Леонард Свидовсков: «Когда люди отстраивают разрушенные города — это единение, мы победим!»

«Нас многое связывает: Сергей Семак, Курбан Бердыев, Василий Сталин»

— Леонард, за годы работы вы собрали богатые телевизионные архивы. Вы автор документальных исторических фильмов про ЛНР «Отторжение». Фактически вы писали историю России. Я сейчас говорю о нашей стране, о стране, которая и моя, и ваша. Давайте вернемся к событиям 2004 года, к «майдану»…

— 21 ноября, помнится, был второй тур президентских выборов. Я для себя уже все определил — за кого. Меня эти «европейские ценности» никак не интересовали. Я принимал участие в голосовании всегда, и сам, когда избирался депутатом областного совета, всегда говорил: я за то, чтобы мы говорили на русском языке. За то, чтобы работали заводы, чтобы выпускались тепловозы, чтобы по всей Луганской области была вода и чтобы играл футбольный клуб «Заря». Вот такая моя предвыборная кампания.

— Футбольный клуб «Заря» не играет, переехал. На русском языке в ЛНР разговаривают и будут разговаривать, потому что это Россия.

— Футбольный клуб «Заря» обязательно будет играть, потому что «Заря» не может быть без Луганска, а Луганск не может быть без «Зари». И мальчишка, родившийся в Луганске, знает, что «Заря» — чемпион.

— А вот скажите, вы как болельщик как приняли эту новость, когда команда собралась и уехала?

— Команда уехала, мальчишки остались. Они не могут увезти с собой понятие «Заря». Они могут увезти с собой футбольный клуб. Понимаете, «Заря» — это явление. Вот самое хорошее название на свете. Можно с чем угодно сравнивать. Но заря — это явление. Явление природное. Явление футбольное.

— Больно было, когда команда уехала?

— Нам не первый раз начинать с нуля. И на самом деле нас очень многое связывает. Сергей Семак, Курбан Бердыев. Ну вот как мы можем поделить? Я уж не говорю про Василия Сталина, болельщика, который здесь у нас командовал пятым авиационным полком, на основе службы которого сняли фильм «В бой идут одни старики».

— А последние годы жизни Василия Сталина прошли у нас, в Казани.

— Так нас связывает очень, очень многое.

«Я всегда жил в России»

— Еще раз про стадион. Мы видели, в каком состоянии он сейчас находится. Это мечта, что команда возродится, что будет играть на этом великолепном стадионе, который на 22 тысячи зрительских мест?

— Стадион отстроен. «Заря» должна играть на «Авангарде». Футбольный клуб зарегистрирован. Именно «Заря» (Луганск). Мы начинаем играть в Кубке Содружества. И потом по шажочку, по шажочку мы будем выходить. Сначала ФНЛ-2, потом ФНЛ-1, а потом Премьер-лига. «Заря» же чемпион. В Советском Союзе одиннадцать команд становились чемпионами СССР. Одиннадцать! И среди них «Заря».

— А вот, кстати, Луганск ведь небольшой город, собственно, а тем не менее такие успехи в большом советском спорте и такой огромный стадион. Спорт был востребован в Луганске всегда?

— Ну в каком городе десять олимпийских чемпионов? В каком? Наши прыгуны Бубка и Брумель покоряли космические высоты. Сборная по спортивной гимнастике наполовину состояла из воспитанников Луганского спортинтерната, Ворошиловградского тогда. Абсолютные чемпионы мира и Мисютин, и Коробчинский тоже родом из Луганска.

— Я вижу, что вы настоящий патриот родной земли. Много лет назад вы приняли для себя важное решение, для многих это был нравственный выбор. Вы живете в России. Все, о чем вы мечтали, исполнилось?

— А я всегда в ней жил. Россия — это тоже понятие. И как можно жить в другой стране, когда ты через день проходишь мимо дома Даля? Вот как?

— И как можно при этом забыть русскую речь, русский язык?

— Да-да! Никак, никак! О Дале чаще всего вспоминаем, когда говорим о словаре великорусского языка. Но есть же и сказки Даля, казака Луганского. Даль — это основатель Русского географического общества. Не последний человек сейчас возглавляет общество, которое основал Владимир Даль, — Сергей Шойгу.

— Вы были в ЛНР доверенным лицом Владимира Путина на выборах 2024 года. Как прошли выборы в Луганске?

— С воодушевлением. Понимаете, у нас особенные отношения к этим выборам. «Русская весна» у нас началась не тогда еще, когда в Крыму, а на 4 дня раньше. Луганск начал митинговать 22 февраля 2014 года.

— Когда отменили закон об основах государственной языковой политики?

— Нет. Мы приехали — был в Харькове съезд. Он назывался «съезд депутатов всех уровней». Съезд, где нас предали. И предали конкретные люди.

— А что значит «предали»?

— Дело в том, что мы собирались принимать конкретные решения о том, чтобы не признавать киевскую власть, чтобы называть это все переворотом. Но были конкретные люди, которые в числе организаторов этого съезда были. Кернес и Добкин. Двоих я могу назвать конкретно. Более того, они вывели вот этих футбольных фанатов с битами непосредственно против людей.

«Люди из всех домов вышли посмотреть мирную жизнь»

— Давайте вернемся к событиям, которые последовали за этим съездом. Мы находимся в центре Луганска, в знаменитом сквере. Это та самая знаменитая сцена? Что можете вспомнить об этом?

— Сцена уже другая, и у меня одни ассоциации. Два момента, которые я запомню, наверное, на всю жизнь. Нас уже хорошо так обстреливали. Лето 2014 года, июль. Но еще проводился чемпионат города по футболу. Чемпионат города, казалось бы, да? И мы играли, я был в раздевалке в подвале, выхожу на поле — и у меня такое впечатление, что я попадаю на чемпионат мира.

— Почему?

— Потому что люди из всех домов вышли посмотреть мирную жизнь. Футбол — это мирная жизнь. Это как в блокадном Ленинграде. Жданов в мае 1942 года организовал «матч жизни». Мертвые в футбол не играют. И вот как я глянул на это событие, а для людей это было событие. К сожалению, этот матч прервали, потому что осколки прилетали прямо на поле. А здесь я возвращался через сквер, как раз это был тот же самый день. У нас не было уже ни света, ни воды. И людей на улицах тоже не было. Обстрел закончился, и в этот момент заиграл городской оркестр. И вот люди по одному, по двое начали стекаться сюда, в сквер, к этой эстраде. Это был центр вот такой, где была еще мирная жизнь, иллюзия мирной жизни.

— То есть Луганск бомбят, только заканчиваются бомбежки, выходит оркестр городской и начинает играть?

— Да! И вот на этой эстраде. Сейчас другая, несколько перестроенная. Но вот на этом самом месте.

— Но они же герои!

— Да, они герои. А все люди, которые пережили 2014-й, 2015-й и 2016-й, наверное, и 2017 год, здесь, у нас в Луганске, они все герои! Понимаете, учителя наши... Просто вот представить, наши учителя ровно учебный год проработали, не получая ни копейки.

— Но довели учеников до конца учебного года?

— Довели.

— Это в каком году было?

— Это был учебный год 2014/2015. То же самое можно сказать о наших врачах. У нас самая малая текучесть кадров врачебных — это скорая помощь. Врач в скорой помощи работает сутки через сутки. Он как работал, так и работает.

— А бензин откуда брали?

— Находили. Более того, до тех пор, покуда не взорвали мост в станице Луганской, наши врачи ездили еще и в станицу Луганскую, чтобы лечить людей на той оккупированной территории.

— Люди-герои.

— Ну как вы думаете, если, например, в Рубежном мэр города Сергей Хортив — это мой товарищ еще с институтских времен. И мы вместе с ним были депутатами областного совета… никуда не уехал. Я ведь тоже здесь живу. Здесь живет мой отец. Здесь на кладбищах в Луганске семь моих могил.

«Ежегодно должен был приезжать в Киев и сдавать экзамен на знание украинского»

— А эти обвинения, которые выдвигает в ваш адрес сейчас Украина?..

— А чего мне бояться, когда у меня... Я первый журналист, которому СБУ предъявила заочное обвинение. Самый первый. Женя Поддубный — второй. Там статья — 12 и 25 лет. А вторая статья еще у меня есть как у депутата областного совета. Чего мне бояться?

Экономическая блокада у нас продолжалась 8 лет. И политическая. Насчет политической — когда мы победим, много придется еще и ошибок исправлять. И надо будет выводы делать. Но я могу сказать одно. То, что мы пережили, по всей России никто не знает. Я приведу один пример. Это был уже 2016 год. Все равно нас обстреливали. И прилетело прямо в садик, в детский садик. И наш журналист, а журналисту на тот момент было целых 19 лет, и вот он стоит, рядом с ним мина лежит, которая прилетела. Мы все это снимаем, а нам говорят: «Не-не-не, мы не показываем, у нас Минские соглашения есть».

— И вроде бы они есть, а тем не менее вот прилетела мина.

— Да! То же самое я могу сказать, что первый раз нас бомбили беспилотники 13 февраля 2015 года. А кто об этом знал? Нужно было, чтобы прошло семь лет, чтобы узнать, что у них есть беспилотники.

— Но вы же не молчали?

— Мы не молчали, но дело в том, что мы в блокаде были. Что такое непризнанность? Многие этого не понимают. Наш мир замыкался городом Луганском и небольшой частью бывшей Луганской области. Вот когда, помню, в 2015 году к нам приехал Александр Залдастанов. И вот знаменитый байкер на своем мотоцикле, 240 лошадей, 11 часов он едет из Москвы до Луганска. И вот он говорит: куда у вас тут доходили? Ну, поехали. Он так вжик на своем мотоцикле. И доехали до того места, куда они доходили. А где они сейчас? Ну, поехали. Он опять вжик, и мы уже там. Ну что такое 12 километров от линии фронта? 12 километров от линии фронта мы находились 8 лет. Ну разве что автомат Калашникова не долетает. Любой миномет добивает до Луганска.

— Леонард, вы долгие годы работали главным редактором областного государственного украинского телеканала. Как у вас это получалось с такими взглядами на жизнь, на политические процессы?

— Я на государственном телевидении рассказывал о людях, которые жили в этом государстве. Я ничего не привирал. Я рассказывал и показывал ту жизнь, в которой они жили. Но 1 апреля, вот как сейчас помню этот день, как в насмешку, я прихожу на работу 1 апреля 2007 года. Это было при президенте Ющенко. И мне сообщают, что все! Теперь у нас вещание исключительно на украинском языке. Я говорю: «А что случилось-то?» Ввели такое понятие, как национальный продукт. Я начинал что-то доказывать — мол, я рассказываю о людях, которые живут на территории украинской государственности, которые являются гражданами этой государственности. Я рассказываю о них на том языке, на котором они говорят. Но это не считалось национальным продуктом.

И более того, с 2007 года я ежегодно, как главный редактор, должен был приезжать в Киев и сдавать экзамен на знание украинского языка. Потому что вводились новые буквы, вводилось новое произношение некоторых слов. Ну элементарно украинская Верховная рада, она занималась такими вещами, которые, с одной стороны, воспринимаются смешно, а с другой стороны, аж страшно. Вот допустим, они склоняли в родительном падеже слово «гривна».

— Гривны, предполагаю.

— Сейчас объясню. Сначала они приняли постановление, что склоняется: гривна — гривен. Потом они склоняли: гривна — гривны, гривни... Потом они решили, как же склонять в родительном падеже множественное число. И получалось: гривны — гривней. А потом они сделали: гривня — гривень.

«Я никогда свою большую страну не делил на удельные княжества»

— А вы ведь украинский язык отлично знаете. Вы изучали в школе, и у вас даже пятерка по этому предмету.

— Да, как раз вот такой нонсенс был, потому что в школе у меня по русскому языку была четверка, а по украинскому была пятерка. И на самом деле я сдавал экзамены в этом Институте украинской мовы лучше всех, особенно «западенцев». Потому что если я до сих пор помню «Плач Ярославны» на украинском языке (читает на украинском «Плач Ярославны», — прим. авт.), если я это поныне знаю, то, наверное, мне не надо было сдавать экзамены, и тем не менее ежегодно ездил.

— А почему именно в Киев, почему нельзя было это сделать в другом городе Украины, поближе, что ли?

— Потому что в Киеве, наверное, лучше всех знают украинский язык.

— И вот еще, будучи главным редактором государственного СМИ все эти годы, фактически идеологом информационного поля на Украине, вы участвовали в процессе отторжения ЛНР от Украины и вхождения в состав России. Это как-то сложно укладывается у меня в голове.

— Я никогда свою большую страну не делил на удельные княжества. И даже первая серия моего документального фильма «Отторжение» рассказывает о том, что неизвестно, кто голосовал на референдуме за якобы отделение. Хотя на самом деле в бюллетене значился вопрос.

— Это какое голосование сейчас?

— Я говорю о голосовании 1 декабря 1991 года, на которое ссылался Кравчук, приехав в Беловежскую пущу.

— Но вас-то спросили, где должна быть ваша родная земля?

— Нет, никто. Более того, бюллетеней этого референдума никто найти не может.

— До сих пор?

— До сих пор. Вот есть парадокс. Я вам покажу еще одну вещь. Давайте поедем к памятнику борцам революции. Там орден Боевого Красного Знамени, которым награжден Луганск за Гражданскую войну. И на этом ордене есть буквы РСФСР. На этом надо было ставить точку. И навсегда. Вот все, чтобы увеличить количество пролетариата в Украинской Советской Социалистической Республике, нас это мало должно было трогать.

— Поэтому вы враг народа для Украины. Какие против вас санкции? Вы в каком списке?

— Ну в «Миротворце» я давным-давно, я еще террорист в розыске и первый журналист, которому предъявлено обвинение заочно в Службе безопасности Украины.

— Как с вами страшно (улыбается).

— Страшно, я страшный человек (смеется).

«В Луганске с начала 2000-х не было ни одного подъемного крана!»

— Что по поводу городов Рубежного, Лисичанска думаете?

— Значит, у меня особое отношение и к Рубежному, и к Лисичанску. Лисичанск — это вообще колыбель Донбасса. Там Григорий Капустин нашел каменный уголь. А шахта появилась, после того как Леонид Иванович Лутугин разработал шахтный способ добычи каменного угля. Принесли этот кусок каменного угля Петру I, и он сказал, что этот минерал ежели не нам, то нашим потомкам полезен будет. Это была Лисья балка, и вот благодаря Лисичанску начал развиваться Донбасс. Клим Ворошилов тоже из Лисичанска. Лисичанск — западная фильтровальная станция — питает водой весь Донбасс. Система водоснабжения всего Донбасса очень сложная. Вообще, главная проблема Донбасса — это вода, природа так устроена, подземные жилы тонкие.

— Да. Природа так постаралась. Одна река Северский Донец и его притоки.

— Под Лисичанском была построена западная фильтровальная станция в 1963 году. И система водоснабжения распространялась вот так: от Лисичанска до Антрацита. А это все подземные трубы длиною... Вот чтобы люди хорошенько так представляли. Рукав, трубный рукав, который под землей идет. От Лисичанска, от западной фильтровальной станции до Антрацита — это примерно Португалия с запада на восток. Но это еще не все. Это 1963 год. Советская власть богатая, она смогла это все сделать. Это еще не все. От западной же фильтровальной станции до Краматорска, пока еще оккупированного, родины Леонида Быкова и родины Кобзона. И это надо вернуть обязательно! До Краматорска шел водовод, а от Краматорска до Донецка канал Северский Донец — Донбасс. А уже от Донецка та же самая вода идет аж до Мариуполя.

— Леонард, а я фрагмент этого водопровода в руках держала на днях, видела состояние этих труб. Говорят, что с 1963 года ни гривны не вкладывалось в межквартальные водопроводные сети, в центральный водопровод. А где деньги? Почему в Донбасс не вкладывались деньги? В инфраструктуру, в развитие, в подземные коммуникации?

— Когда вы спросили, как я определялся в 2004 году, тогда еще кандидат в президенты Ющенко Виктор Андреевич сказал одну фразу. Кто бы что ни говорил, он первый нас поделил по сортам. Он сказал, что Западная Украина — это совесть нации. Киев и Центр Украины — это сердце нации. А Восток — это локомотив.

— А вы есть локомотив, он считал.

— Ну да, бездушный такой, который еще надо завести. Вот мы будем их двигать, а «сердце» и «совесть» будут жить.

— А двигать — и что, ни рубля не вкладывать?

— Нет. А зачем?

— А вот все архитектурные застройки, они же все 60-х годов. Где хоть одна высотка в Луганске, которая была построена при украинской власти? В том же Лисичанске или в Рубежном?

— Я могу сказать, что для нас в диковинку было. Я счастливый человек, потому что я видел, как в 70—80-е годы строились у нас жилые дома. От момента вбивания свай до момента, когда новоселы приезжали, проходило полтора месяца. У нас было два домостроительных комбината, которые делали панели. И они делали не только на город Луганск, но еще на значительную часть Советского Союза. Потом этого ничего не стало. И для нас стал в диковинку подъемный кран. У нас в городе Луганске с начала 2000-х не было ни одного подъемного крана!

— Я не понимаю. Вот Лисичанск: нефтеперерабатывающая промышленность, шахты, которые добывают уголь. Это же огромные деньги. Это просто все выкачивалось, не вкладывалось даже ни одной гривны? Это так ненавидели Донбасс?

— Конечно. Я вам сейчас приведу примеры. В 90-е у нас здесь в городе был танковый разведывательный батальон, а недалеко стоял танковый корпус. У нас было высшее военное училище штурманов, которое оканчивал Николай Францевич Гастелло, в котором учился Береговой. У нас был авиационный полк, у нас были две части артиллерийские. И вот с конца 90-х это все у нас начали забирать.

— Отнимать. Даже команду «Заря» забрали.

— Я вам могу сказать, что они готовились к этому. Они уничтожали класс офицерства. Вот есть в Александровке часть ПВО. Они распустили солдат и сами обороняли эту часть ПВО. И украинские войска так и не взяли их. Вот чтобы не было таких офицеров, которые не сдаются. Они уничтожили класс офицерства в городе Луганске. Его просто не было. У нас появилась только погранчасть, где все офицеры были из Тернополя и которые не наших взглядов были.

«Людям из Татарстана в первую очередь большое спасибо!»

— Вот вы говорите, что в 90-х годах они начали готовиться. Жители Лисичанска рассказывают о том, что они начали готовиться за несколько лет. То есть начали завозить ПГС, какие-то плиты, все это разгружалось в жилых дворах. Потом начали делать подкопы под жилые дома. Мы, говорят, понять не могли, что происходит. А потом все стало ясно, когда это все начало взрываться, и, находясь внутри города, сами же его обстреливали.

— Смотрите, они же и закрывали предприятия. Они банкротили специально, чтобы нажиться. Как может быть нерентабельным самый новый по масштабам Советского Союза нефтеперерабатывающий завод? Нонсенс, да?

— А они его закрыли и уже потом разбомбили там все?

— А потом они его начали продавать… Когда Донбасс их не воспринял, он перестал работать вообще. Логика воровать. Воровать на откатах. Вот смотрите, как может быть нерентабельным завод, производящий патроны к автомату Калашникова? Не может нерентабельным быть. Его обанкротили. Были такие люди, которые сделали завод имени Ленина — по-старому назовем — банкротом. Была часть людей, которые от нас, наоборот, переезжали туда. Вот тех я считаю коллаборантами, потому что они в коллаборацию вступали с оккупационной властью. А те, которые жили и продолжали жить и надеяться, что мы заживем снова все вместе, и тоже нас не делили. Я восхищаюсь ими. Знаете, как-то было, в Рубежный приехал один такой патриотично настроенный — в кавычках — с украинской части журналист и начал пытать мужика, как тут боролись с сепаратистами. Ну и мужик ответил ему по-донбасски прямо. Я это видел по телеканалу. А потом наша съемочная группа нашла того же мужика после освобождения Рубежного. Ну это, понимаете, да, удивительные люди! И вообще, я очень надеюсь, что все это пройдет и война* закончится. Я называю это войной*, потому что война* против нас началась 14 апреля 2014 года.

— Уже 10 лет.

— 14 апреля — 10 лет, как было объявлено. Если мы вспоминаем Рубежный, то я могу сказать точную дату — 22 мая 2014 года, тот же самый Сергей Хортив был взят заложником украинской армией, чтобы они смогли перейти мостик в Рубежном, возле техникума, где он был директором. Понимаете, все такие моменты настолько памятны и настолько еще не оцененные. Даже 10 лет — это как вчера было. Вот я иду сейчас, а тут все новое, и здесь этот парк отремонтирован, вроде не стреляют. Но посмотрите: шрамы на домах. Вот там, вот тут улицы разбиты, чуть ниже дом разрушенный. И на территорию нашей телекомпании тоже прилетало.

— Меня очень поразила икона, которая на входе вашей телекомпании находится. Вот сейчас наша Республика Татарстан восстанавливает два подшефных города, которые серьезно пострадали, — Лисичанск и Рубежное. Что можете пожелать людям, которые занимаются этим непростым делом, работают, восстанавливают мирную жизнь в городах близи линий боевого соприкосновения.

— В первую очередь большое спасибо! Спасибо за то, что граница России — она нигде не заканчивается, и по сердцу тоже. И как можно было бросить русских людей, готовых умирать, чтобы остаться русскими людьми? Я не о национальности говорю. По большому счету, русский — это прилагательное, это оклик. И кого из Поволжья мог привезти Кузьма Минин с ополчением освобождать Москву? Давайте подумаем. И кто кого делил по национальному признаку, но все они были русскими. И вот это надо осознать и всегда держать в сердце. И вот здесь по сердцу граница никогда не должна проходить. Большое спасибо, что такой границы у нас нет.

— Вы рассказывали, что Луганск 8 лет был практически вблизи линии боевого соприкосновения. Ближе, чем Ленинград.

— Про Ленинград. Кольцо трамвая чуть-чуть подальше от центра города, чем от нас была линия фронта.

— А в Лисичанске и в Рубежном, в подшефных городах Татарстана, люди сейчас живут очень близко к линии фронта, 7—8 километров. И вот это каждый день. То есть фактически они переживают, наверное, то же самое, что и вы переживали все это время. Какие пожелания к ним, к жителям этих городов?

— Выстоять. Как вам сказать, история идет же по... даже не по спирали. Все события, они повторяются. И в 1943 году, когда шла Ворошиловградская наступательная операция, то Ворошиловград освободили. А под Лисичанском долгое время находился Привольнянский плацдарм.

— Да, там очень много людей похоронили.

— А сейчас та же самая Белогоровка. Тот же самый Лисичанский плацдарм. И надо выстоять. Это очень трудно объяснить, но наши окопы 1943 года, они на нашей стороне как были, так и есть. А их окопы там, где немцы, там, где фашисты. Вот как это могло произойти?

— Это очень страшные слова, но так оно и есть.

— А людям из Татарстана, которые к нам приезжают восстанавливать разрушенные города, в первую очередь большое спасибо! В первую очередь, потому что, знаете, как в старину погорели, всем селом восстанавливают. И вот такая вот беда, которая пришла на русскую землю, я называю русскую землю вне зависимости от того, кто на ней живет. Потому что сила России в том, что это многонациональная страна. И здесь делятся люди на хороших и плохих, а не по национальному признаку. И всем селом восстанавливали погорельцев. Всей Россией будем восстанавливать то, что разрушено. Разрушено фашистами. Настоящими фашистами. Не ставят пушки во дворах жилых домов. Не ставят!

— Чтобы отстреливаться?

— Да. Потому что туда обязательно прилетит. И обязательно попадет... Ну мне тяжело об этом говорить, но мы до сих пор не знаем, сколько людей погибло, мирных людей погибло…

Но! Я все-таки о позитиве. Посмотрите: молодые люди ходят. Вот это же дети войны! Они войну пережили. Они в войну были совсем маленькими, когда по ним стреляли, по кому они стреляли?! Посмотрите, вот сколько четырнадцати-пятнадцатилетних подростков, 10 лет назад им было четыре года. Вот у нас в телекомпании средний возраст журналистов — 23. Есть и 19-летняя Маша Карпова. И они очень патриотично настроены. Ну вот 10 лет назад им было по 9 лет. Они уже воспитаны, они другими не будут!

А кто нам помогает? Мы же не нахлебники. Мы многое можем. Я приведу один пример. В свое время альпинисты забрались на гору Эльбрус и нашли пушку. Оказывается, эту пушку занесли на гору Эльбрус воины 395-й шахтерской дивизии, когда выгоняли немцев с Эльбруса. 395-я шахтерская дивизия. И вот они занесли. А шахтерам все равно. Хоть под землю, хоть наверх. На самую высокую точку. Все это занести. И вы понимаете, только они, вот такие вот люди, мужественные, смелые, сильные, могли выбить немцев с Эльбруса, восстановить страну. И уголек давали так, что все вокруг ездило, крутилось, вертелось, жизнь налаживалась. Нам только вот сейчас преобразиться, встать на ноги. Все-таки 10 лет война*, она дает о себе знать. И война* страшная. Мы отвыкли от того, что где-то воюют, где-то убивают, где-то идут разрушения… А вот когда люди вместе отстраивают разрушенные города — это единение. Когда мы вместе сплачиваемся во время беды — это тоже единение. Я думаю, что мы все переживем. Мы победим обязательно. У нас нет другого пути!

— Леонард, спасибо вам за это интервью. Я искренне рада, что живу в одной стране с такими людьми, как вы!

*Примечание редакции: военная спецоперация не является нападением, вторжением либо объявлением войны Украине.

Смотрите специальный репортаж Алины Сулеймановой «Просто будем жить» — о мирных жителях, живущих под обстрелами.