Пора менять стратегию «Татарстан-2030»?

Честное признание двадцати лет будущего застоя

Необходимость сделать столь долгосрочный прогноз правительству России диктовалась прежде всего требованием закона. Согласно статье 24 федерального закона о стратегическом планировании (принят летом 2014-го), предписывается составлять «на вариативной основе» прогнозы «на двенадцать и более лет». Низкие темпы экономического роста, заложенные в прогнозе, тоже взяты не с потолка — таково мнение более-менее трезво мыслящих ученых-экономистов. Более того, даже приближенные к власти экономисты, такие как экс-министр финансов России, глава Центра стратегических разработок Алексей Кудрин, дают еще более пессимистические долгосрочные прогнозы. По словам Кудрина, за последние годы средний темп роста российской экономики меньше 1%, а к 2020 году средний темп роста может составить 1%. Так что 2% роста — это еще и довольно оптимистичный взгляд.

Почему 2% роста совершенно неприемлемы для нас? Дело в том, что мировая экономика растет сейчас с темпами около 3% в год, и тут следует заметить, что даже небольшие различия в темпах роста могут привести к огромным различиям в уровне дохода и выпуска между странами по прошествии ряда лет. Это происходит благодаря кумулятивному эффекту, который подсчитывается по формуле «сложного процента». Есть такое нехитрое экономическое правило «70»: для того, чтобы понять за сколько лет тот или иной показатель удвоится, надо число «70» поделить на средний темп прироста этого показателя. Иными словами, для того, чтобы мировой экономике удвоиться — потребуется около 23 лет. Для России — уже 35 лет. Как видите отставание в 12 лет. Да и то при допущении, что среднедушевые доходы в России и во всем мире равны. Но это не так — по данным Международного валютного фонда за 2015 год среднемировой ВВП в расчете на душу населения составил $10 023, а такой же показатель в России — $8 447. Мы уже существенно отстаем от среднемировых показателей и нам бы, хотя бы их догнать. Но текущие и прогнозируемые темпы роста ниже среднемировых не дают на это никакого шанса. Есть мнение, что, мол, можно жить и беднее, чем в среднем по миру, но Иосиф Сталин когда-то очень образно охарактеризовал эту опасность в своей знаменитой речи на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 года:

«Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют».

Если включить в расчеты недавнее прошлое, то прогноз МЭР означает как минимум три «потерянных десятилетия» подряд.

На каких базовых предпосылках строится мрачный правительственный прогноз? Их всего две и одна из них явная, а, вторая — не очень:

• Явная предпосылка — прогноз медленного роста цен нефти: до $57 за баррель в 2020 году, $70 — в 2030 году и $76,7 — в 2035-м. Предпосылка представляется разумной, а ухода от зависимости от экспорта сырья путем диверсификации экономики не просматривается.
• Неявная, но подразумеваемая — испорченный инвестиционный климат России (будь то высокие политические и правовые риски или технологическая и инфраструктурная отсталость). Сбережений в экономике достаточно, но в инвестиции они все равно не конвертируются. А без инвестиций экономического роста не бывает. Структурных и институциональных реформ, чтобы исправить ситуацию в этом направлении, не предвидится — вот как раз об этом неявно говорят власти своим мрачным застойным прогнозом.

Как нам обустроить Рабкрин?

Какими должны быть структурные реформы? Большинство ученых-экономистов в этом вопросе почти солидарны:

1. Снижение, а не рост бюджетной нагрузки к ВВП, т. е. снижение расходов бюджета и налогов. Практически все успешные примеры догоняющего развития в постиндустриальном мире наблюдались в странах с бюджетной нагрузкой ниже, чем в странах самых передовых. (В этом состоит принципиальное отличие современного догоняющего развития от догоняющего развития в индустриальную эпоху XIX—XX вв.). Особенно важно недопущение роста (и постепенное снижение) налогов на труд.
2. Восстановление макроэкономической сбалансированности, т. е. сокращение бюджетного дефицита при рационализации и повышении эффективности бюджетных расходов.
3. Благоприятная для инвестиционного процесса валютная политика. Это означает поэтапное продвижение к превращению рубля в региональную резервную валюту. В связи с тем, что существенно снижается эффективность стимулирования внутреннего производства путем сдерживания укрепления курса национальной валюты, необходимо на практике перейти к таргетированию инфляции, что позволит удерживать процентные ставки на приемлемом для инвесторов уровне.
4. Обеспечение открытости экономики как важнейшего условия стимулирования внутренней конкуренции. Развитие Таможенного союза, единого экономического пространства. В перспективе продвижение к единому экономическому пространству с ЕС, что может рассматриваться в качестве стратегической цели внешнеэкономической политики. Все это не отрицает мер по текущей поддержке несырьевого экспорта.
5. Нейтрализация конъюнктурных доходов. Возвращение к идеологии и практике формирования стабилизационного фонда из средств, вырученных от продажи углеводородов выше определенной (и неизменяемой на протяжении нескольких лет) цены.
6. Глубокое реформирование отраслей человеческого капитала (социального сектора), прежде всего, пенсионной системы и здравоохранения. Приведение их в соответствие с демографическими и финансовыми реалиями постиндустриального времени. Усиление частных и индивидуальных принципов функционирования этих секторов, а также увязка их развития с формированием источников долгосрочных инвестиций.
7. Последовательное проведение приватизации с доминированием в ней не фискальных, а социальных и политических задач формирование широкого слоя неолигархических собственников средств производства (среднего и крупного бизнеса), среднего класса и привлечение стратегических инвесторов. Такого рода приватизация будет создавать спрос на модернизацию, макроэкономическое оздоровление и структурные реформы, о которых речь шла выше (именно так и произошло в 1990-е гг., когда начало приватизации открыло путь и для макроэкономической, и для политической стабилизации).

Какими же должны быть институциональные реформы? Здесь тоже наблюдается определенный консенсус:

1. обеспечение правовой и политической защищенности предпринимательской деятельности как ключевой предпосылки существования рыночной экономики;
2. поддержание конкуренции, особенно актуальное в нынешних условиях санкций и девальвации рубля, которые существенно ограничивают конкуренцию со стороны иностранных производителей;
3. снижение административных барьеров для ведения бизнеса;
4. приоритетное развитие отраслей человеческого капитала (образования и здравоохранения), сопровождаемое институциональными реформами;
5. повышение эффективности финансовой системы при сохранении задачи формирования в России международного финансового центра в качестве одного из институциональных ориентиров;
6. повышение эффективности инфраструктурных монополий и компаний с государственным участием, превращение их из институционального источника инфляции в инструмент контрциклической инвестиционной политики;
7. повышение эффективности рынка труда, обеспечение его гибкости и стимулирование мобильности рабочей силы, перемещения ее в точки (отрасли, регионы) экономического роста;
8. формирование современной модели внешнеэкономической политики, основанной на активном участии в интеграционных группах и на создании собственных глобальных цепочек добавленной стоимости.

По каждому пункту списков этих реформ можно дискутировать, но есть одно очень большое «НО»: «Кто же будет все это выполнять?».

Как в примере по борьбе с коррупцией, совершенно правильно заметил предприниматель Дмитрий Потапенко:

«Борьба с коррупцией — не более чем болтовня. В некой общей теории коррупцию может победить некий лидер, который придет и начнет стрелять своих родственников. В прямом смысле этого слова. Коррупция — то же, что и «блат» при советской власти. Семейственность, которая есть сегодня, это коррупция. Вся власть, с верхнего эшелона до нижнего — сплошь семейственность. Бороться с коррупцией некому и незачем».

Так и в более общем случае с реформами — проводить их некому и незачем. Сложившимся группам интересов выгодно сохранять статус-кво и неважно, что там с экономическим ростом, ведь при высоком экономическом росте могут быть проигравшие — одно снижение административных барьеров и демонополизация чего стоят. Поэтому и такая заинтересованность в застое, поэтому и такой правдивый и мрачный прогноз от Министерства экономического развития России.

Два мира — два шапиро

В отличие от уныния и безысходности российского долгосрочного прогноза татарстанский долгосрочный прогноз, наша Стратегия «Татарстан-2030», утвержденная в статусе закона, прямо пышет оптимизмом — там закладывается долгосрочный рост татарстанской экономики при помощи загадочной «кластерной активизации» на уровне 3,3—4,6%. В постановлении Кабинета Министров № 707 от 25.09.2015 «Об утверждении Плана мероприятий по реализации Стратегии социально-экономического развития Республики Татарстан до 2030 года» главный показатель «Накопленный темп роста валового регионального продукта (в сопоставимых ценах к 2015 году)», обозначенный в плане, дает нам реальный прирост нашей экономики в 2030 году аж на 80%. Среднегодовой темп прироста экономики здесь еще выше — 4% в год! Бурный, стабильный на протяжении 15 лет рост!

У знаменитого экономического историка, британца Энгаса Мэддисона есть расчеты стран годовых средних темпов роста ВВП важнейших регионов мира в долгосрочных периодах. Так, в период 1973—2003 гг. (30 лет) средний темп роста ВВП опережал пресловутые 4% (закладываемые в татарстанской стратегии) только у трех регионов (Китай +7,34%, Индия +5,28% и другие страны Восточной Азии +5,28%). Во всех других странах в таком долгосрочном периоде темпы роста были ниже. (См. Мэддиссон Э. Контуры мировой экономики в 1-2030 г.г. Очерки по макроэкономической истории. — М.: Изд. Института Гайдара, 2012, — С.572-573). Так за счет чего в Татарстане будут темпы роста ВРП, опережающие мировые на долгосрочном тренде? Все это очень странно. Да, сейчас по итогам 9 месяцев динамика по промышленности республики (+3,6%) гораздо лучше динамики промышленности в целом по России (+0,3%). Но, как мы писали в своих обзорах, главным базисным драйвером экономического роста пока выступает нефтедобыча и сопряженные с ней нефтепереработка и нефтехимия. Нефтедобыча будет снижаться — в этом нет никаких сомнений. И хотя появились теории о неисчерпаемости нефтяных запасов Татарстана, в пику им можно привести наглядный пример: пик добычи в Татарстане пришелся на 1975-й, когда было добыто 103,7 млн тонн нефти. Сейчас у нас ежегодно добывается в три раза меньше (в 2015 году в Татарстане было добыто 33,12 млн тонн нефти).

Уже по предварительным итогам 2016 года видно существенное отставание по темпам от заложенных в Стратегии «Татарстан-2030». По свежим данным, объем валового регионального продукта по итогам 2016 года прогнозируется на уровне 1 триллион 929 млрд. рублей при динамике +2,3%. Вместо +4%. То есть, не смогли спрогнозировать ситуацию даже на 2016 год! Стратегия «Татарстан-2030» не выполняется уже даже в первый год. А что будет дальше?

К сожалению, новая стратегия полностью лишена институционального подхода. Это документ написан, в первую очередь, для правящей элиты, и главное, что характеризует «Стратегию-2030» — это гигантский, гипертрофированный акцент на инфраструктурных проектах. О промышленности — вскользь, затушевав ее, как бедную Золушку, потусторонними и отвлеченными рассуждениями о некой «умной экономике» и «кластерной активации». Про сельское хозяйство — тоже вскользь, все больше про агротуризм и экозону «Волжско-Камский поток». Весь Татарстан в конечном итоге по «Стратегии» станет большим городом-агломерацией. Инфраструктура, инфраструктура и еще раз инфраструктура…

Нужна нам такая нереалистичная стратегия? На мой взгляд нет, не нужна. Может быть нам подобно правительству России честно признаться, что нас также ждет долгосрочная стагнация? Можно признаться, но можно и пойти дальше, написав совершенно иную долгосрочную программу развития, с опорой на институциональные и структурные реформы, реализуемые на местном уровне. Можно возразить, что республиканским элитам точно также выгодно сохранение текущего status quo и они точно также не заинтересованы в реформах как федеральные элиты. И что новая стратегия будет таким же набором испорченных бумаг, как и Стратегия «Татарстан-2030». Но есть огромная разница — у местных элит только одно «оружие сдерживания», и оно заключается в динамическом и успешном экономическом развитии. Именно успехи республики делают ее во многом самостоятельным игроком, служа местным элитам защитой от поглощения извне. А вероятность поглощения резко возрастает в условиях оскудения «кормовой базы». За примерами ходить далеко не стоит — посмотрите на историю соседнего Башкортостана, главные экономические активы которого отошли в руки не местных игроков. Так что наши элиты кровно заинтересованы в сильном экономическом росте, а значит и в реалистичной экономической стратегии. Даешь новую долгосрочную программу реформ Татарстана!