Рустам Рашитов: «Эта история будет близка миллионам женщин»

— Рустам, расскажите, какой путь был вами пройден после довольно шумной премьеры «Айсылу» в 2014 году?

— Да, в 2014 году мы выиграли грант на съемки дебютного фильма. По условиям этого гранта, команда должна быть молодая. Я только что окончил институт культуры, мне предложили снять короткий метр. Сумма был небольшая. Собрали команду, сняли. Мы не ожидали такого ажиотажа вокруг «Айсылу». На премьеру в 200-местный зал пришло около 600 человек, люди стояли в проходах. На первый просмотр мы сами не смогли пробраться, министр культуры смотрел фильм через просмотровое окошко для проектора. Мы решили: причина такого интереса в том, что зритель соскучился по национальному зрительскому кино. Ведь у нас снимают немало фильмов, но, во-первых, в основном это авторское кино «в стол», которое не доходит до зрителя, а во-вторых, у меня есть подозрения, что зрителям такое кино просто не интересно. Для чего оно снимается, непонятно. Мы же, снимая «Айсылу», сразу решили сделать проект зрительским, выбрали жанр мелодрамы.

После этого в кино у меня режиссерских работ не было больше года. По крайней мере, в кино. Я снял клип, своего рода короткометражный фильм, для дуэта «Артур и Марат», бывших «Казан егетлере». А этим летом с оператором Денисом Гусевым, сценаристами Даном и Ильсеяр Дамаскин и художником Анной Невзоровой мы сняли на свои деньги короткий метр «Лотерея» на русском языке. Это фильм о слепнущем старике. В главной роли — Михаил Олегович Галицкий, актер Театра им. Качалова. Но мы вынуждены были отложить его постпродакшн, потому что летом мне предложили стать режиссером фильма по повести Аделя Кутуя «Неотосланные письма». И мы всей командой, с которой работали на «Лотерее», принялись за этот проект.

Мы не ожидали такого ажиотажа вокруг «Айсылу». На премьеру в 200-местный зал пришло около 600 человек, люди стояли в проходах

— А история с фильмом «Айсылу», в итоге, чем завершилась?

— На днях начались съемки полнометражного фильма «Айсылу». Меня приглашали туда режиссером, но я не успевал, потому что у меня уже был проект «Неотосланные письма». Мы переговорили с продюсером Алексеем Барыкиным, и сейчас там другой режиссер — студент института культуры. Я ждал два года, чтобы появилась возможность снять полный метр «Айсылу». Не могу сказать, что я перегорел. Но появился интересный проект, и я не смог от него отказаться. А параллельно два фильма снимать очень тяжело.

— Расскажите подробнее о работе над фильмом «Неотосланные письма».

— Повесть Аделя Кутуя «Неотосланные письма» рассказывает драматическую историю жизни женщины Галии. Корни у нее деревенские, она рано теряет отца, и потеря отца — это начало череды трудных моментов в ее жизни. Основная тема фильма — проблема выбора. У каждого человека бывают такие моменты, когда нужно сделать выбор, а понять, правильный он или нет, можно только с течением времени. И мы показываем это течение времени. Мы показываем героиню в разные годы — детство, юность, зрелость. Причем, действие повести у Аделя Кутуя происходит в 20—30-х годах прошлого века, но мы решили перенести его в наше время. И по финансовым причинам, и потому, что сюжет настолько актуален во все времена, что не нужна атмосфера 20-х годов. Эта история будет близка миллионам женщин. Сейчас мы делаем монтаж и видим, что получается полноценная драма.

В фильме мы немного отходим от повести. В первую очередь, мы избавились от советской идеологии. Ведь Аделя Кутуя не опубликовали бы, если бы он не хвалил советскую жизнь. Заметно, что над повестью хорошо поработала советская цензура, некоторые линии обрываются. В фильме мы эти линии продолжаем. Но жизненные ситуации, имена героев, названия мест сохранились. Часть действия происходит в деревне, часть в городе. В повести фактурно описаны многие знакомые жителям Татарстана места, например, КФУ — мы снимали отдельные сцены в университете. Всего в картине можно увидеть около 80 локаций.

В фильме мы немного отходим от повести, но жизненные ситуации, имена героев, названия мест сохранились. Часть действия проходит в деревне, часть в городе

Самое часто произносимое слово на площадке было: «Проще, проще, надо проще!»

— Как подбирали актеров?

— Всего нам нужно было набрать больше 50 актеров. Мы провели 12 кастингов, получили 700 заявок. Найти людей на некоторые роли было непросто. Актрису Гузель Сибгатуллину, которая сыграла Галию, мы заметили не сразу. Она привела на один из кастингов своего ребенка и в тот же день попробовалась на эпизодическую роль. Но, видимо, она сильно волновалась за ребенка, так что осталась незамеченной. Потом она пришла на кастинг на главную роль и осталась. У каждого из нас было свое представление о главной героине, но когда мы увидели Гузель, то поняли: с ней можно работать. И в конечном итоге, она дала нужный результат, меняясь по ходу фильма. Также менялся Айдар Сулейманов, который взял на «Тюрквидении» второе место от Татарстана. Мы его пригласили на одну из главных ролей, на кастинге он был очень скромным, но за время съемок кардинально изменился — и по характеру, и во внешности. Нас он поразил! Мы не вставляли его в тизер и трейлер — хотим, чтобы зритель сам увидел это изменение уже на экране.

Бывало, что мы видели человека и сразу понимали, что он подходит на эту роль. Например, Диана Селецкая, она играла подругу Галии, мы сразу заметили ее на кастинге. Когда пришел Ильнур Гибадуллин, мы тотчас поняли, что он замечательно впишется в роль административного деятеля в деревне. Очень тяжело был искать детей, у нас восемь детских ролей.

Гузель — артистка театра им. Камала. Вообще, из театра Камала у нас восемь актеров. На кастинг приходили люди, не имеющие отношения к театру и кино, и многих мы взяли.

— Расскажите о съемочной группе, финансировании и заказчике проекта.

— Финансируется проект Министерством образования и науки РТ. Средства были выделены телеканалу ТНВ на экранизацию татарской классики. На ТНВ уже снимали пару лет назад татарскую классику — фильм «Белые цветы» — своими силами. В этот раз решили пригласить кинематографистов.

Вообще, фильм «Неотосланные письма» — один из самых масштабных проектов за последнее время в Татарстане. И мы подошли к нему очень серьезно, взяли за основу практику кинопроизводства, существующую в Москве. Составляли календарно-постановочный план, вызывные листы на каждый день, писался большой режиссерский сценарий, рисовались раскадровки.

Я очень рад, что у нас на проекте собрались добрые люди, которые не ставили на первый план цель заработать на кино

Для съемок у нас были сжатые сроки — нужно было отснять весь материал за 30 дней. И если бы не сильная команда, мы бы не справились. Всего в съемочной группе работали 20 человек. Причем, это универсальные люди. В Москве за каждым в группе закрепляется своя функция, и никто за эти рамки не выходит. Наша же команда — прежде всего, это друзья, мы помогали друг другу, заменяли. С нами работал молодой оператор Денис Гусев. Он быстро учится и меняется, у него большое будущее в плане операторского мастерства, его уже приглашают на другие проекты. Автор сценария — Дан Дамаскин, он также звукорежиссер. Его жена Ильсеяр Дамаскин — второй режиссер и звукорежиссер, она проделала огромную работу с графиками актеров, ведь достаточно сложно всех собрать в одно время. Мы снимали не только в Казани, также выезжали на 15 дней в деревню, все это нужно было организовать. Ребята-постановщики — по образованию режиссеры, звукорежиссеры, им интересно быть в команде, они горят идеей. Практически вся группа снялась в каких-то эпизодах. Я очень рад, что у нас на проекте собрались добрые люди, которые не ставили на первый план цель заработать на кино.

— Вы сказали, что в основном в фильме играют театральные актеры. Как добивались того, чтобы на площадке не было театра?

— Когда в Татарстане заходит вопрос об актерах, мы обращаемся в первую очередь к театральным актерам. И да, в их работе есть своя специфика, которая не подходит для кино. Понимаете, на сцене театра ты должен играть так, чтобы тебя видели все до последнего ряда. Тебе надо играть мимикой, жестами, всем телом, громко говорить. А в кино надо работать тоньше, это крупный план, шепот, полутона. Надо играть жизненнее. Мы почти всем актерам на кастинге говорили: «Поговори со мной так, как ты разговариваешь на кухне со своими друзьями. Не надо переигрывать». Многим актерам было тяжело перестроиться, и многих на кастинге мы не смогли раскачать до того, чтобы они играли проще. Самое часто произносимое слово на площадке было: «Проще, проще, надо проще!». Проблема в том, что в России в принципе нет школы киноактеров. Но в Москве с этим проще, там существует длительная практика: несмотря на то, что актеры, играющие в фильмах, все являются действующими актерами театров, оканчивали театральную школу, они могут перестраиваться на киноигру. У нас тоже все получилось: мы показывали часть материала людям незаинтересованным, и в плане актерской игры была положительная оценка.

Сейчас мы хотим найти финансирование на дубляж, чтобы у нас было две версии фильма — на русском и татарском. Ведь не все любят смотреть фильмы с субтитрами, а история будет близка не только татароговорящим

— То же самое относится, наверное, и к языку героев: тот язык, который в пьесе, неприемлем для кино…

— Да, поэтому на площадке был специальный человек — Гульназ Зиангирова, она отвечала за перевод и на ходу помогала переиначивать фразы. Например, актер говорит на татарском какую-то фразу, и мы понимаем: это не работает, это театральщина. И сразу переделывали фразу так, чтобы было проще. Работа с текстом велась большая, и в итоге актеры стали более жизненно говорить. Татарский язык получился понятный, но не примитивный.

Фильм будет выпущен с русскими субтитрами. Но особенность нашего региона такова, что мы можем не только работать на татарском, но и сами же актеры могут себя дублировать на русский язык. Поэтому сейчас мы хотим найти финансирование на дубляж, чтобы у нас было две версии фильма — на русском и татарском. Ведь не все любят смотреть фильмы с субтитрами, а история будет близка не только татароговорящим.

Однако в нашем фильме звучит не только татарская речь. Например, преподавание в университете ведется на русском, как оно и есть в реальности.

— Какую цель вы преследовали при работе над фильмом?

— Мы хотим сделать то, что понравится зрителю. А что он сейчас смотрит? Фильмы с хорошей картинкой, с хорошей музыкой, хорошим сюжетом. И мы делаем кино вроде как национальное и вроде как международное. Кино, которое мы сегодня видим в кинотеатрах, по большей части международное. И это не столько дело техники. Это происходит на уровне сценария. Нужна история, которой будет сопереживать зритель в любой части мира. Конечно, мы наполняем эту историю нашим колоритом. Но общие стандарты таковы: интересная история, красивая картинка, качественное оркестровое звучание.

Мы хотим сделать то, что понравится зрителю. А что он сейчас смотрит? Фильмы с хорошей картинкой, с хорошей музыкой, хорошим сюжетом

«На кинорынке Татарстана конкуренция вроде как есть, но делить пока нечего»

— А есть ли сегодня в Татарстане такое явление как «национальное кино»?

— Трудный вопрос. Я знаю, что в этом году в республике снимается много фильмов, потому что в России празднуется год кино. Только полнометражных фильмов около восьми. Я был бы рад, если бы они дошли до зрителя. Не нужно снимать «в стол». Причем, многие из этих фильмов снимаются на татарском. Но татарский язык — это не определение национального кино. В фильме должны быть показаны проблемы, волнующие этот народ. Не могу сказать, что в «Неотосланных письмах» есть локальные проблемы татарского народа. Но мы живем в местной среде, и были моменты, когда во время написания сценария мы понимали, что татарский человек так не поступит. У татарского человека есть воспитание, отличное от того, какое дается даже в других регионах страны. У нас высоко ценятся семейные традиции, национальные обычаи, сильно уважение к старшим. Поэтому мы продумывали некоторые моменты с точки зрения: поступит ли так наш человек?

Впрочем, в повести Аделя Кутуя есть такие проблемы, которые могут быть неоднозначно восприняты современными жителями республики… Например, в повести есть такой момент, что главную героиню в 10-летнем возрасте продали мужчине. Когда мы обсуждали сценарий, многие были против этого эпизода. Мы решили его оставить, но подать эту ситуацию тонко и пронзительно. Ведь когда в позапрошлом году вышел американский фильм «В центре внимания», который взял «Оскар», где говорится о растлении малолетних в католической церкви, он так всколыхнул общественность, что люди, пострадавшие от этого, стали говорить о своей проблеме. А рассказать о проблеме — это уже первый шаг к излечению.

— Существуют ли примеры успешного национального кино в России?

— Да, якутское кино. В этом году якутский фильм — триллер «Мой убийца» — номинирован на «Золотой глобус». Я смотрел не так много якутского кино, поэтому пока не понимаю, в чем секрет их успеха. Я знаю, что у них налажена система проката. Скажем, люди снимают фильм за 1 млн рублей и им надо это отбить, и в местных кинотеатрах работает такая система (не знаю, естественно или искусственно она сложилась), что некоторые якутские фильмы обходят по количеству просмотров некоторые голливудские картины. Может, там население очень патриотичное. Но в Татарстане тоже патриотичное население. Однако феномен якутского кино есть, его сейчас изучают, многие пытаются понять их секрет.

«В этом году якутский фильм — триллер «Мой убийца» — номинирован на «Золотой глобус». Я смотрел не так много якутского кино, поэтому пока не понимаю, в чем секрет их успеха». Фото kino-teatr.ru

Одно могу сказать точно: у нас пока нет киноиндустрии. Когда она будет, найдутся люди, которые захотят вкладываться в национальное кино, увидят, что это интересно, что это окупается. Нужно создать систему «производство — прокат», чтобы кино доходило до зрителя, чтобы оно было интересно зрителю. Потому что если ты приходишь к человеку и просишь у него денег на кино, то его резонный вопрос: «Что мне с этого будет?». Ты можешь, конечно, сказать, что снимаешь фестивальное кино, это искусство. Но зрителю оно будет не интересно. Полнометражное национальное кино может быть окупаемым, если ты ставишь на первый план зрителя, чтобы он проголосовал рублем. Тогда в кино можно будет вкладываться, появится конкуренция.

Потому что сейчас вроде как конкуренция в киноиндустрии Татарстана тоже есть, но делить пока нечего. Лучше нам научиться относиться друг к другу с пониманием, не говорить гадости за спиной. Но у нас это очень принято — промывать кости за спиной, ничего не имея у себя за душой. Неприятно.

— А как оценивается качество национального кино?

— Я знаю, что в Татарстан периодически приезжает кинокритик Сергей Анашкин, ему показывают кино, снятое в Татарстане за последние годы, и он дает свою оценку. Это хорошая практика для повышения качества кино. Но еще лучше, если бы на качество кино обращал внимание заказчик при приеме. Ведь в основном национальное кино снимается по заказу Минкультуры.

Интересно будет увидеть, какое кино в этом году снимут в Татарстане. Потому что нередки случаи, когда к съемке кино относятся только лишь как к способу заработать. И от этого страдает качество. Да, национальное кино — это не самый дорогостоящий проект, но умеющие люди могут заработать. Были случаи. Насколько я слышал, недавно в Министерстве культуры РТ не приняли один фильм, поскольку он не соответствовал качеству, и теперь просят продюсера вернуть деньги. Это хорошо. Если будет больше таких случаев, то люди уже не будут работать по принципу: главное ввязаться в драку, а там что-нибудь снимем.

— В современном глобальном мире, где в каждой стране одни и те же сети питания, одни и те же магазины, звучит одна и та же музыка, на чем может сыграть национальное кино?

— На человеческих отношениях. На национальном искусстве. Скажем, сейчас в республике взялись за возрождение татарской эстрады, чему я очень рад. Надо сохранять своеобразие. Но вместе с тем надо вписываться в современный мир. Тогда форма будет современная, а наполнение наше. При работе над нашим кино мы пытались так сделать. Скажем, музыку для фильма пишет композитор Эльмир Низамов. Звучание современное, оркестровое. Но в лейтмотивы мы вписываем пентатонику. И темы вроде бы звучат минималистично, современно, но в них скрыто присутствует чувственная татарская мелодичность. Кстати, музыку мы записываем с оркестром — с молодым коллективом Театра на Булаке. Так в республике еще никто не делал. Воспитываем оркестр кинематографии республики (улыбается). В советское время был такой оркестр.

Татарское кино нужно не только татарам. Когда мы показываем татарстанский колорит англичанину, он обогащается новым необычным видением мира. Людей, где бы они ни жили, волнуют одни проблемы — рождения, смерти, отношений. И в том, как люди решают эти проблемы, важное значение имеет воспитание, то, в какой среде ты рос. Важны и фольклорные особенности. Например, в нашем фильме звучат несколько песен на татарском. Есть игра на баяне, но не потому, что «давайте сделаем что-нибудь татарское», а потому, что там он уместен.

Людей, где бы они ни жили, волнуют одни проблемы — рождения, смерти, отношений. И в том, как люди решают эти проблемы, важное значение имеет воспитание, то, в какой среде ты рос

— Вы сказали, что авторское кино не интересно зрителю… В чем причина?

— Фестивальное кино интересно в первую очередь самому автору. Он хочет высказаться. Это фильмы для профессионалов — кинокритиков, специалистов, режиссеров. Чтобы снять интересное зрительское кино, нужно самому быть зрителем, уметь абстрагироваться от каких-то профессиональных вещей. Я не говорю о массовости, о примитивности. Это другая крайность, и чтобы ее избежать, нужно следить за качеством игры и сценария.

— Но люди в своей массе рассматривают фильмы как своего рода терапию, поэтому так популярны фильмы с хорошим концом.

— Наш фильм, несмотря на то, что это драма, это тоже терапия. Потому что героиня исцеляется в процессе фильма. Она выплакивается, вылечивается, проживает. Она пишет письма и описывает свои обиды. Она станет примером для многих тех, кто попадал в такие ситуации. Я не могу сказать, хорошо или плохо заканчивается фильм. Там есть четкое окончание истории. Мы не навязываем свое видение, не говорим, что хорошо, что плохо. Но у нас есть четкое понимание, о чем мы хотим сказать, какие ценности донести до людей. Мы рассказываем историю наших героев. Историю их жизни.

«Мы пытались понять: почему в деревнях люди счастливее?»

— Вы сказали, что часть фильма снята в деревне. «Айсылу» вы также снимали в татарской деревне. Какой вы показываете татарскую деревню?

— «Неотосланные письма» мы снимали в деревне Большие Ковали, которая находится в 40 км от Казани. И эти километры разделяют два мира. Приезжаешь туда и оказываешься в другом мире. Люди намного добрее, выручают, помогают и как-то позитивно смотрят на жизнь. Они относятся к жизни проще. Нет испорченности, заморочек. Мы пытались понять: почему в деревнях люди счастливее? И мы сами тоже были счастливее. Выходишь в пять-шесть утра, коров ведут, тишина. И ты идешь и слушаешь мысли свои.

Мы обсуждали, какой показать татарскую деревню. Мы начали снимать в сентябре, просто приехали и показали, ничего не приукрашивая, быт деревенских жителей. И мы не увидели, что деревня умирает. Там нет разрухи. И хотя это 40 км от города, я не могу сказать, что они близки с городом. Все очень открытые, все звали к себе на чай. Люди там живут постоянно, много молодежи, в субботу открывается клуб. Мы снимали в школе, в первом классе — два ребенка, во втором – три, всего там 35 детей. Так мило.

Деревня нам помогала. Отсматриваем деревенские кадры, они такие колоритные, живые. В городе не то. Снимаешь ты в квартире, офисе, на улице. Все как-то обычно. А в деревне я делал с каждой сцены скриншот.

Мы на «Фейсбуке» запостили новость о том, что снимаем фильм в такой-то деревне, что Большие Ковали сыграли роль деревни Адрас. И нам написали гневный комментарий: мол, опять татары и деревня. Люди как-то предвзято относятся к деревне. Видимо, полагают, что у татар нет никакой другой культуры, кроме деревенской. Но я не могу сказать, что это признак отсталости. Мы сами вышли из деревни. Просто это другой мир, фактурный, колоритный. Там любое место, школа, деревенский клуб — рай для кинематографиста.

Деревня нам помогала. Отсматриваем деревенские кадры, они такие колоритные, живые. В городе не то

— Деревенские жители тоже снимались в вашем фильме?

— Да, и это было настолько естественно. Зачастую мы не говорили «камера, мотор», чтобы у них не было напряжения, и снимали исподтишка. И Гузель (главная героиня Галия — прим. ред.) это просекала, она просто начинала с ними беседовать и выходила постепенно на свои слова. Это подобно работе журналистов. Я работал на одном проекте в качестве оператора и общался с московскими журналистами. Они два часа разговаривают с человеком и не дают ему понять, что конкретно они хотят узнать. Если спросить что-то конкретное, то человек начнет закрываться и говорить только правильные вещи. Но через длительный диалог из часа разговора три минуты — это то, что нужно. Так же мы работали с детьми.

Например, главная героиня должна была померить давление, и у нее должен состояться диалог с бабушками. Они произносили свои слова, но это было не по-настоящему. Поэтому Галия затеяла с бабушками разговор про внуков, про то, что они редко приезжают, про местный клуб, где пенсионеры собираются. И этот разговор плавно перешел к тому, что ей надо померить давление, и они отвечали словами не по сценарию, но от сердца. В этом плане меня удивляет работа «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» Андрея Кончаловского. В нем играют не актеры, а жители местной деревни.

Личное

— Каковы ваши профессиональные планы?

— Я хотел бы продолжить работу в кино. Над новыми проектами пока даже не думаю. Надо этот завершить. Сейчас днем и ночью занимаемся монтажом, записываем музыку, озвучиваем. Я хочу продолжить обучение режиссуре, но не в учебных заведениях, а в форме самообразования, потому что чувствую, что мне не хватает какой-то информации. Надеюсь, что будет много практики, что после этого полного метра мы будем снимать еще полный метр. Нужно многому научиться, например, тому, как держать команду в тонусе все время съемочного процесса. Иногда кажется, что нет уже причин качественно работать и переступать через себя, тем более, если оплата небольшая. И режиссер должен уметь мотивировать людей, подбадривать, чтобы команда не унывала, не расслаблялась.

Я хочу продолжить обучение режиссуре, но не в учебных заведениях, а в форме самообразования, потому что чувствую, что мне не хватает какой-то информации. Надеюсь, что будет много практики, что после этого полного метра мы будем снимать еще полный метр

— Рассказывают, что композитор Софья Губайдуллина, она родом из Казани, получив музыкальное образование, дала обет, что не будет заниматься ничем, кроме музыки. И обещание свое она держала всю жизнь, несмотря на то, что порой приходилось голодать, а успех пришел только к концу перестройки. Вы готовы пойти на это?

— Сейчас весь мой заработок идет только из кино. И я надеюсь, что и дальше я буду связан с кино. Семьи у меня пока нет. Я согласен с позицией Губайдуллиной. У меня есть знакомые, которые жалуются, что хотят заниматься и зарабатывать на жизнь кино. Но при этом они тратят все свое время и силы на съемку свадеб. Без жертвы нельзя добиться успеха. Конечно, я как мужчина и в будущем кормилец семьи должен буду пойти на какие-то компромиссы. Но кино я не брошу. Тем более возможностей сейчас много. Зачем себя ограничивать Казанью? Можно поехать в Москву, за границу. Нужно просто включать голову. Это очень полезный совет по жизни всегда включать голову.