«Большинство из тех, кого Тукай беспощадно высмеивал в стихах, совсем не держали зла на поэта»

10 тысяч провожающих

Холодным пасмурным днем 4 апреля 1913 года Казань прощалась с Габдуллой Тукаем. Он скончался 2 апреля в 20:15 от прогрессирующей чахотки в палате Клячкинской больницы. Так завершился земной путь поэта, прожившего в Казани чуть более пяти лет, но навсегда оставшегося в истории народа.

Уже с утра, в день похорон, вся улица у лечебницы была заполнена народом, стали стекаться многочисленные горожане. В этот день не работали татарские издательства, книжные магазины, редакции газет. На их дверях висели плакаты с сообщениями о похоронах поэта, в некоторых местах были вывешены портреты Тукая в траурной рамке. По одним данным, на похоронах присутствовали 5-6 тыс. человек, есть сообщения о 10-тысячной толпе скорбящих.

У покойного, кроме литературных трудов, остались личные сбережения — 500 рублей. Организаторы похорон, главным образом издатели, собрали еще 400 рублей. Часть из этих средств была потрачена на погребение, из оставшейся суммы планировали сформировать фонд для выплат стипендий имени Тукая. Официально фонд так и не был оформлен. Очевидно, это было связано и с трудностями регистрации в губернских органах власти. Однако в прессе были сообщения о том, что деньги переданы на учебу двух учеников в русских школах Казани. Кстати, эта была предсмертная просьба самого Тукая.

О болезни молодого поэта знали давно, он угасал у всех на глазах. Его трагическая смерть в какой-то мере стала символом краха надежд революционных 1905-1907 годов, когда воодушевленная молодежь ожидала бурных перемен в общественно-политической жизни страны, свободы личности и новых свершений. Смерть Тукая стала венцом общего пессимистического настроя постреволюционных лет.

Комната №40

Он вернулся в Казань осенью 1907 года. Позади — сиротское детство, приемные родители и едва запомнившаяся жизнь в Новотатарской слободе, семья заботливой сестры Газизы в Уральске, учеба в медресе, работа в татарской прессе и уже нарождающаяся слава выдающегося поэта. Нельзя сказать, что молодого литератора казанцы встретили как желанного гостя. Губернский центр начала XX века жил своей бурной, довольно жесткой конкурентной жизнью. Старотатарская слобода Казани, в которой схлестывались амбиции и аппетиты мусульманских предпринимателей всей России, быстро превращалась в центр национальной светской культуры, где соревновались и блистали талантами первые татарские поэты, писатели, драматурги, публицисты. Тукая манил этот живой, задорный и могучий мир. Вот почему, приехав, наконец, в столицу татарского мира, Габдулла поселился в гостинице «Булгар», находившейся на углу Московской и Евангелистовской улиц (ныне ул. Кирова, 59/14).

Это был деловой район Старотатарской слободы с крупным восточным рынком — Сенным базаром, с комплексами доходных домов, где размещались гостиницы, издательства, редакции газет и книжные магазины — в общем, все, что завораживало молодого провинциального поэта. Но самое главное — здесь жили его единомышленники, такие же бывшие шакирды, страстно мечтавшие о коренном преобразовании векового уклада национальной жизни.

Номера «Булгара», которые держал в доме Мухаметшакира Казакова богатый предприниматель, крестьянин деревни Альдермыш Фаткулла Ахмадуллин, в силу своей дешевизны являлись излюбленным местом жительства татарской интеллигенции. Здесь она получала не только ночлег и бесплатный чай, но и гарантированную работу — офисы многочисленных национальных изданий, различные торговые конторы и заведения также располагались в этом доме.

Тукай снял небольшую, всего в 10 квадратных метров, комнату под №40 на третьем этаже гостиницы. Обстановка ее не отличалась особым удобством и разнообразием. С правой стороны вдоль стены, выкрашенной темной краской, располагалась кровать, у единственного окна стоял стол да у дверей вешалка для одежды. Можно сказать, что в этих «апартаментах» прошла почти вся жизнь поэта, книги которого выпускались огромными тиражами и мгновенно сбывались на рынке по достаточно высоким ценам.

Несоответствие внешнего и внутреннего

Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Тукай был по-настоящему выдающейся личностью, с особым мироощущением и образом жизни, чье поведение и поступки не всегда вписывались в привычные социальные стереотипы и представления. Впоследствии все его друзья и современники, вспоминая первую встречу и знакомство с Тукаем, подчеркивали несоответствие реального внешнего облика поэта тому образу, который возникал у читателей при знакомстве с его творчеством. Многие казанские литераторы были буквально поражены тем, что автором мудрых, смелых и по-настоящему талантливых стихов оказался невысокий, хрупкий, плохо одетый, странноватого вида молодой человек.

Вафа Бахтияров: «Тукай был небольшого роста, худой. Любил говорить дипломатично, тщательно обдумывая каждое слово, вкладывая в него глубокий смысл.… в нем не ощущалось скрытности, лицемерия, как и не было привычки лгать и обманывать». Фото gabdullatukay.ru

Интересное воспоминание о поэте оставил один из его соратников, редактор и издатель газеты «Эль-Ислах» Вафа Бахтияров. Он писал: «Тукай был небольшого роста, худой. В его левом глазу имелось едва заметное белое пятнышко, а руки своими размерами и мягкостью напоминали руки тринадцати-четырнадцатилетней девушки. Он был немногословен. Любил говорить дипломатично, тщательно обдумывая каждое слово, вкладывая в него глубокий смысл. Часто Тукай был задумчивым, но о своих размышлениях никому не рассказывал. В то же время в нем не ощущалось скрытности, лицемерия, как и не было привычки лгать и обманывать. Напротив, прямо говорил то, что думает… С симпатичными ему людьми любил побалагурить, пошутить, посмеяться. С малоприятными или совсем ему незнакомыми не просто молчал, но и даже не старался показать хорошего отношения. Многие люди, пришедшие познакомиться и пообщаться с поэтом, порой терялись и расстраивались от его молчания и холодности».

Примерно так же оценивали личность Тукая и другие его современники. Да и сам Тукай довольно иронично воспринимал свой внешний образ. Он шутил, что, воспевая Шурале, сам стал походить на него. А знакомым то ли всерьез, то ли в шутку признавался, что на знаменитом растиражированном портрете — другой человек, а не он сам.

Вообще, годы, прожитые поэтом в Казани, не были богаты какими-то очень яркими событиями. Внешне его жизнь протекала тихо и незаметно. Работа в молодежной газете «Эль-Ислах», служба экспедитором в товариществе «Китап», затем вновь редакторский труд в журналах «Яшен» и «Ялт-Йолт». Вечерами в насквозь прокуренном номере — бесконечный наплыв «гостей», от которых просто некуда скрыться, а ночами — бдения над листом бумаги, творческие муки и озарения.

Обидчивый, гордый, не терпевший словесной эквилибристики и притворства, Габдулла сторонился больших компаний, предпочитая свободное время проводить в играх с детьми или в полном одиночестве. Порой он безвылазно находился в гостинице. В хорошем настроении часами разгуливал из одного конца коридора в другой, а в подавленном состоянии подолгу лежал на кровати в номере.

И хотя Тукай старательно избегал женского общества, он, по собственному его признанию, все же мечтал создать семью, чтобы спастись наконец от навязчивых товарищей, постоянно толкавшихся в никогда не закрывающемся номере поэта, от унылого гостиничного быта, от душевного одиночества, от надвигающейся смертельной болезни.

Деньги, потраченные на посиделки

Нельзя сказать, что Тукай очень бедствовал и жил в нищете. Но он и не был состоятельным человеком, каким подобает быть сверхпопулярному мастеру слова. Его доход мало отличался от жалования учителя в крупном городском медресе. Труд интеллектуала и в те годы оплачивался плохо. Рынок массовой печатной продукции только начинал формироваться, и здесь царил коммерческий произвол, усугублявшийся экономической и правовой безграмотностью авторов. Например, Тукай гордился тем, что провел издателей братьев Шараф, которым продал за 50 рублей авторские права на уже изданные два сборника своих сочинений. На самом деле в выигрыше остались предприниматели, получавшие постоянную прибыль от публикаций любимых народом произведений, а Тукай истратил свой гонорар в течение двух месяцев.

Поэт не имел постоянной работы, образ жизни молодого человека был плохо организован, и заработанные творчеством средства очень быстро уходили на бесконечные дружеские посиделки, так называемые «вечера удовольствий». Тукай тяготился этим жизненным хаосом, но уже не мог вырваться из специфической среды молодых собратьев по литературному цеху.

Обличитель невежества

Однако внутренняя духовная жизнь Габдуллы была насыщенной и напряженной. В его поэтическом сердце находило отклик все, что происходило в окружающем мире. Здесь осуществлялись по-настоящему великие открытия и свершения. В Казани из-под пера художника вышли стихотворения «Родной язык», «Национальные мелодии», «Надежда», поэмы и сказки «Шурале», «Сенной базар, или Новый Кисекбаш», «Водяная», «Мороз» и многие другие произведения, обессмертившие его имя.

Прижизненная популярность поэта объясняется тем, что он не боялся задавать самому себе и своим современникам злободневные вопросы, критиковать недостатки национальной жизни. Противоречивый, мятущийся, страдающий Тукай отразил в творчестве духовное состояние всего татарского народа, искавшего свое место в стремительно меняющейся России ХХ столетия.

«Тукай создавал единое для всех татар литературное, эстетическое пространство, в котором сплетались древний национальный фольклор, история, родной язык, картинки непритязательных аулов Заказанья, прекрасный облик общетатарской столицы — Казани, с ее минаретами, вечерним азаном, шумным Сенным базаром и сказочным озером Кабан». Фото из архива А.Дубина aif.ru

Поэзия Тукая совершенно свободна от социальной или классовой неприязни, несмотря на то, что под прицелом его сатиры часто оказывались представители буржуазии и духовенства. Читатели понимали, что поэт нетерпим не к отдельным людям и сословиям, а к дурным человеческим качествам и общественным привычкам. Его возмущало бездушие богатства, невежество нищеты, фальшивая набожность, бессмысленность и эгоизм политических игр.

Кстати, большинство из тех, кого Тукай беспощадно высмеивал в стихах, совсем не держали зла на поэта. В трудное для себя время Габдулла опубликовал в издании своего извечного оппонента Ахметзяна Сайдашева стихотворную рекламу чайной фирмы «Караван» и получил за это неплохие деньги. Известно, что почти все духовные деятели и крупные мусульманские предприниматели Казани имели в личных библиотеках сочинения поэта и являлись искренними почитателями его таланта. На похоронах Тукая присутствовали все знаменитые хазраты Казани во главе с Галимзяном Баруди, а имам Апанаевской мечети Касим Салихов зачитал у могилы стихотворение Тукая «Мое завещание».

Тукая любили не только за социальную сатиру. С помощью вечных тем и образов он создавал единое для всех татар литературное, эстетическое пространство, в котором сплетались древний национальный фольклор, история, родной язык, картинки непритязательных аулов Заказанья, прекрасный облик общетатарской столицы — Казани, с ее минаретами, вечерним азаном, шумным Сенным базаром и сказочным озером Кабан… Эти образы были свободны от навязчивого влияния ортодоксальной культуры Бухары и Самарканда, новомодных османско-европейских мотивов. По сути, в лучших своих произведениях он пробуждал сокровенные архетипы народного сознания, хорошо понятные и современному читателю вне зависимости от национальной и религиозной принадлежности.