? Или это опять «фишка» беспоповцев?

— Это идет от беспоповцев, и объяснения этому я не знаю. Может быть, связано с гигиеной. Да, помогало, наверное, в периоды жизни, когда были инфекции, и старообрядцы так спасались, соблюдая особо гигиенические предписания. Но они не обоснованы с точки зрения Священного Писания. Иногда предписывают старообрядцам: когда пьют из вашей кружки, потом ее разбивают. Такого у нас нет.

— Если я из вашего стакана попью сейчас, не оскверню ли посуду?

— Ну что значит «оскверню»? У нас есть чин освящения. Вот собака у нас считается нечистым животным. Если она подойдет и из чашки моей попьет, у нас есть чин освящения: помыв посуду, окропили святой водой, молитвы прочитали — и можно пользоваться.

— Где в России самые сильные старообрядческие общины? Про русский Север и Сибирь слышал, что там сильны позиции староверов-беспоповцев…

— Там не только беспоповцы, там и наши общины есть сильные, в частности центр у нас в Новосибирске — там очень не слабая община. Здесь в европейской части, наверное, те места, особо куда ссылали старообрядцев, там они и укоренились. Ну, в частности, в Нижегородской области много приходов и старообрядцев.

— Как вы относитесь к обогащению церковных людей за счет прихожан и их религиозности? Например, торговля церковной утварью.

— Конечно, мы считаем, что здесь нельзя наживаться. Например, этому делу человек посвящает жизнь, при этом, конечно, он должен как-то питать и содержать себя, свою семью. Трудящийся человек достоин пропитания, как говорится в Писании, это не предосудительно. Когда он имеет сверхдоходы, тогда предосудительно. В Подмосковье есть поселок Софрино с известными мастерскими, которые изготавливают иконы и другие церковные вещи. Они от РПЦ работают. Посмотришь на эти изделия и понимаешь, что реальная стоимость их буквально мизерная, а продаются с такой дикой наценкой, что стыдно становится за тех, кто накрутил такие проценты. И главное, почти нет у них конкурентов. Они этим пользуются. Досадно. Мы пытаемся изготавливать свою утварь. Себестоимость ее получается высокой, все изготавливается «на коленке», и все равно выходит дешевле, чем в Софрино, тогда как там налажено массовое производство, себестоимость должна быть очень низкая. Бог им судья.

Тимур Рахматуллин, фото Максима Платонова

Новости партнеров