Проклятье джадидизма: как устроена история прогресса у мусульман России?

Опять джадиды?

Недавно я спросил в студенческой аудитории, какими темами интересуются мои слушатели. Двое сразу признались, что хотят изучать джадидизм.

Сложно найти более политизированную и всеобъемлющую мисконцепцию, чем рассказ о джадидизме — триумфальной борьбе просветителей за прогресс против отсталости, за секулярный мир против религиозного мракобесия, за новый журнал против старинной рукописи, за крутизну против скукоты. Историки и сами джадиды рассказывают нам, как в недрах изнемогавшего от невежества и темноты «традиционного» общества родились новые люди, смело шагнувшие навстречу передовой западной мысли в русских или османских переводах, приблизив тем самым неизбежную модернизацию и европеизацию общества. Гладко выбритый, в европейском костюме, шляпе и очках, заботящийся о пользе народа, хорошо говорит по-русски — таков идеальный прогрессист. В огромной чалме, бухарском халате и с остатками плова в бороде — проклятый традиционалист. Эти карикатуры волей-неволей встречаются читателям при знакомстве с историей мусульман России в начале XX века.

Нельзя сказать, что не предпринималось попыток сгладить эту карикатурность. Коллегами уже замечено, что школы, открывавшиеся джадидами, не так уж радикально отличались от их предполагаемых противников, а среди «чалмоносцев» были вполне просвещенные деятели. Тем не менее, по большому счету, джадидизм как рассказ о неизбежном прогрессе по-прежнему с нами, и яркое тому подтверждение — желание студентов изучать его, ориентироваться на него, противопоставлять его всему «отсталому».

За последние несколько месяцев появился целый ряд важных книг и статей, в которых поднимается тема джадидизма. Кто-то из авторов повторяет старую мантру о великих реформаторах, убеждая себя в ее правоте не через анализ контекста, а через узнавание в материале устоявшихся догм. Кто-то, напротив, берет большую кувалду и разбивает вдребезги закостенелые представления о джадидах и «всех остальных». Мне кажется важным знать об этих дискуссиях и размышлять о них в том числе за пределами академического пространства, поскольку рассказ о джадидах очень сильно влияет на то, как в обществе воспринимается история мусульман и как она интерпретируется. Ниже я приведу некоторые идеи американского профессора Девина ДеВиза о джадидизме из его новой статьи и свои размышления по этому поводу.

Узнавание

Джадиды интересны тем, что они похожи на нас. Каждый, кто читает о них, видит что-то близкое и понятное. Иными словами, интерес к (воображаемому) исламскому реформизму объясняется не уникальностью местной культуры, ее особым языком и системой ценностей, а ее похожестью, близостью к европейским ценностям. Споры о громком зикре в рукописях на персидском языке или конкуренция между членами святых семейств за социальный статус кажутся невероятной экзотикой для читателя, не искушенного в исламоведении. А вот игра в театре, создание мусульманской фракции в Госдуме, непокрытые женщины на фотографиях, статьи на русском языке — это близко, понятно и доступно. Узнавание джадидов объясняет потрясающий дисбаланс в истории — мы не знаем о мусульманах в России практически ничего, кроме борьбы за реформу.

Получается, все, что было до джадидов — не имеет смысла, это период темноты и невежества, в котором вынужденно пребывали мусульмане, без конца зубрившие богословские тексты, не понимая в них ни буквы. Как точно замечает Девин ДеВиз, действительно, в этом «царстве тьмы» нет ничего интересного, кроме гор неисследованных текстов, где запечатлены голоса «всех остальных», кто жил до, одновременно и после джадидов, не замечая, поддерживая или яростно критикуя их.

Ножницы истории

Принято считать, что джадиды принесли с собой что-то совершенно новое и разительно отличались от современного им окружения и их предшественников. Такой фокус на новизне в поиске прогресса полностью изолирует тех, кого мы называем джадидами, от любого контекста, как временного, так и пространственного. Даже их противники, традиционалисты, становятся нам интересны лишь тогда, когда они вступают в полемику с джадидами. Во всех других случаях традиционалисты погружаются во тьму безвестности и ненужности для истории. Не спасает и «альтернативная» позиция, что-то вроде научной поддержки традиционалистов — в таком случае на сотни фотографий девушек без платков в Интернет выкладываются фото другой сотни девушек уже в платках. Счет 1:1.

В этом месте разумно сказать, что помимо джадидских и национальных ножниц в истории мусульман России есть еще ножницы имперские или государственные. До появления джадидов мы обычно слышим только две важные даты — 1552 и 1789. Взятие Казани и открытие Оренбургского магометанского собрания. Между этими событиями — огромный провал, заполняемый знакомыми темно-серыми тонами до тех пор, пока не появляется свеча просвещения, зажженная сначала Екатериной Второй, а потом джадидами. И это не только проблема источников (их и правда немного), но в большей степени проблема угла зрения.

«Не похожий на тебя, не похожий на меня…»

Разговоры о джадидизме — это всегда обсуждение настоящего и будущего, нежели прошлого. Это надежда на особый путь модернизации, прерванный большевиками. Некоторые люди даже напрямую ассоциируют себя с джадидами, встраивая себя в черно-белый мир прогресса и стагнации. Чего, например, стоят полные насилия спектакли, высмеивающие религиозную отсталость традиционалистов, повергающие в ужас неподготовленных студентов. Хотя полностью разрушить мифы о джадидизме не получится, потому что они прочно вплетены в ткань национальных идеологий, размышлять о мире вне джадидизма — вполне перспективно, тем более что в нашем распоряжении оказываются очень внимательные исследования о ростках прогресса в дореволюционном татарском обществе, в частности шикарно изданная книга Лилии Габдрафиковой.

Но главное препятствие на пути к пересмотру джадидского наследия — это ограниченность наших знаний. Это отсутствие легкодоступных оцифрованных образцов устной культуры и письменных текстов (даже поэма Кул Гали «Кысса-йи Йусуф» не доступна в арабографическом оригинале с функцией поиска). Да, тексты не расскажут нам всей истории, и глупо полагаться только на случайно зафиксированную информацию. Но что-то мне подсказывает, что сотни тысяч поэтических строк в татарских рукописях помогут несколько расширить наши представления о том мире, в котором жили мусульмане России на протяжении последних столетий. Тогда, может быть, удастся лучше понять себя настоящего, чем себя, вечно похожего на кого-то еще.