Рауфаль Мухаметзянов: «Публика не хочет видеть слабых спектаклей!»

«Без шедевров, отобранных временем, не может быть фестиваля»

— С каким настроением вы подошли к Нуриевскому фестивалю, который пройдет вот уже 37-й раз и остается одним из старейших фестивалей классической музыки в стране?

— В развитии нашего театра есть столпы, опорные конструкции — два фестиваля, Шаляпинский и Нуриевский. В эти моменты мы представляем наши лучшие спектакли. Как правило, мы начинаем фестиваль с новой продукции. Создание нового спектакля всегда является продолжением творческой жизни нашего театра. Это всегда колоссальный риск, огромная ответственность, и если все получается — ты получаешь удовлетворение, мотивацию на дальнейшую деятельность.

— В афише Нуриевского есть и классика, и национальные балеты, и современный балет. На что больше любит ходить казанский зритель? Чем вы будете его согревать в эти холодные дни?

— Он любит ходить на всё. Наше основное направление работы — классический романтический балет. И без шедевров, отобранных временем, не может быть фестиваля. «Баядерка», «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Корсар» — примеры таких спектаклей. Это подтверждает класс нашего театра. Они всегда были, есть и будут основой нашего профессионального мастерства. Все шедевры, которые накопила история балета, у нас на первой линии.

— И вас порой критикуют за то, что вы слишком классичны.

— Я не могу понять, что в этом плохого? Те, кто нас критикуют, создают свой «спектакль». А мы создаем свой. Я не хочу ввязываться в эту полемику, наша сила — в наших постановках. А они пусть продолжают отрабатывать свои технологии средств массовой информации.

Сегодня время воинствующего невежества. И люди, которые обсуждают подобные вещи, по моему мнению, относятся именно к этой категории общества. Как правило, они сами ничего не создавали. И я не могу опускаться до их уровня. Могу обсуждать вопросы репертуара театра со специалистами, которые что-то пробовали делать. Но люди, которые не представляют этого предмета, не прикасались к нему? В нашем с ними разговоре не будет никакого смысла, это будет напоминать беседу глухого человека со слышащим.

И кстати, я не имею ничего против того, чтобы нас пытались задеть, зацепить, покритиковать. Ну прозвучит лишний раз словосочетание «Татарский государственный театр оперы и балета». Пусть даже и в такой форме — нам это не вредит. Если только это не переходит за рамки оскорбления.

— Но все-таки ответить никогда не хочется?

— Нас бесполезно вовлекать на этот уровень дискуссии, нет смысла растрачивать силы, время и помыслы на то, чтобы кого-то в чем-то убедить. Зачем? Категория недоброжелателей была, есть и будет всегда. Эти люди помогают соблюдению баланса в природе. И даже если они по какой-то причине прекратят поток своей критики — на их место придут другие. Баланс зла и добра, понимаете?

— Справедливости ради, вы же не только классику ставите?

— Театр — живой организм, мы не можем не создавать новых произведений. «Иакинф», «Золотая Орда» — это все балеты наших авторов, которые, кстати, пользуются большим спросом и вне фестивальной программы.

Те, кто нас критикуют, создают свой «спектакль». А мы создаем свой. Я не хочу ввязываться в эту полемику, наша сила — в наших постановках

«В основе «Грека Зорбы» сама жизнь как она есть»

— А премьера? «Грек Зорба» на музыку Теодоракиса? Как возникла сама идея поставить этот балет в Казани? Ведь выбор не самый очевидный.

— Как-то давно во время гастролей импресарио спросил у меня: «А у вас не идет «Грек Зорба»?» Этот запрос еще с тех пор зафиксировался у меня в памяти. И много лет, думая о дальнейшем репертуаре, я не раз вспоминал об этом балете.

Как я уже сказал, основное направление нашей работы — классический романтический балет. А здесь — уже осовремененная классика. Но романтика присутствует в этом балете. В основе «Грека Зорбы» сама жизнь как она есть. С любовью, предательством, со своими обстоятельствами и с событиями, которые всегда настраивают на надежду! Эту идею романтизма подтверждает и музыка, которую написал Теодоракис.

А что касается ваших слов о неочевидности выбора, я вам скажу: «Грек Зорба» — это вовсе не эксперимент. Это апробированное произведение, которое с успехом идет в крупнейших мировых театрах. Думаю, он будет иметь успех и у нас.

— Сложно было его делать? Ведь вы привезли в Казань удивительного постановщика этого балета, человека с огромной личной и наследственной историей?

— Когда мы задумались о том, как получить этот материал, сначала вспомнили о замечательном танцовщике родом из Казани, который работал в Большом театре, — Иреке Мухамедове. Потом он уехал в Ковент-Гарден, а когда окончил танцевать, руководит балетной труппой Афинской оперы. Я знаю, что он танцевал партию грека Зорбы. А первым исполнителем этой партии, к слову, был Владимир Васильев! Мы пытались связаться с Иреком Мухамедовым, но у нас не получилось.

Начали искать, кому принадлежит авторство хореографической части балета. И выяснилось, что это Леонид (Лорка) Мясин — сын легендарного премьера Леонида Мясина, блиставшего в «Русском балете» Сергея Дягилева век назад. Отец его уехал из России в 1914 году. У Дягилева в труппе было два премьера — Нижинский и Мясин. Видите, какая интересная связь — этот балет напрямую связан с русской и советской балетной школой, а через Мухамедова — еще и с Казанью!

Оказалось, что Лорка Мясин, несмотря на то, что ему 79 лет, весьма активен и ведет творческую деятельность. Через два месяца после начала наших поисков он был уже у нас, в Казани. Познакомившись с ним, я был безмерно удивлен: это поджарый, энергичный мужчина, который все па и поддержки показывает танцовщикам лично! Он в блестящей форме.

Мясин выступает и в качестве художника — в тандеме с опытным мастером и художником Виктором Герасименко были созданы масштабные, впечатляющие декорации. Все у нас с большим воодушевлением работали и продолжают работать над этим спектаклем. Есть и еще одна интересная деталь: в балете «Грек Зорба» участвует хор — благо, такой опыт в нашем театре уже есть.

Видите, какая интересная связь — этот балет напрямую связан с русской и советской балетной школой, а через Мухамедова — еще и с Казанью!

«Чтобы успешно развивать фестиваль, надо постоянно повышать класс»

— Могли ли вы почти сорок лет назад представить, что фестиваль классического балета, который вы начинали, станет одним из крупнейших культурных брендов республики, проживет несколько десятилетий? И каким вы видите дальнейшее его развитие?

— 37 лет назад, в 1987 году, начиная фестиваль классического балета, мы уже умели делать крупные события, ведь Шаляпинский фестиваль шел к тому времени у нас уже пять лет! Тогда и о самом Нуриеве никто еще не помышлял, но так случилось, что впоследствии он разрешил дать нашему фестивалю его имя.

Что впереди? Конечно, это всегда художественный потенциал. Чтобы успешно развивать фестиваль, надо постоянно увеличивать художественные возможности, повышать класс. Нужно, чтобы было лучше, лучше, лучше! Это касается в первую очередь критериев исполнительского мастерства. Важно и качество музыкального материала. И зрелищность, которую тебе удается создать с использованием современных технических средств. Ведь замечательная музыка должна подтверждаться не только пластикой танца, но и подчеркиваться масштабным зрелищем.

— В этом году старт торжествам, посвященным 150-летию Казанской оперы, вы дали открытием Шаляпинского фестиваля, который открылся с большой помпой, с Валерием Гергиевым за дирижерским пультом. А вам чем запомнился нынешний Шаляпинский?

— На казанскую сцену через много лет вернулась великая опера Глинки «Жизнь за царя». Мы выполнили художественную задачу, которую перед собой поставили: показали прекрасный спектакль, в котором приняли участие все наши художественные силы. За пульт в день премьеры встал Валерий Абисалович — и, я вам скажу, чтобы он согласился дирижировать чужим оркестром в чужом театре, — для этого нужно кое-какой вес иметь! Уже это само показательно!

Случилась встреча еще с одним замечательным дирижером — Антоном Гришаниным из Большого театра. Мы с ним делали концертное исполнение «Богемы» во время Шаляпинского фестиваля. Кстати, на следующем Шаляпинском мы продолжим эту практику — «Манон» Пуччини тоже будет показана в концертном исполнении. Это очень интересная для нас форма, потому что она позволяет освоить гораздо больше музыкального материала.

— Постановщик «Жизни за царя» Юрий Александров перед премьерой говорил о важности духа времени и о том, что героико-эпическое полотно должно было появиться в программе фестиваля именно сейчас.

— Абсолютно верно. Это очень актуальное произведение сегодня. Меня часто спрашивают: «Как вы видите будущее России?» Я всегда отвечаю: в начале девяностых мы упустили очень важный момент — необходимость защищать Родину. К армии было сформировано негативное отношение. Но, имея такую громадную территорию, мы должны были думать по-другому. Я считаю, что номером один должны быть две профессии — военный и учитель. Они создают основополагающую матрицу для воспитания человека, который в дальнейшем будет определять Россию. Все остальные — производные.

— И вы производные? Профессии, связанные с искусством и культурой, — тоже производные?

— Искусством и, скажем, врачеванием люди всегда занимались и будут заниматься. Но для того, чтобы мы воспитали человека созидательного, прежде всего должны работать учитель и семья. А военный человек должен все это защищать. И именно об этом мы когда-то подзабыли.

«Что за вульгарность, что за мошенничество — переписывать классику?»

— Как вы планируете продолжить и завершить празднование 150-летия Казанской оперы?

— Мы живем уже не прошлым, а будущим Шаляпинским фествалем. Вот, посмотрите, у меня уже план на столе лежит. Мы должны будем открыть его оперой «Кармен». Мы ее дважды уже ставили, но всегда хочется что-то усовершенствовать. Меня всегда впечатлял режиссер Франко Дзеффирелли. Он представлял, по моему мнению, направление просвещенного консерватизма в искусстве — именно то самое, которого придерживаемся и мы. Его постановки всегда были роскошным зрелищем, в них никогда не изменялась литературная основа спектакля.

— При этом изменением литературной основы «грешат» сегодня многие театры.

— Я считаю это непозволительным и ставлю такой путь развития оперы под большое сомнение. Ведь меняя литературную основу, постановщик создает совершенно другую историю. Причем, как правило, это происходит с произведениями тех композиторов, которых нет в живых и которые уже ничего не могут предъявить. Но подойдите к любому ныне живущему композитору, автору оперы и спросите: «Хотели ли бы вы изменить существующий спектакль?» Да вам 99,9% из них ответят: «Нет, конечно. Я написал так, как счел нужным». Это что за вульгарность, что за мошенничество — переписывать классику?

— Вернемся к «Кармен». Кто ставит обновленную версию?

— Ученик и ассистент Дзеффирелли, итальянец Марко Гандини. Они уже с художником работают, представили нам направление, в котором будут развиваться декорации, костюмы. В конце мая состоится уже их второй приезд в Казань. Работа над новым спектаклем уже вовсю идет.

Меняя литературную основу, постановщик создает совершенно другую историю. Причем, как правило, это происходит с произведениями тех композиторов, которых нет в живых и которые уже ничего не могут предъявить.

— Геополитические проблемы сегодняшнего дня — ни для кого не секрет, и это сильно перекроило культурную карту событий. Как вы продолжаете работу с западными партнерами, что поменялось в вашей системе культурного обмена? Насколько сложно продолжать работу с европейскими постановщиками?

— Всегда в мире есть какой-то союз художников и сила самого искусства, которые позволяют привлекать настоящих артистов, заинтересованных в расширении своей географии. Это естественный процесс. Смотрите: «Севильского цирюльника» в прошлом году нам поставили итальянцы — приехали и поставили. Сейчас работаем с другими итальянцами над «Кармен». Да и Лорка Мясин, к слову, родился и всю жизнь прожил на Западе, у него русские только корни, но не паспорт.

Что касается гастролей, то, например, сейчас масштабные гастроли предлагает нам Китай. Но и письма из той же Европы мы продолжаем получать. И поверьте, они ждут. Наша агентура ждет, когда ситуация разрешится. Ведь мы за границей выдавали продукцию высочайшего класса. Были одним из самых гастролирующих оперных театров страны.

Однако основная наша работа все-таки концентрируется на стационарной сцене, в Казани. Все остальное — выезды, гастроли — это все уже производные.

«Нам никто не заказывал национального контента — он сам возник!»

— Все-таки вы руководите национальным оперным театром. В последние годы мы уже увидели ряд новых постановок на музыку татарских композиторов, а что еще планируется?

— Мы работаем над новыми произведениями. Например, это опера «Федор Шаляпин» Эльмира Низамова. Она будет складываться из биографических фрагментов — сейчас создается либретто, композитор вместе с либреттистом активно прорабатывают материал. Резеда Ахиярова и либреттист Ренат Харис пишут еще одно биографическое произведение — о классике и одном из основоположников татарской поэзии Закире Рамиеве, который подписывался псевдонимом Дэрдменд. Так и планируем назвать новое произведение. Словом, продолжаем работать и создавать новые постановки!

— Таким образом, татарскую национальную музыку в вашем театре, наряду с классиками Жигановым и Яруллиным, сегодня представляют и два современных композитора?

— Да, Низамов и Ахиярова. Мы и на эксперименты с ними идем — например, с Эльмиром Низамовым поставили мюзикл «Алтын Казан», и он прошел с большим успехом.

— Есть востребованность, запрос на этот национально-исторический контент за пределами республики?

— Запрос есть. Но изначально такой задачи перед собой мы не ставим.

— А какую ставите?

— Наша главная задача — чтобы художественное произведение, которое возникает на нашей сцене, по классу отвечало высочайшим требованиям. Чтобы зритель не мог ощутить разницу в классе, слушая новую продукцию и классику — например, такие выдающиеся оперы, как «Аида», «Трубадур», «Пиковая дама». Наши новые названия возросли на той эстетике, на том классе, которые за много лет наработал театр. Ведь нам никто не заказывал национального контента, он сам возник! Как только театр накапливает творческий потенциал, наращивает высочайшую эстетику — тут же возникают и композиторы, и либреттисты, которые хотят реализовать себя как художники. Потому что они видят художественную силу нашего театра. И поэтому, если есть такие слагаемые, мы должны, конечно же, максимально использовать их возможности. Чтобы и они могли реализоваться, и у нас получился достойный спектакль. Пока это получается.

Наша главная задача — чтобы художественное произведение, которое возникает на нашей сцене, по классу отвечало высочайшим требованиям. Чтобы зритель не мог ощутить разницу в классе, слушая новую продукцию и классику

«Нам никогда не давали рыбу — всегда давали удочку!»

— Вы больше сорока лет руководите театром. Если оглянуться назад, что можете сказать о пути, который прошли за десятилетия своей работы? Какие главные сложности вспомните?

— С основными сложностями мы столкнулись в непростые времена, когда закончился Советский Союз и началось построение нашего нового общества. В начале девяностых многие общественно-политические институты рухнули, и все пришлось строить заново. Но театр ведь живет не изолированно. Мы все находимся в тесной взаимосвязи с событиями, происходящими в обществе, в экономике и в политике. Поэтому мы вместе со страной прожили серьезное испытание.

Справедливости ради, скажу: самые тяжелые моменты мы «проскочили» благодаря гастролям. С 1993 года труппа ежегодно выезжала за рубеж, и это помогло материально поддержать коллектив. Ведь месяц работы за границей для обычного музыканта оркестра или артиста балета приравнивался к полугодовой зарплате здесь, в Казани.

И в то же время мы смогли сохранить и развить художественный потенциал нашего театра. При всех тяжелейших условиях руководство республики всегда последовательно оказывало финансовую поддержку театру. Нам никогда не давали рыбу — всегда давали удочку. Пользуясь этой помощью, мы никогда не снижали своего потенциала, у нас всегда был и есть коллектив с максимально хорошей профессиональной подготовкой.

— А дальше в планах что — с точки зрения развития?

— Все новое всегда связано с новой продукцией. Есть две главных вещи, от которых зависит класс театра: название произведения и исполнительское мастерство. Всё! А значит, критерии исполнительского мастерства нужно постоянно повышать.

Чем характеризуется мастер? Думаете, верхней планкой исполнительского мастерства? Нет! Нижней! Верхняя границ не имеет. Именно то, как низко мастер может позволить себе опуститься, характеризует его профессиональный уровень! И вот эту-то самую нижнюю планку мы должны последовательно поднимать день за днем, год за годом.

— Что вы хотите поставить? До чего еще руки у вас не дошли?

— Конечно, есть такие вещи. Во-первых, надо возвратиться к Моцарту. Мы отыграли и «Волшебную флейту», и «Дон Жуана», и «Свадьбу Фигаро» — все это у нас шло. Но в ближайшее время мы к нему обязательно вернемся. Во-вторых, надо подумать о Шостаковиче. О советской музыке. В-третьих, мне очень хочется посмотреть на нашей сцене такой спектакль, как «Сказки Гофмана» Оффенбаха. Далее, есть замечательная русская классика — «Иоланта» Чайковского, «Раймонда» Глазунова. Есть и в итальянской опере названия, к которым хотелось бы прикоснуться.

Я еще долго могу продолжать этот список. Но для всего этого должны совпасть составные части: возможности артистов, постановочной группы, финансовые возможности. Масса вещей должна сойтись в одной точке.

Чем характеризуется мастер? Думаете, верхней планкой исполнительского мастерства? Нет! Нижней! Верхняя границ не имеет

«Когда публика приходит в зал, ее не интересует, какие у нас проблемы»

— Насколько сложно балансировать между творческими амбициями и административно-бытовыми ограничениями? Вы, как руководитель театра, совмещаете в себе две ипостаси, не мешают ли они друг другу и к какой вы больше тяготеете?

— Это делать не сложно. Просто ты всегда должен четко и ясно представлять свою задачу. Я не удовлетворяю здесь свои творческие амбиции — я должен быть в большей степени объективен, чем художник. Конечно, здесь громадное здание, большое хозяйство. Но есть люди, которые за это все отвечают, и элементарные правила руководства людьми для того, чтобы осуществить всю эту большую работу, привести в движение махину театра. Все это я должен совмещать. Однако основной мотивацией для меня всегда является именно музыка.

Потому что наша задача — и я всегда это повторяю — удовлетворить художественный запрос населения. Когда публика приходит в зал, ее не интересует, какие у нас есть проблемы. Она хочет получить удовольствие от нашего спектакля. И у нас практически всегда это получалось. Вы сами видите, в каком состоянии сегодня находится, к примеру, балетная труппа. Прекрасные артисты, две роскошные балерины высочайшего класса — Кристина Андреева и Аманда Гомес. Я не буду перечислять дальше, потому что боюсь кого-то забыть и этим обидеть. Но состав труппы у нас очень профессиональный. И не случайно канал «Культура» делает сейчас записи еще четырех наших спектаклей, и у нас будет восемь спектаклей за два года, которые будут показаны на этом канале!

— Кстати, о «Культуре»: 11 апреля в Москве телеканал презентовал балет «Корсар», поставленный в ТГАТОиБ, в рамках проекта «Театр в кино».

— Да, «Корсар» действительно вошел в программу проекта «Театр в кино». Сейчас этот фильм идет в 56 городах России, это наш, казанский «Корсар», и я считаю это очередным подтверждением класса нашего театра.

— Изменился как-то зритель за те сорок лет, что вы руководите театром? Постоянный аншлаг на большинство спектаклей — это свидетельство возросшего запроса общества на классику? Ведь в восьмидесятых такого не было?

— Это многофакторный процесс, здесь играют разные слагаемые. Публика воспитывается на определенной музыкальной эстетике. Сегодня она не хочет видеть слабых с художественной точки зрения спектаклей. И казанский зритель прекрасно отличает одно от другого! Сила искусства — это очень важно. Людей не заставишь ходить в театр, если показывать там что-то низкопробное.

Вы сами видите, в каком состоянии сегодня находится, к примеру, балетная труппа. Прекрасные артисты, две роскошные балерины высочайшего класса — Кристина Андреева и Аманда Гомес

Действительно, в девяностые такого запроса на классику не было. Но мы постепенно росли, как рос и зритель. Это параллельные процессы. Более того, публика у нас очень разная и очень интересная. Мы давали спектакли в Европе, там заходишь в амфитеатр и видишь сплошь белые головы. Люди старшего поколения. А у нас — и молодежь, и средний возраст, и пожилые зрители. Все очень красиво одеты, мало кто позволяет себе прийти в театр в затрапезе. У нас очень благодарная публика!

— Как должен развиваться современный оперный театр, по вашему мнению? И что важнее — оставаться в консервативном, классическом ключе или все-таки вводить новые элементы?

— Всегда нужно смотреть на основное художественное средство, с которым мы работаем, — на музыку. И если она трогает душу, если в ней есть рациональное и эмоциональное зерно, колорит — нужно работать. Ты должен уметь интуитивно понимать, что брать в работу. Должен знать, какую музыку, какого типа хочет слышать твой зритель, и соотносить это знание с тем, что ты можешь ему дать.

И еще должен понимать: человек рождается уже с потребностью в музыке. Это интуитивное чувство, генетически вложенное в каждого из нас, вневременная вещь! И для того, чтобы любить симфоническую музыку, не обязательно заканчивать консерваторию.

Так что вот здесь, в театре, в основе — музыка. Музыка сопровождает балетный танец, пластику, вокальное искусство высокого класса — это вторая надстройка. Третья — технические возможности, которые с каждым годом растут и помогают глазу усилить восприятие музыки. Вот это все и нужно развивать в современном театре.

Для того, чтобы любить симфоническую музыку, не обязательно заканчивать консерваторию

— В чем вы видите свою главную задачу и, может быть, миссию? Для чего вы здесь?

— Для того чтобы повышать художественный класс театра. День за днем, год за годом. Другого пути нет, а предел совершенства — в бесконечности!