Александр Киршин: «Трансплантология делает смерть жизнью»
Врач, делающий уникальные операции, — о победах медиков, человеческих заблуждениях и смысле своей работы
Очередного героя спецпроекта «Реального времени» невозможно представить читателю лучше, чем это сделал один из его пациентов в интернете — на сайте отзывов про докторов: «Зовут меня Ромашов Юрий Игоревич, мне делали пересадку печени 02.12.2020, был аутоиммунный гепатит Д. Оперировал Киршин Александр Александрович и его профессиональная команда, врачи от Бога. Советую всем этих специалистов и полностью им довериться, они дают второй шанс, когда уже не остается никаких шансов на жизнь, спасают людей. Теперь я полностью здоров благодаря этим врачам, а ждал я в надежде, что меня смогут вылечить, 15 лет…» В портрете заведующего отделением хирургии №2 Республиканской клинической больницы, трансплантолога Александра Киршина — о сложностях профессии, желании удивлять и удивляться.
Предложил руку, сердце, печень и почку
В 2021 году завотделением хирургии РКБ Александр Киршин стал не только победителем конкурса «Ак чэчэклер — Врач года — 2021», но и нарушителем устоявшегося порядка церемонии награждения. В номинации «Уникальный случай» победила команда врачей, в которой состояли и он, и его избранница — врач-гастроэнтеролог Айгуль Сафиуллина. Она вела пациентов до и после трансплантации печени. Когда Киршину дали слово, он прямо на сцене сделал ей предложение «руки, сердца, а также, если понадобится, печени и почки», опустился на одно колено и протянул невесте кольцо.
Позже, рассказывая об этом, он признается, что волновался, и даже пошутит: «В этот момент чувствовал небольшую тахикардию — ударов 120 в минуту… Вдруг, думаю, откажет перед такой толпой народа». И скажет, наверное, ключевую фразу о себе: «Люблю удивлять».
В этот момент чувствовал небольшую тахикардию — ударов 120 в минуту… Вдруг, думаю, откажет перед такой толпой народа
Когда становится тесно
— По специальности я врач-онколог, — рассказывает Киршин. — С 2005 года, после окончания института и клинической ординатуры по онкологии, я работал в Республиканском клиническом онкологическом диспансере в Ижевске. Но пришел в этот диспансер я еще в 2000-м медбратом и работал на этой должности все время учебы. А по окончании института заведующий кафедрой пригласил меня в ординатуру — и вплоть до 2019 года вся моя профессиональная деятельность была связана с этим учреждением. Начав с медбрата, я стал заведующим торакоабдоминальным отделением, затем колопроктологическим и, наконец, заместителем главного врача.
Множество людей, так уверенно и успешно двигающихся по профессиональной и карьерной лестнице, вряд ли бы стали делать резкие движения. Однако сегодняшний герой «Реального времени», как выяснилось, любит не только удивлять, но и удивляться:
— Меня все устраивало — хорошая, перспективная работа, постоянное развитие… Но в определенный момент любому профессионалу становится несколько тесно в существующих рамках, и я уже подумывал, чем бы заняться дальше. И тут появился Михаил Владимирович Бурмистров…
Завкафедрой хирургических болезней постдипломного образования Института фундаментальной медицины и биологии КФУ, заместитель главного врача РКБ Михаил Бурмистров предложил перспективному специалисту перебраться из столицы Удмуртии в Казань и заняться новым делом — трансплантацией печени.
Меня все устраивало — хорошая, перспективная работа, постоянное развитие… Но в определенный момент любому профессионалу становится несколько тесно в существующих рамках, и я уже подумывал, чем бы заняться дальше
Захотел помогать «маньяку» и перебрался на «историческую родину»
— Я подумал, что предложение интересное, попросил месяц на размышление, приехал сюда, пообщался с Бурмистровым, с главврачом РКБ, — вспоминает Киршин. — И познакомился с Марселем Минуллиным, который на тот момент занимался организацией программы трансплантации печени. Тогда они уже сделали десять успешных операций, но силами трансплантологов института Склифосовского, которые имеют такой опыт с 2000-х годов. Посмотрев на этого увлеченного этим до маниакальной степени человека, я очень захотел ему помогать. Это и повлияло на мое решение.
Александр Киршин вышел на работу в РКБ 4 ноября 2019 года, через пару недель он впервые увидел операции трансплантации печени — ее делали коллеги из «Склифа», а в декабре 2019-го уже выполнял их сам, под присмотром московских коллег.
— Они нам помогали на протяжении еще трех месяцев, а весной 2020 года сложилась известная эпидемиологическая ситуация с ковидом, и мы были вынуждены уже самостоятельно выполнять трансплантации печени. Это тот случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. На сегодня выполнено уже в общей сложности 54 трансплантации печени.
А на вопрос о том, как живется в Казани уроженцу Ижевска, доктор отвечает:
— Город-миллионник, уровень жизни, конечно, выше, но в принципе от Ижевска не очень отличается. А регион более развит с культурной точки зрения, с научной точки зрения. Разница обусловлена тем, что регион в политическом смысле более обеспеченный, управление и ментальность другие. А от того, что я не татарин, я не страдаю, дифференциации какой-то не чувствую.
Впрочем, не знающий татарского языка уроженец Удмуртии по крови все-таки Татарстану наполовину родной: Киршин из «интернациональной» русскоговорящей семьи:
— Мама — татарка, отец — русский.
Весной 2020 года сложилась известная эпидемиологическая ситуация с ковидом, и мы были вынуждены самостоятельно выполнять трансплантации печени. Это тот случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. На сегодня выполнено уже в общей сложности 54 трансплантации печени
«Для молодых сейчас благоприятное время»
Александр Киршин преподает в КФУ, и кому, как не ему, было адресовать вопрос о причинах дефицита медицинских кадров. Ведь врачей в Казани готовят три вуза — а их, особенно в первичном звене, все равно стабильно не хватает.
— Поколение, которое выросло на дистанте, скоро уже выйдет на работу, — пошутил он. — Слабая эпоха рождает сильных людей, сильная — расслабляет, и появляются слабые люди. Сейчас мы где-то посередине, хотя идем вниз, мне кажется. Многие говорят, что сегодня и студенты, и врачи — слабые. Но я считаю, что сейчас благоприятное время — все границы открыты, информационное поле огромно, а молодые люди не связаны никакими идеями, более, чем когда-либо, активны и открыты миру, так что возможностей для образования больше. И больше целеустремленных молодых людей, которые знают, чего хотят от жизни.
— А не в том ли проблема, что они хотят прежде всего денег?
— Да, уходят в платные клиники, в медпредставители. Это есть и всегда было. Но насильно ничего с этим нельзя сделать. Привлечь [работать в медицине] можно только заинтересованных в этом людей. Думать, что если дать молодым докторам большую зарплату, они сразу прибегут, — ошибка. Интерес может появиться только у готовых к этому людей. Интерес должен быть профессиональным, материальная заинтересованность ставит крест на профессионале, если оказывается на первом месте. Хорошая зарплата — это лишь приятное приложение, если ты профессионал — она у тебя будет в любом случае. Нужно стремление к развитию, у врача — обязательно, ведь объем знаний в медицине растет ежесекундно.
Слабая эпоха рождает сильных людей, сильная — расслабляет, и появляются слабые люди. Сейчас мы где-то посередине, хотя идем вниз, мне кажется
Онколог, который оперирует все
В трансплантологии, говорит собеседник «Реального времени», количество выполненных операций — а значит, спасенных жизней — зависит не только от наличия специалистов, техники и пациентов, нуждающихся в пересадке органов. Если нет донорского органа, операции не будет. В этом — отличие, скажем, от протезирования суставов или митрального клапана сердца, когда замену органу изготавливают на заводе.
— Несмотря на большую востребованность, трансплантаций печени выполняется не так уж много — в силу дефицита донорских органов, — говорит Киршин. — Мы стремимся делать 50 таких операций в год. Но даже если их делать каждую неделю, заниматься одной трансплантацией печени невозможно — надо делать что-то еще. Тем более что я онколог, который оперирует все — от шеи до органов малого таза, у меня опыт большой, я у себя на родине работал в нескольких отделениях. Мы занимаемся опухолями печени — в отделении выполняется полный цикл таких операций — от биопсии до резекции. Если имеются очаговые поражения печени, эти очаги можно удалять — ведь здоровая печень регенерирует до 80 процентов удаленного органа. Если печень поражена диффузно, то она удаляется полностью, и тогда человека спасает трансплантация.
И значительная доля операций, выполняемых в отделении, которым руководит Киршин, выполняются по «прозаическим» поводам — таким как грыжи и желчнокаменная болезнь:
— Мы специализируемся на операциях, выполняемых малоинвазивным способом — 90 процентов делается через проколы, в том числе и при онкопатологиях.
Несмотря на большую востребованность, трансплантаций печени выполняется не так уж много. Мы стремимся делать 50 таких операций в год
«Так будет продолжаться, пока проблема не коснется самого человека»
— Дефицит донорских органов у многих наших читателей вызывает ассоциацию со скандалами, гремевшими несколько лет назад, — о заборе органов без согласия родственника, со страшилками о заборе органов у еще живых людей. Трансплантологи дают обреченным шанс выжить — так откуда эта дремучесть? — поинтересовалось «Реальное время».
— То, о чем вы говорите, — это результат слухов, в которых нет ни доли правды. Но как говорил Уинстон Черчилль, «ложь успевает пройти полмира, пока правда надевает штаны». Люди охотнее верят во всякую ерунду. У нас не так много клиник, где проводятся трансплантологические операции, и это все делается на государственном уровне. А проблемы возникают из-за того, что преимущественно люди считают, что человек мертв, если сердце не бьется и он не дышит. А если в теле сердце бьется, дыхательная деятельность поддерживается за счет аппарата ИВЛ, а мозг уже умер? Констатировать мозговую смерть может только консилиум. И все связанные с трансплантацией органов инсинуации были связаны с полным отсутствием понимания большинством населения, что при бьющемся сердце и искусственной вентиляции легких мозг человека может быть мертв. Они же как рассуждают: человек дышит, а его на органы разобрали… Хотя в большинстве случаев та организация, которая занимается констатацией смерти, и та организация, которая занимается трансплантацией органов, никак между собой не связаны. Есть центр трансплантации органов, появляется орган — они обзванивают ближайшие клиники в поисках наиболее тяжелого пациента, который в органе нуждается.
— И что же может изменить вот это отношение к трансплантологам, условно говоря, как к потенциальным преступникам?
— Так будет продолжаться, пока проблема не коснется самого человека, его семьи. Когда тебе или твоим близким требуется донорский орган, мышление меняется.
— А вам самим приходилось сталкиваться с таким непониманием?
— В такой крайней форме, слава богу, нет. Но с непониманием проблемы мы сталкивались, когда звонили родственники и говорили, что категорически против забора органов в случае смерти пациента. Мы по законодательству не имеем права на это, если в течение двух часов после констатации смерти мозга его родственник позвонит и скажет, что он не согласен, либо если пациент заранее предупредит, что в случае смерти запрещает забор органов.
— Во многих странах просвещенные люди заранее оформляют как раз согласие на забор органов для трансплантации в случае внезапной смерти — у нас такое возможно?
— У нас были ситуации, когда мы коллегам-медработникам говорили о вероятном неблагоприятном исходе у их родственников, говорили все как есть — и они соглашались.
Понимаете — один умерший человек может подарить жизнь не одному, а нескольким людям и продолжиться в них таким образом. Конец его жизни становится началом для другого человека
Одна смерть, две жизни и свадьба
На вопрос, кто из спасенных пациентов ему больше всего запомнился, Александр Киршин вначале ответил предельно лаконично:
— Молодая женщина, которая уже после пересадки печени родила ребенка.
А после короткой паузы заговорил уже не столько о ней, сколько о своем отношении к этой операции — и о том, что же такое, по сути, трансплантология:
— Понимаете — один умерший человек может подарить жизнь не одному, а нескольким людям и продолжиться в них таким образом. Конец его жизни становится началом для другого человека. И это истинное предназначение человека — продолжить себя в другом человеке. Это касается не только детей, потомства. Поэтому трансплантология, по-моему, самая гуманная отрасль медицины. Она делает смерть жизнью.
— Донорский орган не должен пропасть, — подчеркнул Александр Киршин. — У нас был случай, когда мы делали две операции подряд, с пяти часов вечера до десяти утра следующего дня.
А еще оказалось, что свадьба, которую сыграли 3 сентября Александр Киршин и Айгуль Сафиуллина, как раз с двумя спасенными жизнями и связана: победа в конкурсе «Ак чэчэклер» досталась коллективу РКБ именно за этот уникальный случай.