«Какой же была Казань в конце ХIХ века, в 1894 году, когда родилась Гала?»

Какой же была Казань в конце ХIХ века, в 1894 году, когда родилась Гала, глубоко спрятавшая свои внутриутробные и первые воспоминания о ней?

Приведем несколько описаний города ХIХ века, хорошо детализированных и написанных с любовью. Так, Каюм Насыри (1825—1902) оставил для нас следующие записи: «Казань находится в 1 400 километрах от Петербурга. Красивый, хорошо застроенный город. Озеро Кабан и Булак делят Казань пополам. К югу от них находятся мусульманские постройки. Есть они и в окрестностях Казани — в слободах Бишбалта и Ново-Татарская, возле Порохового завода. На всей этой территории четырнадцать мечетей. При каждой мечети имеется большое медресе. Есть у мусульман своя площадь, называемая Печан базары — Сенной базар. Ее окружает около двухсот лавок. Торговлю в них ведут мусульмане. Самый ходовой товар — мануфактура, чай, сахар и все то, что едят и пьют. Ремесленники торгуют шапками, ичигами, кавушами и прочими изделиями своего ремесла. Только обуви мужской и женской за год в Казани изготавливается на 250 тысяч рублей, и все это — дело рук мусульманских умельцев. Много в Казани мастериц среди женщин, которые трудятся в основном над изготовлением тюбетеек, такии, калфаков. В одной только Казани за год шьют более 600 тысяч головных уборов. Ежегодно здесь печатается около 500 тысяч книг, в том числе и Коран. Есть у мусульман свои мыловаренные, суконные, а также свечной заводы. Издавна славится и восхваляется всеми казанское мыло. Растет Казань, увеличивается из года в год. Судя по календарю пятидесятых годов, в городе было 45 тысяч человек, а сейчас их насчитывается около 81—82 тысяч. На неделе в Казани бывает три больших базара — в понедельник, среду и пятницу. Больших площадей, где проходят базары, тоже три: Сенная, Рыбная и Хлебный базар. В дни базаров отовсюду в Казань стекается добро и нет ему конца и края. И никто еще не увозил свой товар обратно — иногда ввезенного оказывается недостаточно. И самое большое оживление — в мае на Булаке, где каждый год проходит весенняя ярмарка Ташаяк» [1].

Вот они — поглядите.
Индус — оливковый глянец,
смуглее, чем жженый сахар
или финик к исходу лета.
Каталонец — ширококостный и крепкий,
словно вросший в родные скалы
и при этом свободно парящий
в бредовых высотах.
Белокурая бестия, немец, —
мясистые щеки
и клочья тумана в мозгах
(сведенные к формулам точным).
Русская,
англичанка,
американка,
и шведка,
и сумрачная андалуска —
крепко сбитая смуглота
с желтизною печалей [2].

Каюм Насыри, которого по праву можно назвать татарским Леонардо да Винчи, особое внимание уделил особенным, конфессиональным, архитектурным сооружениям Казани — мечетям. Ученый подчеркивал, что «до царствования Екатерины II в Казани каменных мечетей не было. Были лишь холодные помещения, кое-как сколоченные из досок. Как при жизни Хромого Каратуна в Казани не осталось ничего, похожего на мечеть. Для сотворения намаза мусульмане собирались в ветхих шалашах, крытых древесной корой» [1]. Приезд в Казань Екатерины II в 1767 году значительно изменил положение дел. Императрица по просьбе уважаемых мусульман разрешила строительство мечетей: «Она проявила большое великодушие к мусульманам и, бывая среди них, расспрашивала, не терпят ли они беды от русского народа. Мусульмане же, нисколько не жалуясь на русских, отвечали ей: «Слава Аллаху, не ведаем никаких мучений». Рахматулла Амирханов рассказывал так: после получения согласия царицы был заготовлен материал и началось строительство здания каменной мечети. В первую очередь были построены мечеть Эффенди и мечеть Баев. Их постройкой с большой поспешностью занялись самые состоятельные баи города, желая как можно скорее использовать благоприятный случай, предоставленный царицей Екатериной II. Но спешка привела к тому, что при закладке здания было неточно определено направление на Мекку, поэтому кыбла в обеих мечетях оказалась несколько смещенной. (Мечеть должна быть обращена фасадом к святыне мусульман Каабе в городе Мекке.) Когда дело дошло до возведения минарета, городские власти, обеспокоенные его высотой, написали Екатерине II: «Ты хоть и дала мусульманам разрешение на строительство мечетей, но они строят очень высоко». На это царица ответила так: «Я определила им место на Земле, а в небо они вольны подниматься по своему усмотрению, потому что небо не входит в мои владения» [1].

Известный русский путешественник Г.Н. Потанин (1835—1920), посетивший Казань в 1875 году, оставил следующие записи: «В Казани мое внимание было привлечено ее татарским населением. Татарский базар, татарские мечети, татарская типография, кружок ориенталистов — все эти особенности, которые не встречаются в других городах Поволжья <...> говорят, что сама масса татарского народа вовсе не враждебна к европейской науке; в среде ее есть личности, желающие учиться <...> Водили меня в Казани посмотреть вновь после пожара отстроенный и расширенный театр; прежде в театре были особые ложи для татар с занавесками, ныне они уничтожены. Думала ли театральная дирекция, что татары будут ездить и в открытые ложи, или она равнодушно смотрит на вопрос: будут или не будут они ездить. Театр, без сомнения, был всегда одним из средств привлечения татар к европейским идеям» [3].

Вдалеке же от сонма влюбленных,
навевая прохладу, ложатся вечерние тени,
и юное тело
стынет у самой воды [2].

Английский металлург Джеймс Ридли, посетивший Казань в 1897 году, оставил в своей книге «Записки о поездке в Россию: Урал и Зауралье в 1897 году» следующие воспоминания о городе: «25 августа, предвкушая что-то потрясающее, мы подошли к казанскому причалу. Мостки, по которым мы сходили с парохода, по этому случаю были покрыты коврами, а на пирсе нас ожидали городской голова и другие хозяева города <...>.

Конка, связывающая город с портом, проложена по высокой искусственной насыпи, сделанной, чтобы рельсы не заливало во время весеннего паводка. По этой же причине многие дома стоят здесь на высоких сваях. С обеих сторон пути лежало такое количество пиломатериалов, которое я видел только в канадской Оттаве, и они были уложены исключительно аккуратно. Оказывается, во время паводка плавающую древесину подводят к этим местам, а когда вода уходит, ее укладывают в штабеля <...>.

Затем мы посетили базар, где всем заправляют татары, и купили множество диковинок: восхитительные изделия из кожи, сапоги, ботинки, женские туфли, татарские шапки, шубы и несколько удивительных старинных вещичек. Торговец-татарин — колоритная личность, он носит длинный черный халат, а на макушке — черную тюбетейку. Борода и усы делают его больше похожим на муллу, чем на торговца.

С базара мы отправились в древний Казанский кремль, вблизи которого находятся многочисленные старинные оборонительные сооружения, а внутри расположена знаменитая башня (имеется в виду башня Сююмбике — сторожевая башня Казанского кремля, — прим. ред.). Не без труда поднявшись на нее, мы узрели лежащие внизу прекрасный город и его окрестности. У входа в Кремль стоит огромная и великолепная православная церковь Казанской Божией Матери (имеется в виду собор Казанского Богородицкого монастыря, разрушенный в советское время, — прим. ред.). Внутри нее множество икон и других ценнейших реликвий, а стены и своды покрыты фресками с ликами святых <...>.

25 августа мы посетили местный музей и картинную галерею с замечательными коллекциями произведений искусства, древностей, минералов и иных восхитительных экспонатов, в том числе редких и ценных монет. Замечу, что все музеи в восточной части России обладают тщательно описанными ценнейшими нумизматическими собраниями <...>».

Обратим внимание на довольно подробные описания мусульманской специфики Казани, оставленные не только местными исследователями, но и путешественниками. Если для местного населения данная особенность оказывается обыденной привычностью/привычной обыденностью, то для приезжих — играет роль экзотической сюрреалистичности.

Когда ясное, дивное тело Нарцисса
к темному зеркалу,
заворожив озерную гладь,
склонится;
когда белое тело
в гипнотическом сне неутоленной жажды,
наклонясь к своему отраженью,
оттиском серебристым застынет;
когда
в циферблате песчаных соцветий безмолвной плоти
время утонет,
растворяя Нарцисса в космической круговерти, —
в глубях сердца
тогда запоет сиреной
тот же самый
манящий и недоступный облик [2]