Альбина Звегинцева: «Моя мечта — научить людей не надеяться на волшебную таблетку»

«Врачи были для меня ангелами в белых халатах»

Альбина хотела стать врачом с самого детства: она была болезненным ребенком с хроническим диагнозом, часто лежала в больнице. Доктора служили для нее примером людей, которые помогают ближнему, облегчают боль.

— Врачи были для меня ангелами в белых халатах. Я с детства поняла, что лечить можно не только лекарствами, но и своим поведением, — вспоминает наша героиня.

Девочка с пяти лет говорила всем, что станет врачом. Ближе к выпускному классу ее пытались отговорить — и родители, и лечащие врачи, у которых она наблюдалась. В ход шли все аргументы: поступить сложно, учиться еще сложнее, работы очень много, а зарплата маленькая… Но девушка была непреклонна. Она наметила для себя: если с первого раза поступить не удастся — будет пробовать еще и еще. В 2007 году Альбина окончила школу в Лениногорске и поступила на лечебный факультет Казанского медицинского университета. Ей все удалось с первого раза.

— Меня все детство лечили детские врачи — я и хотела быть педиатром. Оригиналы документов отдала на педиатрический факультет, на лечфак — копии. По конкурсу я прошла на оба факультета, и нужно было определяться. Папа сказал: «Ты что, с ума сошла на педфак идти? Взрослый тебе хотя бы сказать может, что у него болит. А ребенок что тебе скажет?» И я задумалась: у меня был огромный страх навредить человеку. А в случае с ребенком страх увеличивается вдвойне. И я выбрала лечфак. Но до сих пор преклоняюсь перед педиатрами — это космические люди. Особенно неонатологи… — рассказывает о выборе пути доктор.

Альбина Айратовна тепло вспоминает ординатуру по общей врачебной практике, которую проходила в Военном госпитале:

— Замечательная кафедра, прекрасные коллеги и наставники. Мне очень повезло проходить ординатуру именно там, потому что в Военном госпитале не так много ординаторов. А значит, тебе достается больше внимания наставников, тебя всему научат, если ты заинтересован в том, чтобы развиваться. В свою очередь и они в тебе заинтересованы, потому что в твоем лице получают помощь. Это был идеальный комплаенс, мы нашли друг друга!

Это был идеальный комплаенс, мы нашли друг друга!

Уже на втором году ординатуры нашей героине многое доверяли на самостоятельную отработку. А как-то раз перед Новым годом из-за отпусков и больничных в отделении гастроэнтерологии остался только один врач. Альбина Айратовна вместе с ним вдвоем взяли на себя целое отделение. Она приезжала рано утром, проводила обход, вела дневники, прописывала и корректировала терапию, находилась в отделении до позднего вечера.

При этом по-прежнему оставалась врачом общей практики: это не узкий специалист, который максимально погружается в свою отрасль. Это, как объясняет нам доктор, некий координатор, который должен вовремя оценить состояние пациента, отследить изменения и в правильный момент направить к узкому специалисту.

«Пандемия ковида навсегда останется в моей памяти»

После ординатуры наша героиня решила, что хочет заниматься наукой, а значит, будет поступать в аспирантуру. Но сначала отправилась поработать «в поля»: участковым терапевтом в поликлинику «Спасение». А через пару лет стала заведующей терапевтическим отделением.

Приход пандемии застал врачей врасплох, даже несмотря на то, что готовиться в поликлиниках стали с февраля 2020 года. В марте начали диагностировать двухстороннюю пневмонию. Обеспечение СИЗами в тот момент еще хромало: никто даже предположить не мог, что понадобится столько средств защиты. Альбина Айратовна вспоминает, как поначалу сами покупали маски, надевали по несколько штук одна на другую, как постоянно обрабатывали руки и все поверхности антисептиком. Кстати, доктор признается, что и по сей день носит с собой антисептик и постоянно протирает руки.

— Пандемия навсегда останется в моей памяти, это были очень сильные эмоции. Конечно, было тяжело, прежде всего морально. Тяжелее всего — страх заразить близких. Наверное, как и многие другие доктора, в тот момент я не думала о себе. У моего мужа бронхиальная астма в ремиссии — это же фактор риска. Очень за родителей переживала, мы с ними тогда несколько месяцев не виделись. У меня есть очень тяжелое воспоминание: они приехали в Казань что-то передать. А мы живем на первом этаже. Я к окошку подошла, и мы с ними поговорили через стекло. Это очень страшно, когда ты очень соскучилась по родителям, но понимаешь, что контактировать очень опасно для них… — вспоминает наша героиня.

Конечно, было тяжело, прежде всего морально. Тяжелее всего — страх заразить близких.

Особенно тяжело врачам было оттого, что умирали молодые пациенты. Альбина Айратовна вспоминает 28-летнего парня с тотальным поражением легких, который умер через сутки после госпитализации. Она честно признается: не представляет себе, через что пришлось пройти врачам госпиталей. Ведь самые тяжелые эмоции выпадали медикам стационаров. Хотя и в поликлинической сети легко не было:

— Мы были своеобразным фильтром: маршрутизировали пациентов, следили за тем, как меняется тяжесть заболевания у них. Ведь скорые были тотально перегружены, и их приходилось ждать подолгу. Тебе в два часа ночи могли позвонить с подстанции: «У вас тут заявки, пожалуйста, проконтролируйте, насколько тяжелые пациенты, к кому первым ехать». И мы садились на телефон — обзванивали, разговаривали, контролировали, распределяли…

«Синдром отличника — это состояние души»

Альбина Айратовна признается: в ней силен синдром отличника. Вспоминает, как несколько дней сильно переживала из-за полученной во время сессии тройки. Даже хотела забрать документы из вуза, но в чувство привел отец: «Тройка — это не конец жизни, а просто оценка. Главное, чтобы ты впоследствии ошибок с людьми не допускала».

— Но синдром отличника по сей день со мной. Мне кажется, это состояние души. Естественно, я стараюсь над ним работать, это ведь, в первую очередь, для меня тяжело. Потому что я для себя ужасный критик. Перфекционизм — это мое все, и с этим тяжело жить, — признается доктор. — Я и по характеру не самый легкий человек. Но всегда стараюсь донести до людей после того, как вспылю: «Это не было предвзятостью конкретно к вам. К себе я отношусь еще хуже — критикую себя за малейшую ошибку».

С другой стороны, перфекционизм и синдром отличника много дают в жизни: постоянно держат в тонусе, заставляют постоянно учиться. Альбина Айратовна рассказывает, что друзья над ней шутят: дескать, она как акула — если перестанет шевелиться, то умрет.

Параллельно с ординатурой и поликлиникой с самого окончания вуза Альбина Айратовна работала в фармаконадзоре, где готовила периодические отчеты по лекарственным препаратам. Эта работа проходит постоянно: когда препарат проходит переаттестацию, когда появляются данные о нежелательных реакциях на него, в иных случаях. Сотрудники фармакологического надзора анализируют статьи, отчеты из клиник, другую поступающую информацию.

— В процессе этой работы я поняла, что мне не хватает знаний. Начала как-то задумываться над тем, где их набрать. Ведь у нас специальность «клиническая фармакология» в институте преподавалась на шестом курсе кратко и совсем сжато. Я ничего не помнила про эту специальность, когда уходила работать, — рассказывает доктор. — А поэтому после ординатуры прошла еще и профессиональную переподготовку по клинической фармакологии. И профподготовку по диетологии. Мне была интересна коррекция заболеваний правильным питанием.

Альбина Айратовна объясняет: еще со времен Парацельса врачеватели говорили о том, что любое лекарство есть яд. Вопрос в дозировке. И точно так же со времен античных врачей и до наших дней изучается влияние питания на здоровье человека, способы коррекции начального состояния заболеваний через рацион. Все это было интересно нашей героине и в ипостаси врача-терапевта. Она говорила об этом с пациентами, рассказывала, объясняла… А потом, через полгода, появилось бесплатное место в аспирантуре по клинической фармакологии.

Я для себя ужасный критик. Перфекционизм — это мое все, и с этим тяжело жить.

В конце 2020-го наша героиня поступила в аспирантуру. Училась, работала на кафедре, занималась научной работой. Над диссертацией работает и по сей день: аспирантуру закончила в прошлом году, но в процессе работы сменила тему — занимается лекарственной безопасностью в стационаре. А параллельно работает заведующей отделением клинической фармакологии в РКБ.

«К сожалению, население часто думает, что есть волшебная таблетка»

Мы спрашиваем: а кто такой вообще клинический фармаколог? Не каждый день встретишь врача этой специальности. Альбина Айратовна объясняет: эта редкая специальность в России развивается лет 25, молодое направление.

Заключается работа клинического фармаколога в том, что он, говоря простыми словами, контролирует взаимодействие пациента, врача и таблетки. Прослеживает путь лекарства: важно, чтобы оно правильно была довезено до стационара, там правильно хранилось, потом было правильно назначено, вводилось в нужной дозировке, в нужное время и при нужных условиях. На всех этапах все должно происходить правильно!

— А потом мы смотрим, как препарат взаимодействует с организмом пациента. Нет ли взаимодействия между ним и теми лекарствами, которые он принимает, кроме этого. Ведь лекарственное взаимодействие — это отдельная тема для рассмотрения. Важно также следить за назначенной дозировкой, потому что от нее зависит, создается ли в организме нужная концентрация действующего вещества, — продолжает объяснять доктор.

Иными словами, это врач, который следит за тем, чтобы применение, назначение, прием лекарственных препаратов были разумными, своевременными и корректными. Вопреки всеобщему мнению, эта задача лежит не только на лечащем враче пациента. Альбина Айратовна грустно улыбается: и это совсем не простая задача. Ведь разъяснять азбучные медицинские истины приходится порой не только пациенту, но и иному врачу…

Клинических фармакологов в России не так много: в клиниках, где они есть, их обычно по одному, максимум — по два. РКБ, с этой точки зрения, выделяется даже среди многих федеральных центров: здесь таких врачей целых четыре.

— Это большая заслуга руководства, что обратили на нашу специальность серьезное внимание и выделили под нее целое отделение! Ведь мы — это последняя инстанция в защите пациента в плане лекарственной безопасности. Постоянно проводим консультации с врачами, экспертизу, аудиты — следим, чтобы на всех этапах была правильно организована процедура. Смотрим, какие назначения делают врачи, таргетно работаем — в зависимости от ситуаций, — рассказывает Альбина Айратовна.

Большое внимание уделяют клинические фармакологи РКБ назначению антибиотиков, антикоагулянтов, инфузионных составов. Фиксируют нежелательные реакции, если они возникают при приеме препаратов, собирают базу данных и направляют данные в Росздравнадзор. И если Росздрав вдруг одномоментно принимает такие сообщения сразу из нескольких регионов страны по одному и тому же препарату, вся партия изымается из обращения.

Еще одна важная часть работы клинического фармаколога — помогать подбирать назначения для коморбидных пациентов, чтобы лекарства друг с другом не конфликтовали. Или, к примеру, если речь идет о беременной женщине: надо вылечить ее от сопутствующего заболевания, но обычное для этих случаев лекарство может негативно сказаться на плоде. Что делать? В этих случаях вместе с терапевтами приходится решать головоломку: какое сочетание препаратов подобрать, чтобы они и друг другу не мешали, и максимально положительное действие оказали, и пациенту подходили. Эта головоломка может быть очень запутанной и сложной, но на то и клинические фармакологи в РКБ, чтобы такие задачи решались.

— А у какого врача головоломки нет? Мне кажется, у всех нас есть. Особенно если говорить про Республиканскую клиническую больницу, где все самые сложные случаи. Каждый пациент — головоломка, которую надо решать коллегиально, — разводит руками доктор.

Самый страшный всадник фармакологического апокалипсиса — антибиотики

Наша героиня вспоминает цитату легендарного врача, основоположника клинической фармакологии в России Бориса Вотчала: «Мы живем в век, когда лечить лекарством нужно только тогда, когда по-другому мы лечить уже не можем».

— К сожалению, население очень часто думает: есть волшебная таблетка, которая сотворит магию, и произойдет чудо. Мы грешим этим часто и принимаем бог знает что, — грустно размышляет доктор. — Многие надеются на чудо, причем считают, что чем больше препарата они примут, тем лучше он им поможет…

Антибиотики — волшебные таблетки, которые так любят назначать себе наши сограждане. Доктор настаивает: это смертельно опасно тем, что когда болезнетворные бактерии выработают резистентность к ним, вас нечем будет лечить. Более того, зачастую, по ее словам, неверно работают с антибиотиками и врачи — терапевты и хирурги. Распространение неверных представлений об этом спектре препаратов в конечном итоге провоцирует антибиотикорезистентность.

— Этот пожар не разгорается глобально и заметно, как, например, пандемия. Обычный человек его не замечает и наверное даже не знает о нем. Но это тем не менее глобальная проблема. От антибиотикорезистентности умирает огромное количество людей, просто нереально много! Это не где-то там далеко, это регулярно происходит и в наших российских, татарстанских, казанских реанимациях, — предупреждает Альбина Айратовна. — Я много работаю с реанимациями и нередко вижу результаты антибиотикограммы, которую делают больному. Это очень страшно, когда в такой антибиотикограмме ты видишь указания на сплошную резистентность бактерии абсолютно ко всем видам препаратов.

Почему же это происходит? Доктор объясняет: бактерии, пусть и болезнетворные, — тоже живые существа, которые хотят выжить и эволюционируют. Их эволюция направлена на то, чтобы пережить воздействие антибиотика. А, учитывая огромную скорость их размножения и смены поколений, устойчивость к антибиотикам наступает довольно быстро. Особенно если давать им почву для такого развития, то есть пить антибиотики при любом удобном случае (чем, собственно, и занимается среднестатистический россиянин, способный ходить в аптеку).

Микробиологи, биохимики, клинические фармакологи предупреждают: если так пойдет и дальше, мы через пару десятилетий вернемся в XIX век. Люди снова начнут умирать от воспаления легких, после хирургических операций и царапин. Потому что не останется антибиотиков, способных бороться с «прокачавшимися» бактериями.

Это очень страшно, когда в антибиотикограмме видишь указания на резистентность бактерии абсолютно ко всем видам препаратов.

— Мы уже находимся над пропастью, очень близко к ее краю. Научные публикации говорят, что уже к 2050 году лидирующее место в мире по смертности будет занимать антибиотикорезистентность. Мы можем застать тот момент, когда наших детей и внуков будет нечем лечить, а все из-за того, насколько бездумными были мы сами. Ученые не успевают создавать новые эффективные антибиотики с такой же скоростью, с которой бактерии обретают к ним резистентность. Тем более, что фармацевтический бизнес устроен довольно жестоко — все-таки это бизнес. Ему выгоднее производить проверенные лекарства от хронических и часто встречающихся заболеваний — от диабета, от гипертонии, от той же простуды. Интереснее вложиться в разработку препарата, который будет покупать каждый второй, чем в долгую работу над каким-то антибиотиком, который, еще неизвестно, «выстрелит» или нет. И если сработает, то надолго ли его хватит. Эта игра мало кому интересна в фармбизнесе, — раскрывает изнанку создания лекарств Альбина Айратовна. — Да, новые антибиотики все-таки появляются. Но, если не убрать первопричину — бездумное отношение и бесконтрольный их прием, мы никогда не решим эту проблему.

«БАДы очень любит население, потому что считает их более безопасными, чем лекарственные препараты»

Вторая группа веществ, с которыми нужно быть максимально осторожными пациентам, — БАДы и витамины, которые сегодня модно пить едва ли не горстями. Эту моду активно подпитывают многочисленные «нутрициологи» и «диетологи», прошедшие трехмесячные курсы в неизвестной конторе и отправившиеся в соцсети зарабатывать деньги на доверчивых желающих просветлиться, похудеть и привести в порядок здоровье.

Альбина Айратовна безжалостно объясняет правду про БАДы:

— Это все фармбизнес и агрессивный маркетинг. Не думайте, что если у вас чистые помыслы, то такие же чистые они и у остальных. В самих БАДах как таковых ничего страшного нет. Но заметьте, что означает их аббревиатура: биологически активная добавка к пище! Их стоит принимать, если вы физически попадаете в условия, когда не можете себе позволить рациональное, полноценное питание. Если в командировке, на МКС или на Северном полюсе, например. Вот тогда есть смысл простимулировать организм и восполнить недостаток определенных веществ. А в обычной жизни главное и первое, что нужно сделать, — сбалансировать питание! Нормализуй питание и не страдай.

А еще, как рассказывает наша героиня, есть БАДы, в которые добавляются небольшие, но ощутимые дозировки лекарственных препаратов (о них вам не особо говорят, да вы об этом не особенно и задумываетесь). Так что они не так уж и безопасны, как вам рассказывают в красивой рекламе.

Альбина Айратовна, иллюстрируя мнимую безопасность препарата, вспоминает «талидомидовую трагедию», разыгравшуюся в США в середине прошлого века. Тогда беременные женщины массово начали принимать препарат, который им рекомендовали как эффективное успокоительное. А потом у них начали рождаться дети без рук и ног. Препарат оказался тератогенным (вызывающим врожденные аномалии, уродства). Это стало мощной предпосылкой к развитию на Западе клинической фармакологии.

Возвращаясь к БАДам, доктор напоминает: многие пытаются заменить ими лекарства. А это может быть опасно напрямую. И ладно, если речь идет о чае со зверобоем при гриппе. Но ведь есть «специалисты», которые рекомендуют лечить глаукому препаратом на основе черники, а рак — экстрактом из экзотических растений….

— БАДы очень любит население, потому что считает, что это более безопасно, чем аптечные лекарства. Но мы настаиваем: нужно консультироваться с врачом, и только после этого закупать заветные баночки. А зверобой, кстати, я бы вообще не рекомендовала пить параллельно с любыми другими таблетками, — рассказывает Альбина Айратовна. — Есть, конечно, и толковые, хорошие БАДы. Но их нужно, во-первых, знать, а во-вторых — правильно применять. В остальных случаях неизвестно, какой получится результат. Не забывайте, что у любого вещества, которое вы пьете, есть побочный эффект.

Иногда с лекарствами конфликтуют даже не другие препараты, а обычная еда. К примеру, грейпфрут: многие считают, что от него худеют, и постоянно его едят. Но от него, как говорит наша героиня, нужно отказаться при приеме любых лекарственных препаратов: он может спровоцировать и усилить побочные эффекты. Еще один пример — чеснок, который нельзя употреблять при приеме варфарина: он усиливает действие препарата, и возникает серьезный риск кровотечения.

Очень важно внимательно читать инструкцию и принимать лекарства строго по схеме, потому что способ приема препарата не менее важен, чем «соседство» с другими лекарствами и едой. Запивать препарат ни в коем случае нельзя чаем, кофе или соком — только чистой водой.

Все вышеперечисленное — сфера действия клинического фармаколога. Он собирает информацию о взаимодействии препаратов друг с другом и с биологически активными веществами, консультирует лечащих врачей и стремится нести знания людям — ведь в действительности себе очень легко навредить, неверно принимая или сочетая лекарство.

«Это шарлатанство, когда вам говорят, что гомеопатия от онкологии спасет»

И еще одна серьезная тема, о которой говорит с нами врач, — гомеопатия. Альбина Айратовна как клинический фармаколог настроена максимально категорично по отношению к такой «терапии». Пропаганду гомеопатии по силе разрушительного воздействия на здоровье населения она сравнивает с антипрививочной кампанией.

Здесь доктор тоже грешит на фармацевтический бизнес, который получает многомиллиардные барыши от продажи гомеопатических препаратов, состоящих из обычной глюкозы. А то, что гомеопатия кому-то «помогает», — эффект плацебо в сочетании с естественным течением обычного ОРВИ. Как в поговорке: «Если насморк лечить, он пройдет за семь дней. Если не лечить — за неделю». Более того, гомеопатические таблетки просачиваются и в клинические рекомендации по всему миру — все благодаря лобби фармацевтических компаний.

В моем представлении, когда человек в белом халате выписывает такие таблетки при угрозе жизни, это некое преступление.

И ладно, если речь идет о случаях, когда гомеопатия хотя бы не вредит (разве что только кошельку) и человек выздоравливает просто потому, что с болезнью справился его организм. А как быть с тем, что пустышкой «лечат» жизнеугрожающие заболевания?

— Мне даже не хочется так низко опускаться и разговаривать об этом, но в моем представлении, когда человек в белом халате выписывает такие таблетки при угрозе жизни, это некое преступление. Это шарлатанство, когда врач говорит, что гомеопатия спасет от онкологии. Ведь пациенты при этом теряют время — самый драгоценный ресурс в случае онкозаболевания. Ведь на ранних стадиях многие виды рака излечимы, если лечить его правильно! — экспрессивно говорит доктор.

«Пациент отвечает за свое здоровье»

Клинический фармаколог — специализация, требующая большого объема фактических знаний. Это своеобразный врач-энциклопедист, который представляет себе и течение тех или иных заболеваний, и спектр групп препаратов, и их взаимодействие друг с другом.

Альбина Айратовна отдельно отмечает свою постоянную рекомендацию для пациентов: что бы вам ни назначили, обязательно прочитайте аннотацию к препарату. Внимательно посмотрите следующие пункты:

• противопоказания. Если у вас что-то из этого списка есть — не спешите принимать препарат;

• схема приема и дозировки. До еды или после, в какое время суток и сколько раз — все это не крючкотворство, а очень важная информация, которой надо строго следовать. Если в инструкции прописана иная дозировка, не та, которую назначил врач, задайте вопрос доктору;

• взаимодействие с другими лекарственными препаратами и несовместимость.

Может возникнуть вопрос: а разве врач, назначая лекарство, уже этого всего не учел? Он действительно учел очень многое. Но доктор может не знать о вас все. А вы в свою очередь что-то можете забыть ему сказать — например, о наличии противопоказания или о том, какие таблетки принимаете. Поэтому стоит быть осознанными и тоже участвовать в своем лечении. Если у вас возникают вопросы по озвученным выше пунктам, обязательно задайте их врачу. Не бойтесь, что он примет их за сомнения в своей компетентности. Хороший врач воспримет все правильно. Тем более, что это не сомнения, а просто дополнительная проверка, ведь врач не робот и не машина. Человеческий фактор никто не отменял.

— Пациент тоже отвечает за свое здоровье, не нужно в процессе лечения полностью возлагать эту ответственность на доктора, — призывает Альбина Айратовна.

«Я считаю, что с первого раза должна все сделать правильно»

В 2025 году доктор планирует запустить просветительскую работу среди населения о том, как правильно хранить лекарства, обращаться с ними и принимать их. РКБ предполагает, что периодически будет проводить некий ликбез с населением по этому вопросу. Чтобы донести до пациентов, как с лекарствами можно, как — нельзя, но главное — чтобы убедить их в том, что нужно быть ответственными за свое здоровье.

Свободного времени у Альбины Айратовны практически нет, ведь, кроме РКБ, она еще работает ассистентом на двух кафедрах в КГМА, ведет научную работу, преподает курс терапии студентам медицинского колледжа и проводит курсы лекций для слушателей КГМА (это взрослые врачи, проходящие переподготовку или повышающие квалификацию). Она серьезно объясняет:

— Конечно, у меня и профдеформации есть. Во-первых, мне всегда все нужно проверить, посмотреть и рационально оценить. Я же медик, я будто диагноз ставлю в каждой жизненной ситуации. Во-вторых, не даю себе права на ошибку. Ни в чем, даже занимаясь не медицинскими делами. Я считаю, что с первого раза должна все сделать правильно (мне кажется, это для многих медиков характерно — мы же не можем два раза приступить к лечению пациента, попробовать еще раз, если в первый не получилось). В-третьих, стрессоустойчивость. Что бы ни происходило, если нужно принять решение, я в состоянии собраться и разрулить ситуацию. В этом помогает и клиническое мышление, и «броня», наработанная за время работы непосредственно с пациентами в поликлинике.

А как доктор сама пьет лекарства? Она смеется: когда заболевает обычным ОРВИ — лечится обычной водой с лимоном. Потому что при такой вирусной инфекции лучше, чем обильное питье, природа ничего не придумала. И, пока «не прижмет», за препараты Альбина Айратовна не берется — строго следует собственным рекомендациям и заветам профессора Вотчала.

Она долго не может сформулировать ответ на вопрос о том, как отдыхает и какие у нее хобби. Потом неожиданно отвечает, что хочет завести хобби, и смеется. Наша героиня — трудоголик, работой занято все ее время. Она признается, что очень благодарна за понимание своему любимому мужу: он, по ее словам, обладает «тонной терпения» и спокойно относится к тому, что жена живет работой.

Мне очень хочется обеспечить безопасность пациентов хотя бы в тех процессах, где мы можем предотвратить беду

Когда мы задаем вопрос о том, чем доктор хочет заниматься в будущем, она уверенно отвечает, что собирается развивать лекарственную безопасность на уровне региона.

— Мне очень хочется обеспечить безопасность пациентов хотя бы в тех процессах, где мы можем предотвратить беду. Это работа на грани администрирования и медицины. И я ее уже начинаю вести: моя основная роль как заведующей отделением заключается в том, чтобы выстроить эти процессы сначала на уровне РКБ, а потом делиться этим опытом с районными больницами. А еще моя большая мечта — научить население правильно лечиться, а не бездумно надеяться на волшебную таблетку. При этом я всегда хочу оставаться практиком. Не хочу никуда уходить из клиники, хочу разбирать случаи, работать, как работаю сейчас! — рассказывает Альбина Айратовна.