Султан-Галиев: как татарский коммунист уничтожил проект «Штат Идель-Урал»

Теоретик национального движения

Второй проблемой, по которой Султан-Галиев оказался в «оппозиции» к ЦК ВКП(б), был национальный вопрос. Он никогда не отделял друг от друга колониальный и национальный вопросы, ибо, во-первых, рассматривал национальные окраины России как внутренние колонии, во-вторых, видел прямое влияние деколонизации в мире на внутренние процессы страны, в частности, среди тюркских народов. Он был недоволен неправильной постановкой «работы в национальных республиках и областях: в сохранении за ними в общем колониального положения по отношению к Центрально-Великорусской части республики со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Султан-Галиев, будучи представителем угнетенной нации, тоньше понимал проблемы национально-освободительного движения, чем социал-демократы, чьи идеи он воспринял еще до революции. Однако в начале своей революционной деятельности он выступал с классовых позиций.

«В Октябрьской революции, — писал он, — я лично участвовал не как национальная, а как социальная, как классовая величина, причем до столкновения с этим вопросом вплотную я считал себя унитаристом и был скорее сторонником культурно-национальной, чем территориальной автономии. Но жизнь доказала мне обратное».

Это признание для нас тем более ценно, что в историю Султан-Галиев вошел как теоретик именно национального движения. К сожалению, и сегодня находится немало политиков, пытающихся абстрагироваться от национальных проблем. Казалось бы, 5 лет перестройки ясно указывают, что внутренняя «деколонизация» и демократизация общества суть вопросы тождественные, тем не менее решение национального вопроса перманентно откладывается под благовидным лозунгом все той же интернационализации или защиты общечеловеческих ценностей, будто эти явления могут существовать вне и помимо национальной среды.

Изучение биографии, идейных взглядов, политической деятельности Султан-Галиева представляет не просто исторический интерес. Мы повторяем путь, пройденный Россией в первые годы после революции, и повторяем все те же ошибки. Похоже, мы ничего не забыли из национального прошлого и ничему не научились за годы советской власти.

Почему Султан-Галиев перешел с классовых позиций на национальные? Потому, что для угнетенной нации смена диктатуры русской монархии на диктатуру русского пролетариата означала всего лишь смену вывески. В самом деле, у угнетенных народов России пролетарский слой был весьма узок, в большевистской партии татары, так же, как и представители других народов, составляли ничтожный процент — ВКП(б) была по существу русской партией. В этих условиях лозунг пролетарского интернационализма, призывавший к национальным жертвам ради мировой революции, означал не что иное, как конец истории народов России, их полное растворение в русской среде. Каким же способом можно было внедрить в жизнь такой принцип? Только силой! Так чем же в таком случае диктатура пролетариата лучше русской монархии?

Большевики к моменту свершения Октябрьской революции имели весьма приблизительную национальную программу. Для них классовый подход был всепоглощающим принципом, не оставляющим места национальным интересам. Собственно, и сам принцип самоопределения понимался ими как самоопределение пролетариев каждой нации, но никак не наций в целом. «Мы, — писал Ленин, — заботимся о самоопределении не народов и наций, а пролетариата в каждом народе».

Отсюда вытекало и первоначальное отрицание идеи федерализма, сведение национального самоопределения к сфере языка и культуры. Декларация прав народов России и признание необходимости федеративного устройства появились как вынужденная (во многом пропагандистская) мера в ответ на требование народов реального самоопределения.

Планы на государственное устройство

Заслуга Султан-Галиева и вместе с тем его трагедия заключалась в том, что он отстаивал равенство наций и их государственных образований. Национальное развитие он считал не только неизбежным, но и прогрессивным явлением и предсказывал историческую «неизбежность распада России как государственного организма на ряд самостоятельных национальных государственных организмов, по примеру многочисленных государств прошлого: Римской империи, Арабского государства, империи Чингизхана и Тимура и Османской империи». В этом вопросе он пришел в резкое столкновение с теми, кого называли «интернационалистами» или «ликвидаторами в национальном вопросе» и кто требовал «изжить татарский вопрос» через уничтожение национальной государственности. Султан-Галиев же считал неизбежным «размежевание» народов с их последующим объединением в СССР.

При этом устройство СССР ему виделось в виде создания крупных федеративных объединений, входящих в СССР наравне с Украиной:

1. Федерации Урало-Волжских Советских Социалистических Республик в составе Башкирии, Татарии, Чувашии, Маробласти и Вотобласти;
2. Обще-Кавказской федерации Советских Социалистических Республик и областей с включением всех нацреспублик Закавказья, нацобластей Северного Кавказа, Дагестана, Калмобласти и Кубано-Черноморья (последнее по соображениям экономической цельности всего района в целом);
3. Казахстана как союзной единицы;
4. Средне-Азиатской или, собственно, Туранской республики в составе Узбекистана, Туркмении, Киргизии и Таджикистана как равноправных в федерации единиц.

РСФСР, по мнению Султан-Галиева, должна была остаться федерацией укрупненных районов: Сибирь, Урал, Центрально-Промышленный район, Центрально-Черноземный район, Средне-Волжская область, Нижне-Волжская область и т. д. Такую постановку вопроса он считал «идеальной постановкой разрешения нацвопроса в смысле законченного государственного размежевания СССР, вполне совпадающего и с принципами национальной политики пролетариата, т. е. с ленинизмом в нацвопросе и с принципами целесообразной организации экономического районирования СССР». Именно такое построение федеративных отношений могло обеспечить, по мнению Султан-Галиева, крепкий союз угнетавшихся ранее национальностей с русским пролетариатом.

Для понимания взглядов Султан-Галиева имеет принципиальное значение его полемика со сторонниками Галимджана Ибрагимова, предложившими формулу «Язык определяет культуру». Султан-Галиев ответил иной формулой: «Культуру определяет экономика, а язык является лишь надстройкой экономической базы». Отсюда он делал вывод: «если хочешь иметь «национальную» культуру, то добивайся в известной системе национальной экономики, состояние которой определяет и состояние самой национальной культуры со всеми ее надстройками, независимо от того, в какой государственной системе развивается данная национальность — буржуазно-капиталистической или советской». Именно этим определяется его стремление к фактическому осуществлению лозунга национального самоопределения в Татарии по экономической, политической и культурной линии.

Многое из идей Султан-Галиева оправдалось. Вместе с тем были моменты в его биографии, которые несут на себе печать того времени. Для него не был чужд классовый подход при анализе политических явлений, проектировании Восточной коммунистической партии. На него определенное влияние оказали идеи ассимиляции народов. Он, например, считал, что невозможно широкое и углубленное развитие «мелких» национальных культур, и высказывал предположение об их ассимиляции с культурой более сильных соседних племен и народов. Речь в данном случае шла конкретно о татарской, башкирской, казахской, узбекской, туркменской и прочих национальных культурах. Он доказывал, что «если эти культуры не сольются в одну общую массу и взаимно не ассимилируют друг друга, то неизбежен процесс постепенного «поглощения» их русскими на Западе (татары и башкиры) и китайцами и индусами на Востоке». Но не это было главным во взглядах и деятельности Султан-Галиева. Борьба за равноправие и достоинство народов СССР — к этому можно свести суть его устремлений.

«Штат Идель-Урал», Татарское ханство и Татаро-Башкирская Республика

Наше мышление отвлекается от роли личности в истории, мы не осознаем решающего значения политических лидеров в поворотные моменты истории, больше уповаем на массы и коллективный разум. На примере Султан-Галиева хорошо видно, как влияют личности на судьбы страны. В начале 1918 года в Казани проходил II Мусульманский съезд, который вынес решение о создании «Штата Идель-Урал». Эта идея не была «буржуазной», штат создавался на советской основе, но отношение съезда к большевикам после разгона Учредительного собрания было настороженным, а конфликты в Крыму, Туркестане, Башкирии настроили многих мусульман враждебно по отношению к властям. Провозглашение в этой обстановке «Штата Идель-Урал» могло привести к росту антибольшевистских настроений.

Мусульманский социалистический комитет во главе с Вахитовым и Султан-Галиевым начали работу против создания штата, за разгон Харби Шура и объявление Мусульманского комиссариата как единственного полномочного революционного органа мусульман. На съезде они не нашли поддержки, а их военная сила была незначительной. Султан-Галиев предложил отчаянный шаг — арестовать руководителей Харби Шура, и с помощью десяти человек ему удалось взять под стражу братьев Алкиных, Османа Токумбетова и Юсуфа Музафарова.

На следующий день в татарской части города поднялось восстание, в ходе которого было захвачено 20 тыс. винтовок, убит Сардар Вайсов, разгромлена квартира Султан-Галиева. Но главного Султан-Галиев добился — мусульманские части растерялись и заняли выжидательную позицию, растерялись и представители советской власти в лице Шейнкмана, Грасиса, Якубова и др. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Султан-Галиев начал переговоры о передаче всей полноты власти Мусульманскому комиссариату и за провозглашение «Штата Идель-Урал» от имени съезда Советов Поволжья и Южного Урала. Объявление центром положения «О Татаро-Башкирской Советской Республике» дало моральное право для проведения предложенной Вахитовым и Султан-Галиевым политики. Время было выиграно.

Чем объяснить такое поведение Султан-Галиева и Вахитова? Ведь они оба мечтали о национальном государстве, и его создание было так близко — всего 1-2 дня отделяло их от исторического акта. И они, без сомнения, играли бы первые роли в этом государстве. Мне кажется, что Султан-Галиев исходил из того, что объявление «Штата Идель-Урал» привело бы к падению большевиков, а вместе с этим и советской власти. Харби Шура в 1918 году имело под ружьем 50 тыс. боеспособных солдат и могло в кратчайшие сроки мобилизовать еще столько же милиции в одной лишь Казани, а в Волго-Уральском регионе количество мобилизованных могло бы достичь 200—300 тыс. человек. В 1918 году Красная Армия еще только набиралась сил, половину Восточного фронта составляли татаро-башкирские части, колебания среди которых могли привести к прорыву фронта Колчаком.

Следует также учесть, что белогвардейцы и русское духовенство не только были готовы поддержать Харби Шура, но и подстрекали к созданию «татарского ханства». Но к чему бы привела перспектива падения советской власти в России? К восстановлению монархии и, как следствие, уничтожению государственности татар. Сохранение же советской власти давало реальную надежду на создание национальной республики в рамках демократической Российской Федерации. Подтверждением правильности этих рассуждений служит судьба И. Алкина, который после неудачи с провозглашением «Штата Идель-Урал» уехал в Самару и стал членом Самарского учредительного собрания. Но после разгона Колчаком этого учреждения он поехал в Башкирию к Заки Валидову и агитировал башкир переходить на сторону советской власти. В 1918 году еще никто не предполагал, что и советская власть может вернуться к имперской политике. Как видим, историю вершат не только массы, но и политические лидеры.

Болью и надеждой Султан-Галиева была Татарская Республика. Он безусловно выступал за единую Татаро-Башкирскую Республику, полагая, что разъединение двух братских народов нецелесообразно. При этом он был самым страстным защитником башкир. Борьбу центра с «национализмом в Башкирии» под прикрытием «левого коммунизма» называл «ничем не оправданным террором над беззащитным башкирским населением с вырезыванием ушей, с выкалыванием глаз и т. д.». Он осуждал организацию со стороны ГПУ своеобразных «восстаний» против башкирской власти. Он никогда не считал Заки Валидова антисоветским политическим деятелем, ценил его как человека искреннего, самородка, близкого по взглядам к коммунистам.

Почему же Султан-Галиев был против создания чисто Татарской Республики?

«Мы боялись, — писал он, — что если мы согласимся на Татарскую Республику, то между этими двумя республиками образуется «буфер» в лице частей Уфимской губернии (фактически так и случилось), что лишь осложнит в будущем вопрос». Искусственное создание двух республик не только расчленило татар, но и в результате «округления границ Башкирии» расчленило и башкир границами Башкирии, Оренбургской и Челябинской областей, оставив в меньшинстве в своей собственной республике. Нынешняя ситуация в Башкирии есть прямое следствие преднамеренного расчленения и противопоставления татар и башкир — народов, необычайно близких друг к другу по языку, культуре, традициям.

В лице Султан-Галиева мы видим столкновение двух подходов к анализу исторического процесса и выработке конкретной политики: чисто классового, объясняющего все и вся с точки зрения исторической миссии пролетариата и концепции национального развития, рассматривающей классовую борьбу лишь как один из моментов развития наций. 70 лет советской власти показывают, что социалистическая революция не стала «локомотивом истории», она скорее оказалась бронепоездом. Классовый подход привел к отказу от тысячелетних традиций, разрушил национальную среду как носительницу общечеловеческих ценностей, заменил культуру суррогатом «пролетарских» стереотипов поведения. «Магистральный» путь человечества заключается не в классовой борьбе, а в развитии национальных культур и их взаимном обогащении. Национальная форма исторического развития не только единственно приемлемая на сегодняшний день форма прогресса, но и прообраз будущей общечеловеческой цивилизации.