«Аксенов говорил мне: «Пока Гюнтер Грасс заседает в жюри, я Нобелевскую премию не получу»

«Неожиданно Твардовский выбрал рассказы Аксенова. И выбрал он гениальные рассказы»

— Виктор Михайлович, как вы познакомились с Аксеновым?

— Я двоюродный брат известного в шестидесятые годы писателя Бориса Балтера, чья повесть «До свидания, мальчики!» имела в начале 60-х годов колоссальный успех, она переведена на многие европейские языки, по ней ставили спектакли, известным режиссером Михаилом Каликом снят фильм. Все мои литературные связи происходят из дома Балтера. Когда Бориса уже не было, я дружил с его вдовой Галиной Радченко. Жена Василия Аксенова, Майя Овчинникова, была институтской подругой Галины. Я встретил Аксенова в загородном доме Балтера под Москвой — через овраг от писательской Малеевки. Аксенов с Майей приехали проститься с Галей перед отлетом в эмиграцию. Я присутствовал при этой встрече. Василий и Майя были молодые, красивые и представляли собой замечательную пару.

Уже в начале нового века у нас установились очень тесные семейные отношения. Я и моя покойная жена Ира (Ирина Радченко) дружили с Василием и Майей. Жили недалеко, примерно 20 минут пешком. Аксенов обратился к нам с просьбой быть его литературными представителями. Это не совсем то же самое, что литературный агент, это были не сугубо деловые, а дружеские отношения, сначала вместе с женой, а потом, когда она в 2005 году погибла от рака, я уже один общался с издательствами и журналами. После смерти Василия я стал доверенным лицом его вдовы Майи вплоть до 24 декабря 2014 года, когда и ее не стало.

В эти годы я разбирал американский архив Аксенова, доставленный в Москву Александром Змеулом, сыном кровной сестры Майи, ставшей впоследствии ее наследницей. Разбирал архив и публиковал содержавшиеся в нем материалы.

— Чем вас вдохновил Аксенов — как человек и как писатель?

— Я считаю, что это один из ярких писателей XX века, а среди поколения шестидесятников он был лидером во многих отношениях. Есть три разных Аксенова. Он и романист, и рассказчик, и драматург. Одни ставят на первое место романы, другие повести, третьи рассказы. Я считаю, что он великолепный рассказчик, достойный продолжатель русской традиции рассказа.

В аксеновском архиве я нашел его воспоминание о том, как он вместе с Анатолием Гладилиным и Юрием Казаковым как-то пришли к Твардовскому в «Новый мир» с претензией, почему он их, молодых писателей, не печатает. Разговор кончился тем, что Твардовский предложил им принести свои рассказы. И Василий был уверен, что Казакова опубликуют, потому что он писал о деревне, а Аксенов и Гладилин были городскими писателями. Но неожиданно Твардовский из трех предложений выбрал рассказы Аксенова. И выбрал он гениальные рассказы «На полпути к Луне» и «Папа, сложи», это прекрасные ранние рассказы Аксенова.

«На полпути к Луне» — история водителя большегруза на Крайнем Севере, он летел отдыхать на юг и влюбился в стюардессу в самолете. Прилетев на юг, он решил, что нужно ее найти и отправился в обратный рейс в надежде снова ее встретить. Но не встретил, и так с этой надеждой пролетал весь отпуск туда и обратно. За это время он налетал расстояние, равное половине пути до Луны.

Блестящий рассказ «Победа» о гроссмейстере, которого обыгрывает в поезде напористый рядовой шахматист, лишенный интеллигентских комплексов. Много замечательных рассказов: «Вне сезона» — перед самой эмиграцией, юмористические рассказы с 16-й страницы «Литературной газеты», «Право на остров», «Прошу климатического убежища» и другие — это уже в эмиграции. Я не устаю восхищаться аксеновскими рассказами. А повести: «Жаль, что вас не было с нами», «Затоваренная бочкотара»! Романы у меня стоят на третьем месте, хотя Аксенов считал себя в первую очередь романистом. Романы последнего времени были восприняты неоднозначно, манеру их написания я бы назвал сюрреализмом в литературе. Он был художник-новатор, постоянно искал новые формы. И последние романы экспериментальные.

«Бродский взял почитать «Ожог» и сделал совершенно уничтожающий отзыв»

— А что касается личных качеств?

— Это удивительно обаятельный человек. Мне его не хватает. Он был очень твердый и жесткий, если речь шла о принципах. Никогда в жизни, за исключением одного случая, не отступил нигде и не прогнулся.

А случай был такой. 3 марта 1963 года состоялась пресловутая встреча в Кремле руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией, и его и Вознесенского Никита Хрущев крыл с трибуны, размахивал кулаками, предлагал им сразу выписать заграничные паспорта, чтобы они «убирались» за границу. Редакция «Юности», звездным автором которой был Аксенов, была обеспокоена, что это навредит журналу, и его слезно просили написать что-нибудь покаянное, хотя неизвестно было, в чем, собственно, каяться. И он написал статью в центральную газету, то ли в «Литературку», то ли в «Известия». А обстановка была такая, что когда они с Вознесенским шли после этого заседания по Красной площади, они ожидали, что их прямо сейчас арестуют. Тогда это еще было возможно. За исключением этого случая, который почему-то очень любит вспоминать поэт Юрий Кублановский, Аксенов никогда нигде не прогнулся в отношениях с писательским и не только писательским начальством. Так же он вел себя и в эмиграции.

При этом с друзьями был открыт, доверчив, заботлив. Старался, если нужно, помочь в делах, написать предисловие, послесловие, отозваться, ссудить деньгами. На встречах он всегда платил и всех угощал. Помню, был последний вечер памяти Аксенова в 2017 году по случаю 85-летия со дня его рождения (8 лет после смерти). Большой зал ЦДЛ был полон. Запомнилось выступление Анатолия Наймана, друга его юности, они были знакомы с Петербурга, когда Василий учился в Ленинградском медицинском институте. И Найман сказал замечательную фразу, которую я для себя записал: «Я в жизни не встречал человека более благородного, чем Вася». И продолжил: «Хорошо было бы, если бы у Иосифа был характер Васи».

Тут имелся в виду конфликт Аксенова с Бродским. Когда Аксенов с семьей прилетел в Штаты, он надеялся, что будет опубликован роман «Ожог», который в Советском Союзе опубликовать было невозможно. КГБ, пока он находился в стране, открытым текстом предупреждал его, чтобы он даже не думал публиковать роман за рубежом. Прилетев в эмиграцию, Аксенов надеялся, что опубликует этот роман, что принесет ему известность и деньги на жизнь. Но получил отказ издательства, которое мотивировало это слабостью вещи.

А дело было в том, что Бродский, являвшийся в это время в издательстве неоспоримым экспертом по русской литературе, увидел случайно «Ожог» у редактора на столе, взял его почитать и сделал совершенно уничтожающий отзыв. Он сказал, дословно: «Это говно». Аксенов остался ни с чем, и вот тогда, чтобы заработать на жизнь, ему помогли устроиться преподавать русскую литературу в университете. Таким образом бывший близкий товарищ задержал карьеру Аксенова на Западе примерно на 3 года.

— Почему он так поступил?

— В 2016 году у меня вышла книга «Четыре жизни Василия Аксенова», где я этот конфликт подробно разобрал, используя все имеющиеся литературные свидетельства о тех днях. В частности, ссылался на книгу воспоминаний Эллендеи Проффер «Бродский среди нас». Была чета, замечательная чета американских славистов, Карл и Эллендея Профферы, которые на свои деньги открыли ставшее ныне легендарным издательство «Ардис», где печатали все запрещенное в Советском Союзе: Набокова, Булгакова, Платонова, Войновича, Владимова, Мандельштама, Бродского, Соснору, Липкина и т. д. И Аксенов там издавался тоже. Так вот, как вспоминает Эллендея, горячая поклонница и почитательница Бродского, однажды Иосиф позвонил Карлу и похвалился, что, прочитав аксеновский «Ожог», отозвался о нем в издательстве, как я уже упоминал. Карл был возмущен его поступком и сказал, что обязательно расскажет об этом Василию. «Ведь вы друзья, — укорил он Бродского, — разве можно так поступать по отношению к другу?».

Выскажу свое личное субъективное мнение. Бродский в 1980 году был уже жестко нацелен на Нобелевскую премию. Его продвигали, была колоссальная поддержка среди издателей и прессы. Я думаю, что, осознавал это Бродский или тут действовало подсознание, он ощутил в Аксенове угрозу, опасного конкурента в перспективе получения Нобелевской премии. Замечу, что Аксенов шесть раз был ее номинантом, когда жил в Америке. Да и после возвращения в Москву продолжал оставаться наиболее вероятным претендентом на нее среди русских писателей. И по поводу этого он мне говорил: «До тех пор, пока Гюнтер Грасс заседает в жюри, я эту премию никогда не получу». У него были очень плохие отношения с левыми на Западе — с Грассом, Гарсия Маркесом и др.

— Какие наиболее яркие воспоминания личного общения с Аксеновым у вас остались?

— Одно из сильных впечатлений. Мы были с Василием на спектакле «Крутой маршрут» в «Современнике» по книге его матери Евгении Гинзбург. Это было особое ощущение, когда на сцене Неелова играет его мать, а он, сын Евгении Семеновны, сидит рядом со мной в зале. И когда спектакль кончился, Вася сказал: «Я плакал». Этот спектакль невозможно смотреть без слез.

На выставке Марка Шагала, которая была в Третьяковке в те годы, он рассказал о своей встрече с художником. Среди прочего тот вспомнил свой разговор с министром культуры Фурцевой, которая его обхаживала. «Ну как же так, зачем же вы уехали из России, Марк Захарович?», — вопрошала Фурцева. «А мне нужна была одна красочка, которой не было в России», — отвечал Шагал. «Ну неужели не было?» — удивилась высокопоставленная чиновница. «Не было, не было», — отвечал Шагал. А Василию сказал, что эта красочка называется Свобода!

И еще случай. Как-то мы вместе с моей женой и Василием переходили Яузу, идя от высотки, где жили Аксеновы. Нам встретился молодой человек, который узнал Аксенова. Аксенов очень демократично отреагировал. Остановился, пару слов сказал, потом этот парень предложил посидеть где-нибудь, выпить, но это было уже слишком. Василий отказался, а парень достал программу музыкального концерта, с которого шел, и попросил автограф. «Вася, это слава», — сказал я ему тогда, процитировав пушкинскую реплику из его письма к жене из Малинников. То же самое было во многих публичных местах, например, в Третьяковской галерее.

«Америку он полюбил с детства, когда выжил в голодной Казани благодаря лендлизовской помощи американцев»

— Вы работаете с архивами, что стало известно интересного и нового за последние годы?

— Были опубликованы записные книжки, эссе, статьи, публицистика, а главное, на мой взгляд, обширная переписка, составившая целый том в издании АСТ (редакция Е. Шубиной, 2015). Основой является переписка юного Василия с родителями Павлом Васильевичем и Евгенией Семеновной. А также переписка его и Майи с Беллой Ахмадуллиной и Борисом Мессерером, то есть их письма к нему и Майе. А встретившись с Борисом Мессерером, я узнал, к нашей обоюдной радости, что у него все письма Аксенова и Майи к ним с Беллой.

Вообще, интересных материалов было очень много, но романов или повестей я там не обнаружил. В 2017 году в «Эксмо» была издана книга «Одно сплошное Карузо» по названию одного из рассказов. В эту книгу вошли рассказы, найденные мною в архиве, которые раньше не публиковались, или же публиковались очень давно и никогда не перепечатывались. Например, «Лебяжье озеро» — об озере под Казанью, «Промежуточная посадка в Сайгоне», «Ржавая канатная дорога», «Одно сплошное Карузо».

Кроме того, были найдены помесячные записи 1962—1965 годов, очень краткие, отрывочные. Я подготовил публикацию, попросил помочь с комментариями Гладилина, который упоминается в некоторых записях. Там же были короткие интересные эссе о Высоцком, Ахмадулиной, сыне Леонида Андреева, Твардовском, журнале «Юность». И несколько статей о романе, судьбе романа, об эмиграции и публицистические вещи. Все это было опубликовано в упомянутой книге.

— Вы сказали, что Аксенов не дружил с левыми на Западе. Как он вообще относился к Америке?

— Он всецело был на стороне европейских ценностей, гуманизма, свободы печати, прав человека. Но не без критики. Он был очень объективный здравомыслящий человек. Например, когда в 1993 году назревал антидемократический путч, Аксенов подготовил письмо к президенту Ельцину за подписью четверых известных миру людей, родиной трех из них была Россия: Аксенова, сербского философа-диссидента Михайло Михайлова, генетика Валерия Сойфера и физика Роальда Сагдеева. Письмо призывало президента России жестко пресечь попытки реванша, возвращения к советским временам. Аксенов занимал твердую позицию за сохранение демократических ценностей, которые впервые осуществились в 90-е в России.

Интересная позиция у него была по Крыму. В эссе «Остров личность», давшем название последней составленной мною и изданной в «Эксмо» в 2017 году книге, предлагалось признание Крыма самостоятельной республикой под эгидой двух братских республик: Украины и России. Тогда они еще были братскими. Это очень интересный проект, который, на мой взгляд, мог бы разрешить все конфликтные вопросы.

Америку он полюбил с детства, когда, можно сказать, выжил в голодной Казани военных лет благодаря лендлизовской помощи американцев. Впоследствии, в связи с появлением в Казани невесть откуда взявшегося Олега Лундстрема с его оркестром, юный Василий был покорен джазом и это еще укрепило его любовь к Америке.

Он уехал из США по той же причине, что и из Союза в 1980-м: его перестали печатать. Сменился хозяин в издательстве, и его публикации начали стремительно сокращаться.

«То, что на «Аксенов-фесте» сам Аксенов порой уходит с повестки дня, не очень хорошо»

— Что говорил Аксенов о Казани?

— Казань его родина, и он относился к ней с любовью и пиететом. Больше всего сказано о Казани в его последнем романе «Лендлизовские», который вышел уже после смерти Василия Павловича. Такое название дано, потому что там много места уделено американской помощи Советскому Союзу, о которой было не принято говорить в советское время, да и сейчас это замалчивается. Я уже сказал об этом. В первой части романа, которую он успел дописать, изображено его казанское детство, мальчишеские происшествия. Иногда называются даже реальные улицы, Казань в нем чувствуется.

— Как вы относитесь к «Аксенов-фесту»? Племянник жены Аксенова Александр Змеул грозился подать в суд на организаторов, то есть власти города, которые не привлекают наследников к организации фестиваля.

— После смерти Майи Афанасьевны в наследство вступила ее кровная сестра Ирина Афанасьевна Змеул, дела фактически ведет ее сын Саша Змеул. Он был возмущен и обижен тем, что его не привлекают, как наследника, к проведению этих фестивалей. 50 процентов прав принадлежит сыну Аксенова Алексею, но тот очень далек от всяких публичных дел. Он только один раз был на фестивале.

Когда у меня были эти права до смерти Майи, я не считал возможным вмешиваться в организационные вопросы фестиваля. Но когда 50 процентов прав перешли Александру, он решил показать, как говорится, кто в доме хозяин, и пытался добиться, чтобы с ним эти фестивали согласовывали. Причиной послужило еще то, что с ним не очень вежливо и уважительно обошлись организаторы фестиваля Ирина Барметова и Евгений Попов.

Претензии Саши Змеула к самому фестивалю в какой-то степени обоснованы. Аксенов вспоминается там все меньше, это больше парад знаменитостей. Приглашаются именитые люди, они демонстрируют себя, говорят об искусстве и культуре. С другой стороны, для Казани и казанцев это очень хорошо, это большая радость для любого города, когда приезжают известные кинематографисты, писатели, музыканты. Проходит конкурс для молодых, ведутся мастер-классы, звучат новые имена. Поэтому я не во всем Сашу поддерживаю. Однако то, что сам Аксенов порой уходит с повестки дня, не очень хорошо.