Крымское ханство XV—XVIII веков в англо-американской историографии

2.2. Англо-американская историография

Б.Р. Рахимзянов

Изучение истории Крымского ханства XV—XVIII вв. в англо-американской историографии 1940—2000-х годов происходило в контексте исследований истории России и некоторых других граничащих с Крымом государств, реже — как самостоятельного объекта научных штудий. Ему уделялось существенное внимание как одному из важнейших наследников Золотой Орды после ее распада. История Крымского ханства затрагивалась и в русле внешней политики Московского государства. Специализированные исследования рассматривали внутреннее устройство ханства, его клановую структуру, взаимоотношения главы государства — хана и его клановых лидеров — карачи-беков.

Эдвард Л. Кинан, долгое время проработавший деканом отделения истории, профессором, директором Русского исследовательского центра (ныне Дейвис центр) в Гарварде, затрагивает взаимоотношения между Московским государством и Казанским ханством в своей докторской (Ph. D.) диссертации «Московия и Казань, 1445—1552 гг.: исследование степной политики» [Keenan, 1965]. В этом контексте автор касается и истории Крымского ханства. Отдельные ее части и концептуальные выдержки были опубликованы позднее в виде статей [Keenan, 1967; Keenan, 1969; Keenan, 1964—1968; Keenan, 1986]. Диссертация была защищена в Гарварде в 1965 году. Этот фундаментальный труд так никогда и не был опубликован.

В большой дискуссии, развернувшейся в 1967 году на страницах американского журнала «Славянское обозрение» (Slaviс Review) по поводу взаимоотношений Москвы и Казани в средние века, американский историк украинского происхождения, основоположник школы украинских исследований в Гарварде Омельян Прицак высказал интересные и крайне важные наблюдения по поводу изменения политического положения Касимовского и Крымского ханств и всего позднезолотоордынского мира в целом. Он считает, что вассальный статус Касимовское ханство приобрело не сразу при его образовании в середине XV века, а только после смены представителей династии крымских Гераев на потомков большеордынского хана Ахмада [Pritsak, 1967, p. 579—580]. Таким образом, полагает историк, Московское государство продемонстрировало свои политические амбиции и обозначило свои интересы во внешней политике: если при крымских Гераях приходилось учитывать интересы Крыма в ущерб своим, и крымский хан Мухаммед Герай даже считал Касимов «своим юртом», то после смены династии московское влияние в Касимове стало доминирующим, и Касимовское ханство перестало играть самостоятельную роль на геополитической сцене Восточной Европы.

Ученица Э. Кинана профессор университета Майами Джанет Мартин касается истории тюрко-татарских государств в их взаимосвязи: истории Казанского, Крымского и Касимовского ханств, а также Московского государства выступают у нее как компоненты истории политического союза «Степи», т. е. всех наследников Золотой Орды. Автор развивает мысли своего учителя на более широком фактическом материале, с привлечением источниковых доказательств своей концепции. Как и у Кинана, делается упор на «дружественности» отношений Москвы с татарским миром. Этим проблемам посвящены ее статьи «Отношения Москвы с Казанским и Крымским ханствами (1460—1521 гг.)» и «Московская политика фронтира: случай Касимовского ханства» [Martin, 1983; Martin, 1992]. Также автор касается истории татарских ханств в своей большой монографии «Средневековая Россия, 980—1584 гг.» [Martin, 1995].

По мнению автора, на определенном этапе у Москвы и Крыма просматривается общность политических и экономических интересов. В политическом аспекте она была связана с борьбой с Большой Ордой, которая представляла проблему для обоих государств: Крым опасался Большой Орды как своего основного конкурента в борьбе за овладение всем наследством распавшейся империи, а начинающая поднимать голову Московия воспринимала Большую Орду как реинкарнацию своей прародительницы, Золотой Орды, и имела в отношении нее те же опасения, которые она имела и в отношении Улуса Джучи периода его расцвета. В экономическом же смысле Московское государство вынуждено было пересекать земли Крымского ханства для достижения Каффы и последующих за ней западных территорий. Мартин считает, что именно данное обстоятельство (необходимость транзита по землям Крымского ханства) вынуждало Московское государство выплачивать «поминки» крымскому хану и его карачи-бекам, а не какие-либо иные причины (инерции политической традиции).

Американский автор Роберт Кроски в 1987 году выпустил монографию «Московская дипломатическая практика в период правления Ивана III» [Croskey, 1987], которая изначально была защищена им как диссертация в 1980 году в университете Вашингтона в Сиэтле. Научным руководителем диссертации был Дэниел Во (Daniel Waugh). Идеи диссертации были ранее изложены автором в статье «Дипломатические формы взаимоотношений Ивана III с крымским ханом» [Croskey, 1984]. Основная идея как книги, так и статьи — дипломатические документы периода недвусмысленно говорят нам о том, что ни о каком «равенстве», «братстве», «партнерстве» в отношениях между указанными правителями не может быть и речи — крымский хан был однозначно как статусно (в рамках «правовых» норм позднезолотоордынского пространства той эпохи), так и фактически (в военном отношении) выше московского правителя. Идеи автора в основном почерпнуты из книги М. Усманова [Усманов, 1979], о чем он сам сообщает в тексте книги, однако творчески развиты на материале периода Ивана III.

Историк Л. Коллинз в основательной статье «По поводу утверждаемого «разгрома» Большой Орды в 1502 г.» [Collins, 1991] выдвигает мысль о том, что как такового «разгрома» Большой Орды (государство, которое в т. н. «западной» историографии принято называть «Великой Ордой», что точнее в плане аналогий с «Золотой Ордой» (Улусом Джучи) не было. Произошли лишь смена ветвей династии с изначально «сарайской» на крымскую и переход властных регалий и улусов от большеордынского к крымскому хану. Данная мысль вполне обоснована всей логикой позднезолотоордынской истории XV—XVI вв.

Доналд Островски, работающий в Гарвардском университете, в 1998 году опубликовал монографию «Московия и монголы: межкультурные влияния на степной границе, 1304—1589 гг.» [Ostrowski, 1998]. Основные идеи монографии были им изложены восемью годами ранее на страницах журнала Slaviс Review [Ostrowski, 1990]. Предлагающая альтернативные взгляды на многие проблемы, книга в числе прочих рассматривает и вопросы, связанные с татарскими средневековыми государствами. Однако данная проблематика для автора не была первостепенной. Островски больше занимали вопросы влияния татарского мира на формирование московской государственности. Д. Островски считает переселенцев из татарских ханств, в том числе из Крымского, в совокупности с двором великого князя, основным источником татаро-монгольского влияния на Русь [Петухов, 2013, с. 79]. Заимствование у монголов системы управления было вызвано частыми поездками московских князей в Сарай. По мнению Островски, «светская администрация продолжала рассматривать практику степных ханств как образец даже после 1502 г., когда Кыпчакское ханство (Золотая Орда, — Б. Р.) признало суверенитет крымского хана». Специально Крымским ханством Островски не занимался.

Профессор университета Лойола в Чикаго Михаил Ходарковский затрагивает историю позднезолотоордынских государств в совокупности в своей работе «Степная граница России: создание колониальной империи, 1500—1800 гг.» [Khodarkovsky, 2002]1, одна из глав которой была им опубликована как большая статья «Приручая Дикую Степь: южная граница Московского государства, 1480—1600 гг.» [Khodarkovsky, 1999]. Автор попытался перенести концептуальные наработки так называемых Colonial Studies (колониальные исследования), принятые и признанные в «западной» историографии, на почву взаимоотношений Московии с татарским миром в XV—XVIII вв. Сильной стороной работы является попытка систематизации связей Москвы с татарским миром в указанный период.

Американские, английские историки рассматривали историю Крымского ханства преимущественно в контексте взаимосвязей Крыма с Московским или Польско-Литовским государством. Некоторые исследования специализированно рассматривали внутренние аспекты жизни этого государственного образования.

Большая часть работающих в этом ключе историков полагает, что важной частью геополитической ситуации конца XV — XVI вв. на территории Восточной Европы был сначала союз, а позже — конфликт между Крымским ханством и Московским государством. Причиной конфронтации являлось желание обладать всем политическим наследством распавшейся Золотой Орды. Ногайской Орде в этом противоборстве уделяется меньшее внимание, хотя эта точка зрения и представлена в историографии (Э. Кинан). Некоторые исследователи однозначно считают Крымское ханство основным наследником Улуса Джучи после 1502 года. В вопросе характера отношений между Крымским ханством и некоторыми его соседями (Москвой и Польско-Литовским государством) историки в большей своей части однозначны — эти государства выплачивали материальные средства (дань, поминки) Крыму как основному наследнику Улуса Джучи; часть исследователей полагает, что эти средства также играли роль своеобразного средства предотвращения военных походов Крымского ханства против них (откуп от войны).

Некоторые аспекты истории Крымского ханства в историографическом ключе рассмотрены в монографии А.В. Петухова, основанной на его кандидатской диссертации [Петухов, 2013].

2.3. Немецкая историография

М.С. Гатин

Начало научного изучения проблем истории татар в Восточной Европе было положено в 1826 г., когда российская Императорская Академия наук предложила ученым представить на конкурс работу о монголо-татарских завоеваниях. Академией была получена работа австрийского востоковеда Й. Хаммера фон Пургшталя [Hammer-Purgstall, 1840].

В 1845 г. в Лейпциге было организовано «Германское восточное общество» (Deutsсhe Morgenlandisсhe Gesellsсhaft), которое стало издавать свой «Журнал Германского восточного общества» (Zeitsсhrift fir Deutsсhen Morgenlandisсhen Gesellsсhaft), где время от времени публиковались статьи, связанные с татарской проблематикой [см. полнотекстовые номера на сайте: http://menadoс. bibliothek. unihalle. de/dmg/periodiсal/titleinfo/2327?lang=de].

Крымская война (1853—1856) вызвала особый интерес к проблемам истории русско-крымско-татарских отношений [Sсhuselka, 1854; Mundt, 1855a; Mundt, 1855б; Hammer-Purgstall, 1856]. В этих работах исследователи характеризовали Россию в целом как немиролюбивое государство, трагически описывали гибель Крымского ханства.

Раздел Азии между европейскими империями в конце XIX в. обусловил появление нового интереса к татарской истории. К рубежу XIX—XX вв., когда германский империализм осознал необходимость в идеологическом обосновании своей агрессивной политики, консервативные немецкие историки были заняты созданием образа России как потенциального врага и возможного объекта экономической эксплуатации. Именно к этому времени оформилось научное направление «остфоршунг».

Немецкий термин «Ostforschung» означает в переводе буквально «востоковедение», но принимается в немецкоязычной науке к изучению не Востока вообще, а только европейских стран, расположенных к востоку от Германии. Аналогии в русском языке термин «остфоршунг» не имеет, так как, с одной стороны, к востоку от России нет европейских стран, а с другой — немецкий термин исторически сложился с двойной спецификой: изучение как стран Восточной Европы, так и немецких национальных меньшинств в этих странах.

В 1913 г. возникло «Германское общество по изучению России» (переименованное после Первой мировой войны в «Германское общество по изучению Восточной Европы», Deutsсhe Gesellsсhaft fur Osteuropakunde). В предвоенные годы вышли работы Н. Эрнста, посвященные отношениям Польши, Великих княжеств Литовского и Московского с Крымским ханством [Ernst, 1911; Ernst, 1912].

Несмотря на поражение Германии в Первой мировой войне, в 1920-х и начале 1930-х годов постоянно возрастало число организаций и институтов «остфоршунга». Так, с 1922 г. в Висбадене начали выходить «Урало-алтайские ежегодники» (Ural-Altaisсhe Jahrbuсher), посвященные филологии, истории и культуре урало-алтайских народов.

Новым этапом в развитии немецкой историографии стал приход к власти в стране А. Гитлера и национал-социалистов. Большинство историков рассматривало национал-социализм как радикальное выражение национальных немецких традиций. Поэтому они не видели особых причин для отказа от сотрудничества с новым режимом.

В годы нацизма для немецких историков была характерна такая деятельность, как пропагандистская помощь перед началом агрессии и подготовка специалистов для будущей работы на оккупированном Востоке. В национал-социалистической теории многие народы Восточной Европы относились к категории «унтерменш» («Untermensсh» с немецкого дословно можно перевести как «недочеловек»), которым приписывались чаще монголоидные черты. Отсюда следовало, что славяне стали «недочеловеками» из-за многовекового господства монголов и татар (оба народа в нацистской литературе очень часто выступали синонимами).

В конце 1943 г. «тотальная война» привела к закрытию большинства научных изданий, историческая наука практически прекратила свое существование до окончания Второй мировой войны.

Новый интерес к татарской истории, возникший в послевоенное время, был в первую очередь продиктован политическими устремлениями. Немецкие историки нередко видели в своих работах по русской истории одно из средств политической борьбы против идеологии коммунизма в доказательстве того, что Россия не является частью Европы. Немалая роль при этом отводилась медиевистике. Эти устремления очень часто приводили к азиатскому татарскому влиянию на историческую судьбу России.

В 1949 г. в Штутгарте было воссоздано «Германское общество по изучению Восточной Европы». Главным печатным органом общества является журнал «Восточная Европа» (Osteuropa) [см. содержание номеров: https://www.zeitsсhriftosteuropa.de/hefte/]. Кроме того, как при университетах, так и самостоятельно стали возникать институты Восточной Европы.

С конца 1950-х гг. в Западной Германии наблюдалось дальнейшее развитие ориенталистики. Востоковедческие отделения, кафедры или семинары открылись почти при всех университетах. В эти годы проводится работа по составлению единого центрального каталога библиотечных востоковедческих фондов. Ученые активно участвуют в подготовке многих важнейших энциклопедий и справочных изданий, в таких, например, как «Энциклопедии исламика» или «Philologiae Turсiсae Fundamenta».

В 1961 г. вышла в свет работа Э. Саркисьянца «История восточных народов России до 1917 года», в которой главное внимание было уделено истории крымскотатарского народа до его включения в состав Российской империи [Sarkissjanz, 1961].

В 60-е — первой половине 70-х гг. XX в. в связи с открытием новых университетов почти в три раза увеличилось число профессоров и других преподавателей истории. В эти годы появилось специальное международное серийное издание — «Средневековая Русь» (Russia mediaevalis).

С конца 1970-х гг. в ФРГ начал выходить обобщающий труд по русской истории — «Очерки русской истории» (Handbuсh der russisсhen Gesсhiсhte) [Handbuсh, 1982]. По замыслу составителей, многотомное издание должно было представить связную картину русской истории от древности до современности. В серии вышли все наиболее крупные работы этого времени по истории русского средневековья, где подробно рассматривались русско-крымскотатарские отношения, — труды К. Гёрке, Х. Рюсса, В. Кнакштедта, Г. Штёкля.

Объединение страны в 1990 г. стало началом нового этапа в развитии немецкой историографии. Интерес к российской истории принял характер взрыва. Однако, когда окончилась «холодная война», произошло ослабление осколков СССР — Российской Федерации и Украины — на международной арене, ситуация привела к тому, что в начале XXI в. интерес немецкой исторической науки к проблемам татарской истории Крыма стал снижаться.

Сегодня для проведения исследований по проблемам татарской истории Крыма в Германии существует солидная база. Немецкая наука располагает авторитетными во всем мире исследовательскими центрами. Выводы и наблюдения германских ученых в значительной степени обогатили историческую науку и подвели исследователей истории Крымского ханства к новому уровню научных разработок.