Как Казань и Москва договаривались пятьсот лет назад

«Мирный договор 1445 года»

Не все знают, что начинались «договорные» отношения между Москвой и Казанью нестандартно. Посмотрим, как это было.

В июле 1445 года под Суздалем произошло поражение московских войск от войск сыновей изгнанного золотоордынского хана Улуг-Мухаммада, основателя династии казанских ханов. Московский великий князь Василий II на три долгих месяца оказался в татарском плену. В октябре 1445 года Василий II был отпущен Улуг-Мухаммадом в Москву.

Историк Казанского ханства М.Г. Худяков считал, что при отпуске Василия II из плена Улуг-Мухаммад составил с ним мирный договор (условия освобождения великого князя). Однако он недоумевал по поводу юридической неоформленности в письменном виде этого большого по значению «межгосударственного» акта. На самом деле здесь нет ничего странного. «Ларчик» открывается довольно просто, если рассматривать ситуацию, имея в виду особенности международных правовых норм той эпохи, когда ордынские ханы были общепризнанными сюзеренами, а московские великие князья являлись их бесспорными вассалами.

Василий II при вступлении на великокняжеский престол в 1432 году получил из рук хана Улуг-Мухаммада ярлык на правление в Москве. После изгнания Улуг-Мухаммада из Сарая и Крыма Василий, желая воспользоваться смутой в Орде, решил переметнуться на сторону другого хана, то есть попытался восстать против своего прежнего сюзерена. Однако, потерпев в 1445 году сокрушительное поражение от войск Улуг-Мухаммада, оказавшись в плену, надо полагать, покаялся и признал законность, а может быть даже «незыблемость» своей вассальной зависимости от Улуг-Мухаммада. Поэтому юридически не было никакой надобности создавать подобный договор. Никакой новый «межгосударственный» акт не требовался, происходило лишь подтверждение прежних правопорядков. Ярлык Улуг-Мухаммада, выданный им Василию II на великое княжение, сохранил свою силу.

Для Василия II Улуг-Мухаммад был и оставался в 1445 году, как и прежде, ордынским ханом, а не только казанским правителем. Казань в то время для Василия II не являлась центром самостоятельного государства, а продолжала оставаться частью Золотой Орды. Такое положение было выгодно как для Василия II при его длительной борьбе за власть с Дмитрием Шемякой, так и для Улуг-Мухаммада, считавшего себя законным правителем всей Золотой Орды и мечтавшего, согласно элементарной логике, возвратить утраченные владения.

Признание Казани центром суверенного государства, а Улуг-Мухаммада главою этого нового ханства автоматически сделало бы великое княжение Василия II нелегитимным. Вот почему московские политики и отражающие их взгляды и устремления русские летописцы вели себя по отношению к фактическому основателю казанской династии, то есть ханства, очень корректно, не изображая его правителем лишь небольшой части великой империи. Поэтому-то договора 1445 года и не было, а была лишь, по всей видимости, устная договоренность (возможно, в форме приказа, как и общались всегда ордынские «цари» с нижестоящими русскими князьями) о передаче некоторых русских городов «в кормление» татарам и о выкупе за отпуск великого князя.

Московское влияние на Казань в 1487—1521 годы и договоры между двумя государствами

Временной отрезок 1487—1521 годов был временем после взятия Казани московскою «саблею» в 1487 году (выражение источника), и потому Казань в 1518 году находилась под сильным влиянием Московского государства. Москва старалась назначать ханов по своему усмотрению, исходя из своих политических выгод и интересов. Обязательства, взятые с Казани в 1516 году («без великого князя ведома на Казань царя и царевича никакова не взяти»), давали Василию III основания для вмешательства в казанские дела. Была выдвинута кандидатура касимовского царевича Шах-Али, который фактически никаких прав на казанский престол не имел. Шах-Али было всего 13 лет, он родился и воспитывался в России.

Относительно «протектората» Московского государства над Казанским ханством в 1487—1521 годы историк Казанского ханства М.Г. Худяков пишет: «Договоры, регулировавшие отношения Москвы и Казани в том периоде, обычно заключали в себе три условия: казанское правительство обязывалось 1) не воевать против России, 2) не выбирать себе нового хана без согласия великого князя, 3) охранять интересы русских людей, находящихся в ханстве. Таким образом, отношения двух государств представляли собою союз, и договор имел в виду гарантировать мир между ними и неизменность существующих отношений, — это обеспечивалось согласием союзников на каждую перемену правительства, которая могла повлечь за собою изменение иностранной политики. Что же касается взаимоотношений между казанским правительством и русскими гражданами, то последние находились в ханстве в положении граждан как-бы наиболее благоприятствуемой державы и пользовались покровительством местной государственной власти, которая должна была охранять их интересы. Этот пункт договора свидетельствует о том, что в пределах Казанского ханства проживало значительное количество русских людей-купцов, промышленников и предпринимателей, и что русское правительство старалось обеспечить их безопасность, неприкосновенность товаров, возмещение убытков и прочие торговые интересы. В случае возникновения войны все эти лица становились жертвою враждебного государства, люди обращались в невольников, товары разграблялись, капиталы их гибли, и русское правительство стремилось к тому, чтобы устранить самую возможность войны и гарантировать продолжительный мир».

В правление Шах-Али в 1519—1521 годы основным обязательством как с его стороны, так и со стороны казанского правительства было охранение интересов российских подданных, проживавших в Казани. Отдельным обязательством со стороны казанского правительства (а именно оно управляло государством, учитывая юный возраст Шах-Али и в силу этого незнание местной политической обстановки) был отказ от права самостоятельно выбирать себе хана.

Видимо, реально власть принадлежала той промосковски ориентированной группировке знати, которая и просила Василия III дать им «царя». Безусловно, их политика не могла быть антирусской и, по всей видимости, зачастую они предпочитали выгоды московского великого князя местным, чем и возбудили в дальнейшем недовольство против себя.

Кроме промосковски ориентированных феодалов, в Казани была и крымская группировка, недовольная российским присутствием и вообще обиженная тем, что престол не достался крымскому царевичу Сахибу. По данным «Казанского летописца», эти крымские князья увещевали Шах-Али порвать вассальные связи с Москвой, получить самостоятельность: «…будешь с Руси дань емляти, яко же и прежде деды наши…Ныне же…князь русский недоволен владети Казанию…ненавидит рода нашего, на Астрахань с крымским ханом воинство посылал, и тех разорили, и хосчет грады по Волге строити и нами не яко со други, но аки рабами владети и во свою веру превращати».

Шах-Али, споря с ними, якобы говорил: «Если деды и прадеды наши от Руси дань имаху, тогда Орда была едина, имела единого хана, и все его слушали. Русские же тогда были разрознены и великого князя не боялись, приходя во Орду к ханам, друг друга губляху и один на другого дани возлагаху». Тогда можно было с них и дань взимать. А сейчас Русь окрепла, великий князь всех одолел и стал так силен, что «не можем противиться ему. А на крымцев не надейтесь потому, что крымские ханы хотят все себе покорити».

Прокрымская группировка установила связь с крымским двором и составила заговор против Шах-Али. Весной 1521 года Сахиб-Гирей (тот самый крымский царевич) со своим отрядом в 300 человек подошел к Казани. Город сдался без сопротивления. Шах-Али, вместе с уцелевшими остатками ханской гвардии, удалось бежать в Русское государство вместе с одной женой. Итак, первый опыт жизни Казанского ханства «по договорам» с Москвой окончился фиаско. Слишком велики были разногласия между участвовавшими в процессе силами. Большую роль играла казанская знать (не хан), которая изначально являлась местной (в отличие от многих ханов) и для удержания своего влияния попеременно обращалась то к одной, то к другой противоборствующим силам.

Хан Джан-Али и присяги Казани Москве

В 1532 году московский претендент на трон Казанского ханства Джан-Али по приказу из Москвы сначала прибыл в Нижний Новгород, где дал присягу верности и «неотступну быти от великого князя и дела его беречи». Из Нижнего Новгорода в сопровождении московского посольства он выехал в Казань. Перед ним должны были присягать «все от царевны и сеита до последнего гражданина с видом постоянного усердия…в подданстве». Такая практика действительно существовала. Присяга обязывала всех людей во всем быть верными великокняжеской власти: царевне Гаухаршад, князьям и «всей земле Казанской» и их детям без согласия великого князя запрещалось приглашать кого-либо на ханский престол; все земские дела должны были согласовываться с Москвой; казанские подданные должны были во всем соблюдать интересы великого князя — «дело его беречь». Практика международных отношений средневековья говорит нам о том, что такой вариант развития событий был вполне возможен. Принятие присяги и воцарение Джан-Али произошло 29 июня 1532 года.

Все пленные, пушки и пищали — трофеи войны 1530 года — должны были быть переданы Москве. Казанское правительство уже не требовало возврата своих пленных, как это делал предыдущий хан Сафа-Гирей. Все русские пленные, очевидно, были возвращены. А вот пищали, как отмечают летописи, в феврале 1533 года правительство царевны Гаухаршад просило оставить в Казани, так как, указывало оно, «государеве земле Казанской другов много, а недрузи есть же».

Вероятно, что речь шла скорее о внутренних врагах, нежели о внешних, так как в период правления Джан-Али у власти находились ханша Гаухаршад, карача-бек Булат Ширин, мурза Кичи и князь Табай. В тот период это правительство пришло к выводу, что наиболее оптимальным выходом из создавшегося трудного положения будет ориентация на великого князя; соответственно и их политика в 1532—1536 годов была промосковской. Учитывая, что религиозность была основной определяющей чертой средневековой ментальности, а Россия, чьим ставленником и был Джан-Али, была страной другой веры (для казанцев русские были «неверными», «погаными», как и казанцы для русских), то несомненно, что московские марионетки раздражали как народ, так и знать значительно сильнее, чем ставленники Крыма. Именно поэтому ханы Джан-Али и Шах-Али были столь непопулярны в Казани.

Фактически над Казанским ханством была вновь восстановлена «опека» Русского государства. Василию III с большим усилием удалось добиться того, что было уже начато Иваном III. Между двумя государствами установились тесные отношения: с той и с другой стороны посольские делегации сменяли одна другую. При хане постоянно находились советники великого князя. Известно, что население ханства платило хану ясак и другие подати. Однако неизвестно, платило ли казанское правительство в годы протектората дань Москве или отдавало какую-нибудь часть этих доходов, например, таможенные поборы, великому князю. По всей видимости, какая-то часть все же шла в пользу московской казны. Иначе крымский хан Сахиб-Гирей не писал бы Ивану IV: «Я готов жить с тобою в любви, если ты примиришься с моей Казанью и не будешь требовать дани с ее народа».

Казанское ханство без ведома Василия III не имело права вести самостоятельную внешнюю политику. В годы правления Джан-Али Казанское ханство должно было отправлять свое войско против внешних врагов Русского государства. Такая практика всегда присутствовала в годы протектората. Так было и в 1491 году, когда казанское войско участвовало в походе против Большой Орды, так было и в 1534 году. Вассал Москвы Джан-Али в том году посылает свои полки, состоящие из татар, мари, мордвы и чувашей, против Литвы, с которой воевала тогда Россия.

В декабре 1533 года скончался Василий III. Последующие события показали, что правительство царевны Гаухаршад тяготилось зависимостью, вассальным положением Казанского ханства. 25 сентября 1536 года в Казани произошел переворот. «Ковгоршад царевна и Булат-князь и вся земля Казанская великому князю Ивану Васильевичу изменили, Аналея царя убили, которого им князь велики Василий Иванович дал им царем на Казань» — так кратко сообщают об этом перевороте летописи.

Продолжение следует