«Власть» Рафаэля Хакимова: непустой договор, биткоин на сопротивление и неэффективные варяги

Воля к истине

«В «сущности вещей» (An-sich) нет никакой «причинной связи», «необходимости», «психологической несвободы»: там «действие» не следует «за причиной», там не царит никакой «закон». Это мы, только мы выдумали причины, последовательность, взаимную связь, относительность, принуждение, число, закон, свободу, основание, цель; и если мы примысливаем, примешиваем к вещам этот мир знаков как нечто «само по себе», то мы поступаем снова так, как поступали всегда, именно мифологически. «Несвободная воля» — это мифология: в действительной жизни дело идет только о сильной и слабой воле» (Фридрих Ницше). Из противостояния и взаимодействия отдельных действий складывается вектор исторического движения. Аналогично на более широком уровне можно говорить об отношениях народов и государств.

Фридрих Ницше искал истину по ту сторону добра и зла, в результате пришел к выводу о наличии воли к власти одних людей над другими. «Мораль в Европе есть нынче мораль стадных животных: это, стало быть, на наш взгляд, только один вид человеческой морали, кроме которого, до которого и после которого возможны или должны быть возможны многие другие, прежде всего высшие, морали. Но эта мораль защищается всеми силами против такой «возможности», против такого «должны быть», непреклонная и спорная, она твердит: «Сама мораль, и ничто, кроме меня, не есть мораль!» (Фридрих Ницше).

В политике категории честности, сострадания, доверия плохо работают. Наивным гражданам представляется, будто власть обязана придерживаться конституции и законов. Так происходит, если власть находится под давлением масс. Но в отсутствии митингов или реальной оппозиции любая власть становится разнузданной. Это хорошо видно по современной России, где «пьют и воруют», если говорить словами Салтыкова-Щедрина, как 100 и 200 лет назад. Федеральная власть не считается с собственной конституцией. Устное распоряжение перекрывает все законы, а правосудие становится частью коррупционной схемы. В экономике господствуют дикие нравы. Тех, кого никто не «крышует», «проглатывают» или же убирают с пути. Право сильного действует безоговорочно. Государственные интересы в экономике — всего лишь воля крупных игроков. Для морали места не осталось.

Понятие власти меняет прежнюю форму. Когда-то во главе стояла буржуазная элита, а ей противостоял пролетариат. Для своего времени марксистский взгляд адекватно отражал раскладку сил. Но уже Ницше трактовал бытие как процесс столкновения множества конфликтующих сил. Тем более это верно для настоящего времени. Бессмысленно рассуждать о каком-либо статическом состоянии нашей действительности, есть лишь непрерывный процесс становления в ходе взаимодействия конфликтующих сил.

«Бытие меняется быстрее, чем мы это осознаем. Не ego производит мысли, считал Жиль Делёз, скорее мысли производят ego. Когда мысль меняется, меняется и оно». Фото concepture.club

Вопрос об истине заключается, в конце концов, в том, действительно ли мы признаем волю за действующую, верим ли мы в причинность воли. Если это так, то истина сведется к действиям воли как единственной причинности.

Бытие меняется быстрее, чем мы это осознаем. Не ego производит мысли, считал Жиль Делёз, скорее мысли производят ego. Когда мысль меняется, меняется и оно. Не существует такой вещи, как неизменное ego, невозможно утверждать, что человек в состоянии открыть «истину», изучая окружающую среду. Человек по большей части создает истину, соответствующую его целям и обстоятельствам. Никакая истина не выживает вне обстоятельств, в которых создается и в которых функционирует. Так что поиск «универсальной истины» абсурден. Невозможно получить законченную картину бытия. Делёза совершенно не интересовало линейное мышление с его введениями, выводами и заключениями. Его философия сконцентрирована вокруг центральной точки мобилистической оси времени — события и его петли обратной связи.

Идеи, как и физические тела, находятся в постоянном движении. Поэтому Делёз называет свое учение «номадической философией». Идеал Делёза — сложная структура наподобие яйцеклетки, в которой масса различных факторов может взаимодействовать без наличия между ними каких‑либо иерархий. Все живые создания, все делёзианские кластеры, имеют начальную точку — сингулярность. От этой сингулярности феномен распространяется до бесконечности, время от времени давая начало новым сингулярностям и новым сложным системам.

Традиционная власть

Воля, естественно, может действовать только на волю, а не на материю. Утверждение реальности для сильного есть такая же необходимость, как для слабого, оказавшегося во власти сильного, бегство от реальности, слабость и трусость. Слабые для выживания прибегают ко лжи, устанавливая власть лжи. Стало быть, не исключено, что процессы «власти лжи», по сути, неотличимы от зафиксированных процессов власти правды.

Воля к власти может выражаться в виде административной или физической силы, что в принципе одно и то же. Власть достигается через финансы, экономический потенциал. Информационная власть — едва ли не самая активная из набора средств давления на людей. В России как и по всему миру за СМИ стоят какие-то политические или финансовые круги.

В последнее время появилась виртуальная власть. Она, казалось бы, не выражена в действии, однако случаи финансового мошенничества, организации митингов, провоцирования суицида у молодежи заставили всерьез воспринять этот феномен.

Мишель Фуко: «Чем была бы эта государственная власть, власть, которая, к примеру, навязывает воинскую повинность, если бы вокруг каждого индивида не было бы целого пучка властных отношений, которые его связывают с его родителями, с его работодателем, с его хозяином — с тем, кто знает, с тем, кто вбил ему в голову то или иное представление?» Michel-foucault.com

Власть может быть символической, не выраженной в действии, но готовой себя выразить. Так, договор Татарстана с федеральным центром от 2007 года называли пустым, поскольку в нем не было преференций, послаблений, дополнительных полномочий для республики. При этом не учитывался такой фактор, как символический капитал. Договор сам по себе в условиях России — показатель силы, заставившей Москву подписать с Татарстаном политический документ, пусть даже декларативный. Сегодня нет желания руководства республики продлевать договор. Это означает, что Татарстан и в целом татары растеряли способность к каких-либо историческим инициативам. Как результат — Москва будет душить Татарстан, пока не упрется в ответную силу. Такой гранью отступления для республики может стать вопрос языка или вмешательство в выборы президента РТ. Вопрос языка — пробный камень. Если татары сдадут язык, они тем легче отдадут «Татнефть» и остальную собственность. Это самый вероятный сценарий развития событий, если, конечно, внутренние трения в центре не приведут к смене курса в сторону децентрализации.

Москва как интеллектуальный центр тоже потеряла способность к историческим инициативам. Ее власть держится на инерции, наличии силовых структур и слабости субъектов.

Мозаика власти

Традиционно мы понимаем под властью силовые, правительственные структуры, которые управляют гражданами. Цель политики состоит в захвате этой власти для якобы самой правильной организации общества. Но некая общественная «власть» уже существует как практика, без вмешательства управляющих структур, например, в виде традиций и обычаев. Эти традиции можно попытаться сломать, но в результате можно потерять власть.

Усложнение общества ведет к появлению многочисленных центров силы самого разного характера, которые создают мозаику власти. «Под властью, мне кажется, следует понимать, прежде всего, множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации; понимать игру, которая путем беспрерывных битв и столкновений их трансформирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которые эти отношения силы находят друг в друге таким образом, что образуется цепь или система, или, напротив, понимать смещения и противоречия, которые их друг от друга обособляют; наконец, под властью следует понимать стратегии, внутри которых эти отношения силы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или же институциональная кристаллизация которых воплощаются в государственных аппаратах, в формулировании закона, в формах социального господства» (Мишель Фуко).

Для Мишеля Фуко властные отношения пронизывают все общество: «В обществе имеются тысячи и тысячи различных властных отношений, а значит, отношений силовых и, следовательно, существует множество мелких противостояний, в некотором роде микросражений. Чем была бы эта государственная власть, власть, которая, к примеру, навязывает воинскую повинность, если бы вокруг каждого индивида не было бы целого пучка властных отношений, которые его связывают с его родителями, с его работодателем, с его хозяином — с тем, кто знает, с тем, кто вбил ему в голову то или иное представление?». Образ «пучка властных отношений» отражает дифференцированность общества и его способность сохранять целостность. Иначе говоря, не только иерархия способна создавать системность, но также горизонтальные или вертикально-горизонтальные властные отношения поддерживают управляемость общества.

Сегодня для России такое понимание власти не актуально, поскольку инерция мышления, стереотипы, груз предрассудков подталкивают к принятию вертикали власти. Однако неэффективность системы управления может привести к всеобщему отрезвлению, и тогда российское общество распадется на куски суб-сообществ, которые не собрать с архаичной политической культурой.

Джудит Батлер: «Мы привыкли думать о власти как о том, что давит на субъект извне, о том, что субординирует, ставит в зависимость и переводит в низший класс. Это, безусловно, справедливое описание части того, что делает власть. Но если, следуя Фуко, мы понимаем власть также как формирующую субъект, как обеспечивающую само условие его существования и траекторию его желания, тогда власть есть не просто то, чему мы противостоим, но также в конечном итоге то, от чего мы зависим в самом нашем существовании, и то, что мы скрываем и сохраняем в своем бытии…". Фото gefter.rum

Множественность центров притяжения может претендовать на понятие мозаики власти, ибо эти суб-сообщества не лишены собственной иерархии. В криминальных структурах они могут быть жесткими, в творческих коллективах — это скорее духовный авторитет, где-то это строится вокруг общей кассы, общего экономического интереса. Суть в том, что их внутренние властные отношения имманентно присущи, а не детерминируются внешними источниками. Власть в современном обществе оказывается расщепленной между множеством «автономий», причем их эффективность видна по социальным сетям. Виртуальный мир способен очень быстро материализоваться и вылиться в митинги или восстания, которые уже потрясли множество стран.

Виртуальный мир организует не только общественную жизнь, но и экономику, там уже существует собственная валюта (bitcoin, webmoney, частные деньги). Иначе говоря, былые представления о господстве и подчинении остались далеко позади и доктрины «вертикали власти» перешли в сферу утопий. Власть стала функцией множественности точек сопротивления. Они повсюду.

Центры сопротивления разнонаправлены, они могут быть сознательными или случайными. Это необязательно сопротивление в ответ на давление власти, оно существует как органическая часть самой власти, ибо действие и противодействие образуют систему отношений, позволяющую сохранять целостность. Этот видимый хаос собирается в целостность благодаря инвариантам, создающим упорядоченность. Это не может быть унификацией, но может быть генерализацией вокруг общих идей или символов. Вместо демократии, где большинство навязывает свою волю меньшинству, Фуко выступает за плюрократию, общество, в котором каждый принимает решения за себя, но не имеет права принимать решения за других. Фуко не предвидел, что плюрократия будет в значительной степени реализована с помощью технологических инноваций информационного общества.

Пределы власти

Административная власть всегда стремится к пределу — диктатуре. Демократия, прогресс, процветание стали лозунгами для замазывания сути социальных процессов — сильнейший проглатывает слабейшего, стараясь занять больше пространства. В ответ на давление власти нарастает сопротивление масс. Для власти нет ничего страшнее выступления масс, ибо она не управляема, стихийна.

«Масса, вдруг возникающая там, где только что ничего не было, явление столь же загадочное, сколь и универсальное. Возникнув однажды, она стремится возрастать. Стремление к росту — первое и главнейшее свойство массы. Она готова захватить каждого, кого только можно. Всякий, имеющий облик человеческого существа, может к ней примкнуть. Естественная масса есть открытая масса: для ее роста вообще не существует никаких границ. Она не признает домов, дверей и замков; ей подозрительны те, кто от нее запирается. Слово «открытая» здесь следует понимать во всех смыслах, она такова всюду и во всех направлениях. Открытая масса существует, покуда она растет. Как только рост прекращается, начинается ее распад» (Элиас Канетти). Масса, распадаясь, не исчезает бесследно, она набирается опыта, стойкости, организует соратников на борьбу в самых разных направлениях.

Торжество вертикали власти в России — видимость управляемости. Достаточно вспомнить попытки выстроить централизованное управление через назначение генералов силовых структур губернаторами. Очень скоро «генеральский» корпус стал таять на глазах. Последующие назначения губернаторов обернулись массовой коррупцией. Их стали осуждать пачками. Миллионные кражи быстро сменились миллиардными. Попытки назначать варягов, не связанных с местными криминальными структурами, обернулись падением экономических показателей и недовольством населения. Масштабы коррупции стали зашкаливать, а борьба с ней вылилась в устранение неугодных. Эта борьба бесперспективна, поскольку вертикаль власть — и есть коррупция. Она не может бороться сама с собой, поэтому прокуроры набросились на самые безобидные профессии: врачей и учителей.

Элиас Канетти: «Масса, вдруг возникающая там, где только что ничего не было, явление столь же загадочное, сколь и универсальное… Возникнув однажды, она стремится возрастать. Стремление к росту — первое и главнейшее свойство массы. Она готова захватить каждого, кого только можно. Всякий, имеющий облик человеческого существа, может к ней примкнуть». Фото gazeta.ru

Подобный режим позволяет удержаться у власти определенным кланам, но не позволяет развиваться обществу. «Нет ничего более непрочного, чем политический режим, безразличный к истине; но нет ничего более опасного, чем политическая система, которая претендует на то, чтобы предписывать истину» (Мишель Фуко). Усложняющееся общество требует иерархизации структур, что будет встречать сопротивление и стремление к автономии.

У власти существует и внутренний аспект, причем не только в разрезе господства-подчинения, но органической включенности человека во власть одним своим существованием. «Мы привыкли думать о власти как о том, что давит на субъект извне, о том, что субординирует, ставит в зависимость и переводит в низший класс. Это, безусловно, справедливое описание части того что делает власть. Но если, следуя Фуко, мы пониманием власть также как формирующую субъект, как обеспечивающую само условие его существования и траекторию его желания, тогда власть есть не просто то, чему мы противостоим, но также в конечном итоге то, от чего мы зависим в самом нашем существовании, и то, что мы скрываем и сохраняем в своем бытии. Не существует дискурсивных терминов для артикуляции никакого «мы». Субъекция состоит как раз в этой фундаментальной зависимости от дискурса, который мы никогда не выбираем, но который парадоксальным образом дает начало нашей деятельности и поддерживает ее» (Джудит Батлер). Мы поступаем определенным образом еще до того, как осознаем, что именно мы делаем. Мы включены в символическую машину, которая «диктует» определенное поведение, потому что так заведено. Именно это объясняет нам такое явление, как власть традиций над людьми. Эти дискурсы могут находиться под любой идеологической оболочкой. Они сами ищут удобную форму презентации. Легкость, с которой враги меняются местами и переходят в стан противника можно объяснить дискурсом выживаемости.

Локальные центры притяжения множатся вопреки глобализации, которая не может стать новой идеологией, ибо она не предоставляет чувство коллективности, защищенности, она разрушает границы, а человек в принципе не может жить без границ своего общежития. Сколько бы ни было у человека ролей, в какие бы группы он ни входил, в каких бы коллективах ни работал, везде и всюду он должен знать те пределы, в которых живет данный коллектив и те нормы, которые создают солидарность. Для него коллективное всегда имеет оттенок сакральности. Коллективные нормы могут быть «внешними», исходящими от сообщества, вместе с тем они могут стать внутренней движущей силой, иначе говоря, моралью. Если общество в целом — столкновение различных сил, то их внутренняя сцепка может оказаться вполне добровольным единением на основе этики.