Ольга Башмакова: «Сколько себя помню, у меня интерес к работе не пропадает»

Как «нечаянно» стать врачом

Ольга Башмакова родилась и училась в Ульяновске. Никакой особенной мечты стать доктором у нее с детства не было. Не было и медицинской династии. Она хотела стать учителем, но в 1998 году, окончив школу, решила попробовать сдать экзамены еще и в медицинский вуз — просто так, проверить свои силы и знания. И… нечаянно поступила. Подумала-подумала, и решила документы не забирать, а попытать силы и попробовать отучиться. Все-таки профессия медика — востребованная, интересная и очень нужная, здраво рассудила девушка.

— Конечно, сначала у меня были внутренние барьеры — боялась не справиться, ведь по характеру я перфекционистка. Думала, вдруг ожидания от меня не оправдались бы? Но по мере учебы эти барьеры уходили. Учиться было очень интересно! Студенческая жизнь в медицинском институте сильно отличается от многих других вузов, потому что медики, в первую очередь, учатся, а потом уже занимаются всеми остальными делами, — улыбается Ольга Валерьевна.

С третьего курса она начала ходить в разные научные кружки, и с самого начала очень заинтересовалась кардиологией. Ей была интересна карьера врача-кардиолога, и она подумывала над тем, чтобы на этой специальности и остановиться. Но на пятом курсе у студентов прошел цикл психиатрии, а потом Ольга начала ходить в профильный научный кружок. Дальше сомнений у нее не оставалось: психиатрия — это то, что ей нужно.

— Там меня сразу «зацепило». Показалось очень интересным. И ряд проблем, которые меня интересовали в кардиологии, нашли свое объяснение и продолжение в области психосоматики, — рассказывает наша героиня. — Например, это кардиалгия, функциональные нарушения ритма сердца, различные другие проблемы — гипервентиляционный, астенический синдромы (когда у человека немотивированная слабость, усталость, пониженная работоспособность, колебания настроения, нарушения сна). То есть то, что сначала зацепило меня при входе в клинические дисциплины, нашло свое толкование на курсе психиатрии, — рассказывает доктор.

Студенческая жизнь в медицинском институте сильно отличается от многих других вузов, потому что медики, в первую очередь, учатся, а потом уже занимаются всеми остальными делами

«Наши пациенты испытывают на себе давление психиатрической стигмы»

На медицинском факультете Ульяновского университета был обширный блок медико-психологических дисциплин. Психологию студенты изучали со второго по пятый курсы, и студенческий научный кружок в итоге привел нашу героиню в клиническую ординатуру по специальности «Психиатрия» при кафедре медицинской психологии, неврологии и психиатрии. А курс психиатрии там курировал доцент Дмитрий Семенихин, находившийся в тесных дружеских отношениях с казанской кафедрой психиатрии, наркологии и психотерапии, поэтому клинические ординаторы из Ульяновска даже в обязательном порядке проходили пятимесячную стажировку в Казани. Ольга Валерьевна с улыбкой обводит глазами актовый зал главного корпуса РКПБ, в котором мы находимся:

— Так что с этим залом у меня связаны теплые и интересные воспоминания еще со времен ординатуры! Самые азы погружения в психиатрическую клинику, клинические разборы…

Психиатрия стоит особняком от остальных медицинских дисциплин. Классическая соматика имеет хотя бы субстрат, с которым нужно работать — это человеческое тело. Психиатрическая болезнь — своеобразный черный ящик, врач видит то, что на выходе, но не имеет доступа к механизму этого процесса. Поэтому на первый взгляд кажется, что психиатрия — это какая-то магия, волшебство. Наша героиня соглашается:

— Действительно, психиатрия отлична от других клинических дисциплин, — соглашается доктор, когда объясняет, почему выбрала эту стезю. — Не у всех она вообще идентифицируется как область клинической практики. Безусловно, здесь есть нечто загадочное, зачастую необъяснимое в рамках нормальной логики, иногда выходящее за пределы рационального толкования. Но когда я выбирала эту специальность, у меня возникло желание помогать именно этой категории пациентов. Потому что они испытывают на себе сильное давление психиатрической стигмы. Они становятся отгороженными от активной социальной жизни. Страдают их семьи от того, что есть родственник с психиатрической патологией — то есть стигма распространяется и на семью тоже. И очень хотелось всем этим людям помочь!

У меня возникло желание помогать именно этой категории пациентов. Потому что они испытывают на себе сильное давление психиатрической стигмы

«Наблюдаю изменения в плане отношения к психиатрии у миллениалов»

Ольгу Валерьевну с самого начала очень интересовала область пограничной психиатрии — психосоматические нарушения, которым не всегда уделяется должное внимание как в общемедицинской сети, так и даже в контуре психиатрической службы. Но она столкнулась с проблемой, общей для всех медицинских вузов страны на сегодняшний день: обучение будущего психиатра всегда направлено на получение специалиста в области так называемой большой психиатрии. Пограничным психиатрическим расстройствам и психосоматическим нарушениям столько внимания не уделялось — так сложилось исторически, и через этот барьер пока перейти не удается. Даже если посмотреть в учебные планы — пограничным расстройствам уделяется в них совсем небольшое количество часов. А всю дальнейшую информацию можно почерпнуть уже только на постдипломном этапе обучения.

Но именно сейчас психиатры очень много работают именно с этим спектром — с пограничным. Если раньше сам термин «психиатрия» — это было уже что-то про безумие и кромешную тьму, то теперь общественное восприятие все-таки сдвигается в правильную сторону. Например, популяризировалась проблема клинической депрессии, об этом заболевании рассказывают в открытом доступе, и это помогает уберегать людей от очень опасных ошибок (например, советов «Соберись, тряпка, возьми себя в руки и иди работать» человеку, который на самом деле серьезно болен). Миллениалы легче приходят на прием, чем их старшие «коллеги» — это свидетельствует о некотором уменьшении психиатрической стигмы. Единственный минус «смягчения» общественного мнения — участившееся самоназначение препаратов по интернету. Но это хорошо, что стигма, о которой с грустью говорят психиатры, делает первые неохотные шаги прочь со сцены.

— В плане отношения общества есть подвижки, — подтверждает Ольга Валерьевна. — Состояние огромной когорты людей, которые во время пандемии получили тревожно-депрессивные расстройства, продиктовало необходимость обращения за психиатрической помощью. И еще я наблюдаю изменения в плане отношения к психиатрии у молодежи — у наших миллениалов. Стало много информации в Сети, появилась возможность ею обмениваться, масса мессенджеров, форумов и чатов дает возможность что-то обсудить, снять эмоциональное напряжение и некие стереотипы. И у нашей молодежи уже немного другое отношение.

Если обратиться к психиатру — сразу «встанешь на учет»?

Зачастую люди боятся обратиться к психиатру, потому что боятся немедленной «постановки на учет» (то есть взятия на диспансерное наблюдение), ведь за этим могут последовать и неприятные социальные последствия — человек не сможет получить права на вождение автомобиля, лицензию на владение оружием, устроиться на определенные специальности.

Ольга Валерьевна объясняет: сам термин «учет» — это обиходное выражение. В медицинской среде есть понятие «диспансерное наблюдение», которому подлежат лица, страдающие тяжелыми, стойкими, часто обостряющимися заболеваниями. Если за психиатрической помощью обращается пациент с пограничным расстройством или с депрессией непсихотического уровня, то фиксируется только факт обращения за медицинской помощью, как и в любой другой поликлинике или больнице города. Это делается исключительно для того, чтобы при повторном приеме врач опирался на зафиксированные ранее данные истории болезни и вел последовательное наблюдение. Естественно, диспансерному наблюдению такие пациенты не подлежат — это, по сути, визит, продиктованный необходимостью, изменением состояния психического здоровья. Если пациент чувствует потребность, он приходит на последующий прием. Сам, добровольно. Активному вмешательству психиатрической службы такие случаи не подлежат. И при отсутствии обращений за лечебной помощью в течение года амбулаторные карты подобных пациентов автоматически передаются в архив.

Так что точно не стоит бояться «оказаться на учете», едва переступив порог кабинета психиатра.

«Цикл по психиатрии — один из немногих, который еще до начала вызывает массу эмоций»

Вернемся к карьере Ольги Валерьевны. Окончив клиническую ординатуру в Ульяновске, она осталась на кафедре преподавать — как раз в это время активно шла работа над кандидатской диссертацией. Сначала наша героиня была ассистентом кафедры, потом старшим преподавателем — на ней был медико-психологический блок и практические занятия по психиатрии.

Практика по психиатрии всегда проходит на клинической базе. Преподаватель сначала выясняет уровень теоретической подготовки студентов, а потом ведет их в клинику — там и проходит клинический разбор случаев. Конечно, для молодых людей, которые впервые переступают порог психиатрической клиники, это волнительное мероприятие, и каждый реагирует на происходящее по-своему. Например, наша героиня делится своими воспоминаниями:

— Цикл психиатрии стартует на пятом курсе. И это один из немногих циклов, который еще до начала вызывает массу эмоциональных реакций. Одно дело — когда начинается какой-нибудь большой соматический цикл. А тут — выезд на клиническую базу, ожидание… Когда впервые переступаешь порог психиатрической клиники, начинаешь присматриваться к персоналу, к пациентам, ты встревоженно ищешь, куда тебе нужно войти. Это, безусловно, особая атмосфера, когда все это происходит впервые. А уж когда группа студентов в первый раз идет в отделение — опять же это встречает массу эмоций. Конечно, этому предшествует строгий инструктаж — в отношении внешнего вида, поведения, что можно делать, как нельзя себя вести. В отделении все студенты, разумеется, ведут себя корректно — все-таки это будущие доктора, они уже на пятом курсе, им остался один год до ухода в самостоятельное плавание. Но потом, при обсуждении, мы встречаем массу реакций — и негативных, и тревожных, и эмпатических, сочувствующих. И никогда этот цикл не проходит незаметно.

Это один из немногих циклов, который еще до начала вызывает массу эмоциональных реакций

В Ульяновском университете доктор отработала три года. Параллельно она вела врачебную деятельность и преподавала в Институте усовершенствования учителей — вела теоретический блок занятий по психиатрии для психологов и коррекционных педагогов. После защиты кандидатской диссертации (специальность «Медицинская психология», тема — «Клинико-социальные особенности невротических расстройств врачей и педагогов, работающих с психическими больными») доктор получила предложение перейти на полную ставку в Ульяновскую областную психиатрическую больницу. Там она несколько лет проработала врачом-консультантом в диспансерном отделении, стала заместителем главного врача по внебольничной помощи. Но душа просила дальнейшей научной деятельности и педагогической работы. Так что доктор снова вернулась на родную кафедру — и в это время профессор Анатолий Карпов предложил переехать работать в Казань. В конце 2012 года Ольга Валерьевна решилась на переезд.

Сегодня основное место ее работы — амбулаторно-поликлиническое отделение РКПБ, а совмещает она на кафедре психотерапии и наркологии КГМА. Мечты сбылись — доктор и работает, и преподает, и продолжает научную работу. А значит, мы не можем не задать ей вопрос о том, что больше нравится — учить или лечить. Она смеется:

— Это философский вопрос, над которым я уже почти 20 лет думаю. Знаете, мне интересно и то, и другое. Врачебная практика — безусловно, интересна, особенно на моем участке работы, где невозможно стоять на месте и быть в какой-то рутине. У нас всегда есть интрига, что называется. Но работа психиатра требует значительных эмоциональных затрат, которые прекрасно восстанавливает преподавательская работа. Так что совмещение помогает мне находиться в балансе. Студенты, курсанты, ординаторы — они будто заряжают тебя энергией, когда ты рассказываешь им что-то новенькое и встречаешь обратную связь. Это, безусловно, подпитывает.

А еще, рассказывает Ольга Валерьевна, преподавание держит доктора в тонусе: нужно постоянно что-то читать, готовиться к занятиям, составлять планы, знакомиться с периодикой, развиваться внутри профессии. Нельзя позволить себе сказать «Я устала, завтра почитаю», ведь завтра уже лекция. Так что преподавание — это отдельная, большая часть жизни нашей героини, которая удачно и успешно дополняет врачебную практику.

Врачебная практика — безусловно, интересна, особенно на моем участке работы, где невозможно стоять на месте и быть в какой-то рутине. У нас всегда есть интрига

Самые интересные случаи — те, которые окончились благоприятно

Самыми интересными клиническими случаями из своей практики доктор уверенно называет те, которые завершились благоприятным исходом или прогнозом. Потому что в сфере деятельности психиатра не так часто можно увидеть выздоровление или стойкое значительное улучшение. Так что каждая подобная ситуация запоминается. Один из таких случаев произошел со студенткой-медиком.

На фоне психотравмирующей ситуации (развод с мужем после серии семейных сложностей) девушка дала яркую депрессивную реакцию. Разводу предшествовал аборт. А еще у пациентки этой художественный склад натуры, с богатым воображением. В итоге ее реакция на развод проявлялась в форме стойко сниженного настроения, тревоги, апатии, нежелания вставать утром и куда-то идти. Естественно, она начала пропускать занятия в медицинском институте — а ведь учиться там сложно, все очень строго. У нее в голове начал звучать неоформленный голос (непонятно, мужской или женский), который обвинял ее в том, что она сделала аборт. Девушка, охваченная этими переживаниями, большую часть времени проводила в постели, пропускала занятия, и ей грозило отчисление. Правдами и неправдами ее доставили к врачу-психиатру, который назначил курс антидепрессивной терапии. И она достаточно хорошо и быстро на фоне приема лекарств полностью вышла из этого состояния. Антидепрессант помог ей переработать психотравму, у нее восстановился фон настроения, умственная работоспособность, она возвращается в вуз, закрывает год без долгов, а потом налаживает и личную жизнь. Сегодня она врач, счастливая жена и мама троих детей.

Еще один случай: пациентка в районе 30 лет вышла замуж, и пара начала планировать ребенка. Были сложности с зачатием, женщина прошла нелегкую гормональную терапию и ряд медицинских манипуляций. В итоге долгожданная беременность наступила. Естественно, пациентка эту беременность оберегала всеми возможными способами, но на позднем сроке наступил гестоз с нефропатией — потребовалось срочное кесарево сечение, чтобы спасти маму и малыша. Ребенок появился на свет с хорошими показателями по шкале Апгар, мама тоже неплохо восстанавливалась, но после выписки из роддома она начала отмечать снижение настроения, нарушение сна, постоянную сонливость, и на фоне этого всего у нее тоже начинает оформляться совокупность тревожных мыслей, которые пытаются звучать в голове. И чем больше она не спала, тем сильнее это все оформлялось. Ее это пугало. Она начала бояться засыпать (чтобы не проспать, когда заплачет ребенок). В итоге спала эта женщина полтора-два часа в сутки, а днем у нее были навязчивые мысли о том, что она навредит ребенку. В итоге она оказалась на приеме у психиатра. Молодой маме назначили курс антидепрессантов и препаратов, которые налаживают сон. Она проявляла железную волю к выздоровлению, к желанию испытать настоящую радость материнства, не омраченную посторонними психиатрическими «включениями». И постепенно, примерно за шесть месяцев, эта целеустремленная женщина полностью вышла из своего патологического состояния. Сейчас она продолжает радоваться жизни.

Ольга Валерьевна с большой радостью вспоминает обеих этих пациенток: ведь они без последствий перенесли тяжелые эпизоды, которые могли очень плохо кончиться, не обратись они к психиатру вовремя.

Как бы долго доктор ни работал, тот, кто пришел в медицину и хочет в ней остаться, независимо от стажа работы не теряет сочувствия и сопереживания

«Я на работу каждый день иду с удовольствием»

Сейчас в РКПБ наша героиня не только руководит отделением, но ведет и активный прием: говорит, что не может этого не делать. В ее руках — весь спектр психической патологии, ведь ее отделение консультирует районы республики с совершенно разными случаями. Тут и экспертные, и лечебные, и тактические вопросы, и консультации для МСЭ, для военно-врачебной экспертизы… К сожалению, констатирует Ольга Валерьевна, не во всех районах Татарстана есть психиатры, которые работают в полном объеме, а не по совместительству. Когорта пациентов, которым нужна консультация в отсутствие такого совместителя на месте, обращается за помощью как раз в РКБП.

— Мне эта работа интересна как раз тем, что здесь всегда есть много пациентов, большая активность и широкий спектр случаев. И большая психиатрия, и малая, и психосоматика— все здесь присутствует.

Когда мы говорим о том, как доктор-психиатр относится к своим пациентам, речь заходит о том, что жалость — слово тут не совсем подходящее. А вот сочувствие, сопереживание, желание помочь — то, что надо. Ольга Валерьевна говорит:

— Как бы долго доктор ни работал, тот, кто пришел в медицину и хочет в ней остаться, независимо от стажа работы не теряет сочувствия и сопереживания. Да, иногда поведение врача может меняться. Мы видим признаки выгорания: медицинский юмор, некоторые признаки цинизма. Но даже это не означает, что врач не сочувствует. И я — сколько себя помню, у меня интерес к работе не пропадает. Я на работу каждый день иду с удовольствием, и это не фигура речи — так оно и есть. Конечно, иногда поведение пациента может тебя раздражать и выводить из равновесия. И это нормальная реакция — внутреннее раздражение, ведь поведенческие рисунки наших пациентов чрезвычайно вариабельны. Иногда психическая патология диктует такую модель поведения, что она просто не укладывается в рамки нормальной логики. Но мы понимаем: это проявление болезни. А мы — врачи. И мы всегда сочувствуем, в любом случае, что бы ни происходило.

Доктор рассказывает, что бывает и такое: пациент в психозе ведет себя неадекватно, хамит, грубит, может и нецензурно накричать на врачей. А потом, придя в норму, приходит и просит прощения — извините, мол, я просто болен был, не хотел обидеть. Естественно, доктора его понимают и обиды не держат.

Врач-психиатр, да еще и с таким бэкграундом, как у Ольги Валерьевны, хорошо владеет разными техниками убеждения. Особенно они пригождаются, когда нужно убедить человека подписать информированное согласие на осмотр, диагностику или методы лечения.

— Естественно, приходится включать различные рисунки поведения врача, чтобы пациент грамотно попал на консультацию. Потому что мы без информированного добровольного согласия с мертвой точки сдвинуться не сможем. По сути, не получив согласия, мы с пациентом должны разойтись и более ни о чем не разговаривать, — объясняет доктор.

Мы без информированного добровольного согласия с мертвой точки сдвинуться не сможем

Как отличить чудака от пациента?

Как отличить странного человека от пациента с диагнозом? На этот вопрос психиатры отвечают совершенно четко: для этого они и учатся по несколько лет, чтоб уметь видеть ту границу, на которой заканчиваются варианты нормы и начинается патология.

Закон о психиатрической помощи очень толерантен. При этом ряд психических заболеваний предполагают, что пациент-носитель психической патологии не понимает, что ему нужно обратиться за помощью. И даже воздействие со стороны близких порой не приводит к нужному результату. А врачи, если он не соглашается идти на прием, имеют право активно вмешаться в жизнь пациента в трех случаях: если он представляет непосредственную угрозу для себя и окружающих, если он беспомощен вследствие заболевания и если неоказание психиатрической помощи может нанести существенный вред его здоровью.

Если пациент состоит на диспансерном наблюдении, он постоянно находится в поле зрения врача. Это предполагает, что человек с определенной периодичностью должен общаться с врачом-психиатром. Например, если предписано ежемесячно приходить на прием, и пациент не явился в назначенное время, врач-психиатр должен принять активные меры и сам прийти к человеку на дом. Чтобы выяснить, почему он не может прийти: у него ухудшилось психическое состояние? Или он заболел каким-нибудь общим заболеванием и не может прийти на прием? А может быть, он просто забыл о назначенном приеме?

Как бы то ни было, рассказывает Ольга Валерьевна, с пациентом, который находится под диспансерным наблюдением, взаимодействовать легче. А вот если он никогда до сих пор не был в поле зрения психиатра, тут сложнее. Поэтому есть множество людей, которые формально психиатрического диагноза не имеют, хотя по факту он у них должен быть. Просто психиатр не может в силу законодательства активно вмешаться в его жизнь.

Редкие и короткие встречи с психиатром чуть ли не каждый из нас проводит перед тем, как получить водительские права или разрешение на владение оружием. Вопреки распространенному мнению, эти встречи могут быть довольно результативными. По крайней мере, абсолютные противопоказания к этим видам деятельности врач на таком приеме точно увидит — и сделает соответствующее заключение. Если человек имеет серьезные нарушения психики, то это будет сразу видно профессионалу.

Деменция помолодела, наша служба это может констатировать. И анамнестически мы четко улавливаем связь ее запуска с перенесенным коронавирусом

Коронавирус изменил картину заболеваемости

За те 20 лет, что Ольга Валерьевна работает, сильно сдвинулась картина заболеваемости пациентов. Огромные коррективы в структуру заболеваемости и в распространенность психических расстройств внесла пандемия коронавируса. Стало больше обращений за психиатрической помощью, распространенность расстройств увеличилась. Стало больше расстройств пограничного спектра, тревожно-депрессивных расстройств. Плюс пандемия увеличила количество лиц с нейрокогнитивным дефицитом различной степени выраженности — от легких органических поражений головного мозга до деменции, к сожалению.

— Очень много сосудистых осложнений было, и, пожалуй, в нашей статистике мы четко видим увеличение количества обращений с деменцией. Причем различного возраста — теперь это не только удел пожилых пациентов. Деменция помолодела, наша служба это может констатировать. И анамнестически мы четко улавливаем связь ее запуска с перенесенным коронавирусом, — разводит руками доктор.

«После изучения интернет-ресурсов к нам приходят «специалисты» в области определенных проблем»

95% пациентов приходят к психиатру в сопровождении родственников. Очень часто близкие пациентов приходят, что называется, морально и технические подготовленные и с большим удовольствием начинают диктовать доктору, как нужно лечить пациента. Ольга Валерьевна отмечает с легкой грустью:

— Думаю, это бич нашей профессии. Каждый второй психиатр скажет вам, что работа с родственниками иногда отнимает больше эмоциональных сил, нежели работа с самим пациентом. И, конечно, в нашу работу вносят коррективы интернет-ресурсы. После их изучения к нам приходят «специалисты» в области определенных проблем. Это, конечно, можно корректировать, но занимает больше времени и эмоций, чем хотелось бы. Приходится тактично давать им понять, что они не совсем эксперты в области психического здоровья. Хотя бы по формальному критерию отсутствия диплома и сертификата.

Доктор признается: конечно, иногда это раздражает. Ведь несмотря на то, что у врачей разработаны речевые модули и шаблоны поведения в самых разных ситуациях, они все-таки живые люди.

Приходится тактично давать им понять, что они не совсем эксперты в области психического здоровья. Хотя бы по формальному критерию отсутствия диплома и сертификата

Еще один «куст» неприятных ситуаций для медиков — жалобы от пациентов и их родственников, поданные через интернет-приемные всевозможных ведомств. Когда гражданин что-то прочитал, решил, что ему показана определенная техника лечения, но не получил ее, то начинает писать обращения по инстанциям. И даже если врач полностью прав, каждая такая жалоба, по регламентам, рассматривается, на нее нужно аргументированно ответить и оформить очередную порцию бумаг. И все это занимает огромное количество времени, что не может не раздражать медиков. И здесь мы слышим от Ольги Валерьевны такое печально знакомое нам словосочетание — «потребительский экстремизм». Его говорит каждый второй герой наших портретов — проблема разрастается.

Причем электронные обращения удобны для «потребителя-экстремиста» тем, что ему больше не нужно ходить по инстанциям или, например, писать бумажные письма. Он теперь может направить любую жалобу в любой орган прямо через свой смартфон — иногда прямо сидя в очереди к врачу. И этим с упоением пользуется.

Студенты, которые «обманули» психиатров

Мы спрашиваем Ольгу Валерьевну: а можно ли симулировать психическое заболевание, например, чтобы «откосить» от военной службы? Реально ли это вообще и сталкивалась ли она с подобными случаями? В ответ доктор вспоминает совершенно реальный и забавный клинический случай, который произошел еще во время ее работы в Ульяновске:

— Два друга-студента решили закосить от армии. И так случилось, что и один, и другой были нашими пациентами. Просто у них еще не был установлен психиатрический диагноз. И вот, сначала на активный прием к врачу-психиатру пришел один из них: дескать, я грущу, учиться не могу, у меня депрессия, наверное. Врач при обследовании действительно нашел у него расстройство (не совсем депрессию) и назначил ему препараты. Потом приходит второй, очень похожий, и предъявляет сходные жалобы. И у него тоже обнаруживаются действительные симптомы, назначаются препараты. А потом у них идет военно-врачебная экспертиза перед призывом. А поскольку экспертиза призывника в военкомате включает обследование психиатра, то они получают направление: один в дневной стационар, второй — к нам в поликлинику. Здесь начинается самое смешное. Пациенты и врачи из этого стационара и поликлиники возвращались домой на одной и той же маршрутке (комплекс находился за городом, и оттуда ехал только один вид транспорта). И вот, едем мы как-то раз с лечащим врачом одного из этих ребят. Одного из них лечила я, второго — моя приятельница. А впереди нас сидят они двое и нас не видят. И разговаривают о том, как они ловко нас обеих обманули и закосили от армии! То есть, они-то считали, что совершенно здоровы, хотя на самом деле у них были реальные психические расстройства. По итогу их все равно освободили бы от призыва.

А вот действительно «откосить» от военной службы и эффективно симулировать психическое расстройство — задача максимально сложная. На памяти нашей героини таких случаев не было: иногда врачам пытаются продемонстрировать какие-то симптомы, но такие граждане направляются на круглосуточное наблюдение в отделение закрытого типа. Когда круглосуточно ведется дневник наблюдения, включается ряд провоцирующих факторов (естественно, в рамках медицинских манипуляций). И в итоге доктора все равно быстро отличают действительно больного человека от симулянта.

Они-то считали, что совершенно здоровы, хотя на самом деле у них были реальные психические расстройства. По итогу их все равно освободили бы от призыва

«Возможность вернуть пациента в общество из мира болезненных переживаний»

Работа психиатра — нелегкая и ресурсоемкая. Но Ольга Валерьевна искренне ее любит и не сразу готова сформулировать, что в своем труде выделяет для себя как самое любимое, самое главное. Но в итоге говорит:

— Это, безусловно, чрезвычайно интересная аналитическая работа. Это возможность вернуть пациента в общество из мира его болезненных переживаний. И это — то, что, пожалуй, приносит мне как доктору главное эмоциональное удовлетворение. Когда он был за гранью, а потом возвращается, живет, у него налаживается жизнь. Иногда он о нас забывает навсегда. Создает семью, работает, живет полноценно — просто периодически небольшими курсами принимая препараты. А порой живет без препаратов. И конечно же, меня безмерно радуют такие пациенты, которые все-таки выздоровели.

А выздороветь — действительно можно! Доктор рассказывает: бывают единственные психотические эпизоды. Бывают психотические эпизоды, вызванные внешними причинами и сочетающимися с ними провоцирующими факторами со стороны организма, которые в итоге вылечиваются полностью. К примеру, к таким эпизодам можно отнести послеродовые депрессии психотического уровня, которые бывают единственный раз в жизни. После выхода из такой депрессии женщина возвращается к нормальной жизни. А ведь находясь на грани, она порой жить не хочет и смысла не видит в том, чтобы даже просто дышать. Но ведь выходит в нормальную жизнь и больше не вспоминает о том, что когда-то с ней это было. Ольга Валерьевна с воодушевлением описывает такие случаи, у нее горят глаза, и как-то сразу веришь: психиатрия — это не приговор.

Но бывают и случаи, когда понятно: человек в нормальную жизнь не вернется, его нарушения слишком сильные. Но можно помочь и в этом случае, говорит доктор:

— Возможно облегчить его эмоциональные реакции и реакции его родственников. Скорректировать его представление о болезни. Сформировать более или менее адекватную внутреннюю картину болезни с установкой на прием лекарств. И на жизнь в условиях новой реальности. Но жить-то нужно! И мы должны помочь.

Надо к этому стремиться — уметь оставлять работу на работе и не нести ее домой

«Надо уметь снять халат, во всех смыслах»

Мы спрашиваем: а на себя психиатр никогда не проецирует то, что видит вокруг? Насколько устойчивой должна быть психика самого доктора? Ольга Валерьевна отвечает, что психиатр обязательно проходит психологическую подготовку. А психиатр, который себя любит, обязательно изучит методы психотерапии и техники снятия стресса. Кроме того, любой психиатр должен уметь уйти с работы. По-настоящему уйти, а не прокручивать вечером в голове свои сложные случаи и не вспоминая, что запланировано на завтра в отделении.

— Надо уметь снять халат во всех смыслах. Правда, конечно же, не всегда это получается — повторюсь, мы все живые люди. Иногда это объективно невозможно. Но надо к этому стремиться — уметь оставлять работу на работе и не нести ее домой. И, безусловно, надо уметь снимать себе последствия производственного стресса. А иногда требуется супервизия специалиста, — рассказывает доктор. — Любящий себя профессионал должен иметь супервизора!

Взгляд со стороны глазами коллег есть и у нашей героини — это помогает удерживаться в объективных установках и понять, верно ли проводится процесс лечения.

А еще доктор говорит: каждый профессионал должен уметь учиться, это нужно в том числе и для профилактики профессионального выгорания.

— Как преподаватель, я часто, ведя занятия, вижу реакцию: «Ой, я все это уже знаю». Заинтересовать психиатра чем-то — это гораздо сложнее, чем заинтересовать любого другого врача. Мы уверены, что всё знаем. И этот элемент профессиональной деформации каждый из нас должен постоянно в себе видеть и преодолевать. Потому что всё знать нельзя. Нужно постоянно учиться! — уверенно говорит доктор.

«Хочу остаться помогающей людям»

А от своей сложной работы Ольга Валерьевна старается отдыхать максимально активно: любит ездить на природу, активные развлечения. Очень любит путешествия — новые города, места, интересная информация помогают развеяться и отвлечься. Дома сидеть наша героиня не любит: если не на природу и не в другой город — значит, надо сходить в музей или в театр.

— Это очень интересно, и это очень ресурсообразующие состояния, — признается с улыбкой доктор. — Это нас подпитывает, дает энергию!

Ольга Валерьевна признается: в быту (в частности, в воспитании подрастающего поколения) нет-нет, да и использует техники из психотерапии и психологии. Она говорит: лечить своих близких нельзя, но вот применять некоторые психотерапевтические техники — почему бы и нет? К примеру, мама-психиатр точно знает, как с меньшим для себя уроном реагировать на «закидоны» детей-подростков.

Хочу остаться помогающей людям. И чтобы пациентам было со мной по-прежнему комфортно

Когда мы спрашиваем у нашей героини, какую мечту она хотела бы реализовать в своей карьере, она отвечает, что лет через десять видит себя все здесь же, в клинике, на консультативном приеме. Хочет и продолжать преподавать. А вот готовить докторскую диссертацию пока, пожалуй, не хочет: говорит, что клиническая медицина все-таки победила в ней научного работника.

— Хочу остаться помогающей людям. И чтобы пациентам было со мной по-прежнему комфортно, потому что профессия иногда начинает накладывать отпечаток. Хотелось бы, чтобы профессиональное развитие шло в адаптивном плане, а не в дезадаптивном, — заключает Ольга Валерьевна и вновь обезоруживающе улыбается.