«Переделы земель больше всего коснулись трех национальностей — русских, татар и чуваш»

Переделы надельно-общинной земли

Нам остается осветить еще один вопрос, чрезвычайно волновавший деревню с первого же месяца после свержения самодержавия и до самого октябрьского переворота. Это — вопрос о переделах надельно-общинной земли. Если путь от февраля к октябрю ознаменовался в деревне не только захватами казенных, удельных и частновладельческих земельных угодий и средств производства, не исключая сплошь и рядом и продуктов сельскохозяйственного производства, но и крупными событиями внутри каждого сельского общества и между сельскими обществами на почве аграрно-хозяйственных отношений, что мы рассмотрели выше, то надо признать что вопроса об общих и частных переделах надельно-общинной земли деревня не могла избежать при той экономической и классовой дифференциации, какую мы наблюдаем в нашем крае в 1917 году. Вопрос о переделах земли самой жизнью выдвигался с особенной настойчивостью в местах жительства нерусского крестьянства, где мало было помещичьих земель, где мало было казенных и удельных пахотных угодий, где деревня должна была изыскивать возможности увеличения земельного надела скорее всего за счет своих же собственных ресурсов, которыми она обладала и распоряжалась.

Но в этих местах, как и всюду в Казанском крае, в разрешении деревней вопроса о переделах земли главное значение имеет именно классовая группировка крестьянства; в переделах выразилась полностью точка зрения на земельный вопрос и кулацкого элемента в деревне, и бедняцкого и крестьянина-середняка.

Обратимся к фактическим данным и их анализу. Несмотря на общие постановления и губернских и уездных выборных властей, несмотря на принципиальное согласие с постановлениями о запрещении переделов общественных полей, сельские общества поступали по своему побуждению, определившемуся на сходе. Так в Мамадышском уезде в Петропавловской волости в дер. Верхний Ошлан крестьяне переделили паровое поле по наличным душам. Некоторые лица, лишившиеся скудных душевых полос, выражали свое недовольство перед волостным комитетом, указывая на беззаконность и несправедливость такого действия. Волость не утвердила постановлений о переделе, мотивируя так: «Передел земли впредь до Учредительного Собрания допустим быть ни в коем случае не может, тем паче, что большая часть населения находится в войсках». Это основная мотивировка. Но сельское общество осталось глухо к этому постановлению, состоявшемуся 2 июля, так что волостному земельному комитету пришлось повторить его снова 24 июля и добавить, чтобы отнятые у крестьян по последнему переделу и уже обработанные душевые наделы, были им возвращены при условии возмещения расходов по обработке земли. Такова обыкновенная история, рисуемая документами. Справки же о надельности заставляют присматриваться к вопросу внимательнее. Надел на мужскую душу в этой деревне достигал лишь 2,1 дес. при самом плохом суглинке с примесью мелкого камня. Вполне возможно, что часть крестьян, может быть и большая, стремилась обеспечить себе больший сравнительно надел, пользуясь именно отсутствием многих односельчан из деревни и пребыванием их на войне. Конечно, не исключена возможность и стремление деревенских кулаков сыграть на народном бедствии в свою пользу и захватить в свои руки побольше земли, но не нужно игнорировать и случая отчаянной попытки к увеличению душевых наделов, особенно если было много «мертвых» душ и горячих, но измученных нищетой надела, голов. Именно этот мотив мы склонны видеть в основе передела надельно-общинной земли в деревне Верхний Ошлан.

К случаям такого же рода можно отнести передел в д. Савинове Чистопольского уезда, Ст.-Максимовской вол., где образовались опять-таки две группы, пришедшие предварительно к «взаимному соглашению», что и отмечает волостной комиссар 26 июля 1917 г. В деревнях Фомкино, Ерыкла и Ст.- Максимкино ограничились одними разговорами и от передела воздержались, так как занялись помещичьей землей; комиссар отмечает неспокойное состояние волости и наличие «аграрных брожений».

Но вот два случая передела земли в Спасском уезде в дер. Средняя Биктемирова Нижне-Алькеевской волости и в д. Старые Нахраты Базарно-Матаковской волости. Во-первых, необходимо отметить, что в обеих деревнях преобладает лучший супесчаный чернозем с урожайностью в среднем до 60 пудов с десятины; во-вторых, надел в первой деревне достигает свыше 4 дес. на мужскую душу, а во второй — около 3 десятин. Крестьяне — бывшее государственные; и там и тут еще в 1906 году были товарищеские хозяйства, а впоследствии выросли и хуторские. Одним словом, деревни — благополучнее других в земельном отношении. Картину обычных переделов рисуют в своем прошении от 9 июня два раненых солдата и 16 солдаток из дер. Ст. Нахраты; еще в царское время переделы происходили незаконно и несправедливо, заявляют они, т. к. это дело «коштаны взяли в свои руки», приговор составлялся и подписывался «теми людьми, кого и вовсе нет, а земский начальник на голоса не поверял»; так и теперь, в 1917 году, эти же самые «коштаны» задумали делить землю, когда людей «взяли множество на войну, а солдатки с ними ничего не поделают». Кроме того, делили землю по приговору 1912 года, исключив из состава населения того времени умерших, хотя бы и на войне, но не включив прибылое за 5 последних лет население. Солдатки соглашались на исключение умерших, но с условием включить родившихся за 5 лет; однако этого принято не было. В результате — под угрозой «и кольев и дубинок» заставили бедняков замолчать и произвели передел. Картина нарисована вопиющая. Но «когатанам» именно такой передел был и выгоден и обеспечен, так как они заблаговременно заняли выборные должности и представляли собою начальство, не потерпевшее от войны и нажившееся от революции.

Можно было бы считать сильно преувеличенной эту оценку действий «коштанов», если бы она была одинока. Но и солдат Филатов из дер. Биктемировой говорит почти о том же. Наделили тех людей, которые 15 лет дома не жили; которые давно уже отсутствуют, у которых даже домов нет, да и кого наделили, половина из тех уже успели продать свою землю. Солдатские же семьи оказались обделенными. Несмотря на всю эту аргументацию, переделы остались, однако, в силе, но влияние этих «переделов» оказалось чрезвычайно мощным, увеличивая число недовольных не только сельскими властями, но и центральными.

Земельные переделы прежде всего опротестовываются солдатами или солдатками и беднейшей частью деревни. А аграрная политика Временного Правительства могла лишь подтолкнуть и разложение армии и обострение классовых отношений в деревне среди крестьянства. Приведен еще аналогичный случай.

В начале июля месяца солдат Гизетуллин, солдатские жены и матери, всего 26 человек деревни Утни Ново-Кишитской волости Казанского уезда, жаловались в Совет Рабочих и Солдатских Депутатов на неправильно произведенный передел, именно: «уменьшили души, отобрали удобренную землю и дали самые маломерные полосы и недоброкачественные, так что пахать невозможно, ибо есть некоторые никогда не паханные, вследствие чего пашня невозможна и стоит не пахана». Приговор, по мнению потерпевших, подложный, так как многие вписаны заочно. Но ввиду того, что с формальной стороны все обстояло благополучно, Губернский Земельный Комитет оставил жалобу без последствий.

Из Б. Атнинской волости Казанского уезда мобилизованные общественники, лишь только прослышав о предстоящем переделе, заявляют свой протест, боясь остаться без земли. И из этих фактов мы приходим к таким наблюдениям: 1) переделами больше недовольных среди солдат и их семей; 2) переделы форсируются главным образом у бывших государственных крестьян и чаще всего в татарских деревнях Казанского уезда; 3) побудительным мотивом служит опять-таки тенденции чисто кулаческого происхождения, на что могла повлиять ликвидация хуторского и отрубного хозяйства.

Особенно сильно переделы земли развивались в Цивильском уезде. Большая волна переделов может быть отнесена на июнь месяц, когда началась обработка парового клина под озимь. К концу лета переделы продолжались, но уже не в такой степен, и носили спорадический характер. Документально мы можем установить переделы в следующих селениях уезда: с. Гришине, дер. Хозесанова, д. Старая Бахтиарова в Старо-Тябердинской волости; в деревнях Бол. и Малых Бикшах, Контор-Касы Сиделевской волости; в с. Шоркисры Яниково-Шоркисринской волости; в дер. Айбечь Хормалинской вол.; в дер. Мусирьме Старо-Арабосинской вол.; наконец, в дер. Ивановой и Латышовке Архангельско-Янтиковской вол. Во всяком случае дело не ограничилось 12 селениями; частичные и общие переделы происходили повсеместно. Наблюдаются они главным образом среди бывших государственных крестьян, лишь с. Гришино — бывшее помещичье. Это явление — неслучайное: большей частью в районе расселения государственных не встречалось помещичьих земель, пахотных земель было мало и у казны, приходилось поневоле на первое время ограничиваться своими надельными землями.

Все отмеченные здесь переделы были опротестованы не только единичными заявлениями, но и коллективными; последняя форма протеста даже преобладает. 15 сентября солдатки с. Шоркисры в числе 11 домохозяек подают жалобу и заявляют: «Мужья наши находятся на военной службе и без их присутствия мы будем обиженными: нам дадут плохую землю и, имея маленьких детей, мы не можем присутствовать при этом разделе. Крестьянин Кузнецов из с. Латышовки еще 4 июня писал, что 5 человек «поднимают в деревне большие беспорядки», производя давление на 130 домохозяев в пользу немедленного передела земли; чтобы предупредить передел, Кузнецов просит Губернского Комиссара прислать на его имя «смирительное письмо». По-видимому, была опасность, что большинство, вопреки собственным интересам, принуждено будет пойти за незначительным меньшинством. В селе Гришине 30% домохозяев были против передела земли. В результате передела пострадали интересы солдаток прежде всего. Одна из них, Лукоянова, просит аннулировать передел и прислать охрану «для ограждения от беспорядков и скандалов» во время посева озимых.

33 домохозяина Мусирминского сельского общества просят принять меры к недопущению передела земли по наличным душам, чего настойчиво требуют 6 человек во главе с сельским комиссаром, которым от передела будет выгода; однако солдатские семьи в особенности могут лишь пострадать, т. к. надел уменьшится и с 1728 кв. сажен дойдет до 960 кв. сажен. В виду этого в деревне «происходили и происходят в настоящее время сильные волнения». В жалобе приводится и мотивировка для производства раздела: — «Должны ли мы подчиняться бумажному распоряжению Временного Правительства или воле народа? В бумаге от 10 ноября 11 домохозяев дер. Средний Кибечь Шибылгинской вол. пишут чрезвычайно выразительно: «в нашей деревне есть люди, которые хотят разделить землю по новым душам до Учредительного Собрания самовольно как буржуазные. Г. Земельный Комитет, просим Вас разрешение для успокоения народа; у нас есть солдатки и не согласятся разделить землю потому, что у них мужья находятся в действующей армии, а те, которые буржуазные люди, которые никогда на службе не были и не защищали родину, а они какое-то нашли самовольное право».

Из всего вышеизложенного следует, что в большинстве случаев подавляющее большинство крестьян соглашалось ждать передела земли до конца войны, но преимущественно наиболее обеспеченные, зажиточные и сильные своим авторитетом крестьяне, конечно, лишь на основе экономического превосходства, стремились использовать момент в своих корыстных целях на переделах земли, не гнушаясь усматривать «голос народа» и его волю в заявлениях 5–6 человек из всего общества.

Политическое значение осуществившихся переделов и даже одних разговоров о переделах — огромно. Голос солдаток доносился до окопов с самого начала революции, неумение же Временного Правительства предупредить переделы ускорило распад армии.

Считаем необходимым отметить, что архивные материалы не дают сведений об общих переделах надельно-общинной земли в Чебоксарском уезде. Из этого однако нельзя выводить заключения, что они не занимали крестьянских обществ и не возбуждались. По всей вероятности, в большинстве случаев, старались дело свести к распределению выморочных душевых наделов. Такого рода дел много было в Алым-Касинской, Помарской, Никольской и Воскресенской волостях.

Что же касается общих переделов, то глухое указание на них делает отношение Губернской Земельной Управы в Помарскую волость, где дается указание «решать эти вопросы в отрицательном смысле, и не настаивая однако на безусловном выполнении решения». Это добавление, взятое нами из отпуска от 25 июля за № 374, чрезвычайно характерно и важно. Но чем оно вызвано, какие события ему предшествовали, — все это может быть выяснено из дальнейших архивных разысканий. Ясно одно, что уже в июле месяце в деревне власть авторитета не имела, больше прислушивались к Совету Крестьянских Депутатов, особенно к его майским постановлениям.

В результате рассмотрения вопроса о переделах надельно-общинной земли мы приходим к такого рода обобщениям.

Вскоре после свержения самодержавия, считаясь с полным игнорированием земельного вопроса и необходимостью его разрешения со стороны временного правительства, деревня сама приступила к разрешению его, помимо правительственных органов власти силою авторитета сельского или волостного схода.

Вопрос о переделах земли возник в деревне также очень рано, и если порицалось и не встречало сочувствия предложение о полном переделе, то в большей степени практиковался частичный передел.

Наиболее частым и господствующим явлением передел земель наблюдался среди крестьян бывших государственных, поселения которых расположены далеко от помещичьих усадеб, а казенные и удельные лесные массивы оставались пока в сфере влияния, хотя и сильно слабеющего, лесной правительственной администрации.

Отсутствие частновладельческих земель в районе расселения бывших государственных крестьян, обусловливает и то положение, что эти переделы земель больше всего и коснулись главным образом трех национальностей — русских, татар и чуваш; у марийцев вопрос о переделах земли мог не стоять так остро ввиду того, что земледелие у них является больше подсобным занятием, чем разные промыслы и торговля, особенно с точки зрения экономической, чисто бюджетной.

Вопрос о переделах земли и возбуждался и получал реальное осуществление, главным образом, под давлением кулаческого элемента каждого села и деревни, который, предвидя из всего хода событий в деревне торжество надельно-общинного землепользования, старался воспользоваться отсутствием многих работников деревни в своих корыстных целях, пренебрегая интересами не только семей, рабочая сила которых была взята на военную службу, но и подавляющего большинства сельского населения, прибегая даже к насилию над волей этого большинства и обману. Документы указывают, что переделы происходили а) по подложным приговорам, в) «по старому режиму», с) по старым душам без прибавки новых, д) часто наделялись фиктивные души, но обделялись солдаты и их семьи. Это — общая картина переделов.

Но были случаи, представляющие собой редкое исключение, когда передел совершался под гнетом нужды, экономической несостоятельности, в результате отчаянной нищеты и безвыходности положения.

Наконец, переделы земель, рано возникшие в деревне как проект, быстро получали осуществление, темп производства переделов достигает своего высшего напряжения летом 1917 года, к осени начинает ослабевать, вследствие перемены классового состава низших земельных и административных органов в деревне, когда в комитеты безопасности, земельный и продовольственный, стали проникать в большинстве крестьяне-середняки, а к зиме, т. е. с конца октября до декабря 1917 г., переделы земель совсем замирают в связи с окончанием полевых работ, углублением аграрного движения и полной сменой сельских властей после октябрьского переворота, когда на первое место стали деревенская беднота, фронтовик и крестьянин-середняк.

Насколько глубоко проникла в деревню классовая борьба, выразившаяся в крестьянских движениях на почве надельно-общинного землевладения и землепользования, мы видим не только из того фактического материала, который нами добыт из архивов и уже освещен.

Если мы бросим взгляд на общий характер крестьянских движений в нашем крае в 1905—1906 годах, то нам станет очевидной та мощь и глубина движения, которая проявилась в 1917 г.

Во первых, крестьянские движения в 1905—1906 г. проходили большими, но непродолжительными волнами, и, что самое важное, подчас без всякой связи с городским революционным движением.

Во вторых, крестьянские движения направились почти исключительно против помещичьего и крупного землевладения, коснувшись мелких крестьян-собственников там, где помещичье землевладение мало распространено. Сильнее крестьянство заявляло свои претензии казенному ведомству, особенно относительно леса, чем к мелкому землевладельцу или арендатору помещичьей земли из крестьян. Крестьянство по отношению к последним дальше просьб, мирских приговоров и частичных потрав и порубок не пошло. Во всех действиях даже против земских начальников, чувствовалась неуверенность, а с нею и отсутствие организованности.

Если же мы посмотрим на внутриобщинные взаимоотношения, то здесь увидим еще меньше революционной активности. Главными вопросами, частью осуществлявшимися в революционные годы, были 1) отказы от платежа налогов и всевозможных сборов и от выполнения повинностей, особенно воинской, 2) перевыборы сельских и волостных старшин и писарей, 3) раздел, а большей частью и просто увоз хлеба из общественных магазинов; 4) местами имел место раздел общественного леса. Весьма крупные разговоры велись относительно отобрания земли у кулаков и раздела ее между членами сельского общества, о необходимости требования семенной ссуды у правительства, если вблизи не было имения, откуда можно было бы взять семена; заявляли принципиальное нежелание остаться при прежних наделах, отрицая в то же время покупку земель и разделы общинных земель; выносили приговоры о присоединении к Всероссийскому Крестьянскому Союзу и косо смотрели на сельские общества, арендовавшие раньше или некогда обрабатываемую помещичью землю. В этом заключаются главные мотивы внутриобщинных крестьянских взаимоотношений и редко последние выходили за грань обсуждения и разговоров. Всякий приговор, каждое выступление любого крестьянина рассматривалось начальством как политическое преступление и немедленно каралось прежде всего арестом и административной высылкой. Это, конечно, могло только обессилить революционное движение. Такие явления мы наблюдали в Цивильском, Чистопольском, Чебоксарском, Козьмодемьянском, Тетюшском и Казанском уездах и по преимуществу в 1906 году.

Но в крестьянских движениях 1905—1906 годов, если и не было достигнуто чего-либо существенного, то все же обнаружилось многое, что надо бы учесть в будущем, а именно: свержение самодержавия, помещиков и буржуазии, захват власти в собственные руки, тесный боевой союз с революционным пролетариатом, а потом уже дальнейшее углубление социальной борьбы и строительство трудового государства. Это было намечено 1905 годом и полностью осуществлено в 1917.

Крестьянские движения 1917 года в России, развернувшиеся на почве надельнообщинного землевладения, еще не освещены в изданных материалах; это лишает нас возможности определить место казанских движений, их значительность и важность в целом ряде других областей и губерний. Ни Н.Н. Фирсов, ни С. Дубровский в своих трудах их не касаются. Провинциальные издания материалов по этому вопросу чрезвычайно скудны, если не сказать больше. Однако материалы, опубликованные М. Мартыновым, дают некоторую возможность указать на некоторые параллели.

Всего лучше в этих материалах освещен взгляд на свое право, свою инициативу в разрешении земельных вопросов деревни. Херсонский представитель Министерства земледелия А.В. Гранов 21 августа 1917 г. констатирует «глухое недовольство крестьян»: «Здесь все явственнее сквозили ноты вроде таких, что «надоело нам ждать», «в Питере разговорами занимаются, а нам пахать надо»..., «надо самим о себе позаботиться» и т. д.

Несколько дальше он еще ярче вскрывает общую причину «самочинных» действий крестьянства: «Престиж и авторитет государственной власти теперь сдвинулся с того кульминационного пункта, на котором он был непосредственно после ликвидации событий 3–4–5 июня и образования коалиционного министерства последнего состава».

В этом заявлении можно согласиться только с тем, что авторитет власти упал; это бесспорно. Но что он упал только после образования коалиционного министерства и ликвидации большевистского выступления — это едва ли так; дату падения авторитета надо отодвинуть значительно выше — к началу мая месяца, когда вполне отчетливо выявилась позиция правительства в земельном вопросе и когда руководство в последнем взял на себя съезд Крестьянских Депутатов. В начале своего доклада А.В. Гранов как будто и сам указывает на это, констатируя и вполне понятное стремление местных людей создать там, где нет общего государственного закона и где его отсутствие болезненно ощущается, какие-то свои собственные нормы, так или иначе регулирующие запутанные и сложные отношения. Это положение подтверждается и нашими материалами.

Та же инициатива с мест проявляется в Минской, Рязанской, Виленской и Тамбовской губерниях.

Переделы общинной земли, имевшие столь глубокий политический и социальный характер, имели место в Рязанской губернии, в Раненбургском уезде. Уездный комиссар Сухарев 28 июля сообщал, что «неоднократные попытки передела общинной, отрубной, купчей земли и земель четвертного права немедленно ликвидировались». В Буинском уезде Симбирской губернии крестьяне деревни Кошки-Куликеево 14 июня 1917 года решили сделать передел всех земель в деревне.

В Раненбургском уезде Рязанск. губ. отмечаются и случаи ликвидации арендных отношений; «В Дубовской, Ломовской и Ст.-Кленской волостях было по 2-3 случая, когда крестьяне увозили копны с тех пашен, которые сданы были ими в аренду в предшествующие годы. В этих случаях, если судить по аналогии с нашим материалом, проявляется борьба с кулацкой арендой и стремление сохранить за собой сданную в аренду землю.

В Кирсановском уезде Тамбовской губернии отмечается постановление уездного земельного комитета о передаче крестьянам всей земли, посеянной испольно. Землевладелец Дашкевич 12 июня указывает, что это постановление бьет не только тех помещиков, которые, не имея своего инвентаря и денег, сдают всю землю испольно, но и крестьянок-солдаток и многоземельных крестьян, которые тоже практиковали испольщину. Однако он в скобках должен был заметить, что «по своеобразной логике такая передача земли применялась лишь во владельческих имениях». Это примечание указывает, что крестьянство в процессе классовых взаимоотношений выработало определенную тактику и каждый случай разрешало согласно его сущности, экономической и классовой. Примеры этого и довольно разнообразные мы приводим и по нашему краю. Приведенный пример борьбу с испольщиной общинной земли не отвергает как факт, он лишь указывает, что были какие-то особые приемы для этого; мы их знаем из наших материалов. Итак, борьба с испольщиной общинной земли не одинока в нашем крае; она встречается и в других местах.

Мощь крестьянского движения увеличивалась в 1917 году по мере того, как скоро слово претворялось в дело. Быстро созданные революционные аппараты содействовали выполнению вековых надежд и желаний крестьянской трудовой массы.

Крестьянские массы, имея за собой громадную политическую победу, одержанную фронтом и революционным пролетариатом, — свержение самодержавия и правительственного аппарата царской эпохи, по мере своего поступательного развития выдвинули лозунги и социальной борьбы, и быстро, дружным напором и с редким единством стали осуществлять их. Снеся старые формы социально-экономического и политического устройства в деревне, крестьянство выдвинуло и то новое и долгожданное, что легло в основу общественно-политической организации трудового крестьянства. Одновременно с этим, заканчивая борьбу с своими вековыми врагами — помещиком, купцом и чиновником, крестьянство быстро развернуло фронт, пользуясь тем же оружием, но с иными тактическими приемами, и против своих маленьких врагов — против мелкого крестьянина-собственника, кулака-арендатора и торгаша-мироеда. В деревне не осталось ни одной группы, которая не была бы вовлечена в эту борьбу. Из борьбы, которая продолжалась еще долго и после 1917 года, трудовая масса крестьянства вышла полным победителем и создала в процессе борьбы Республику Труда, вписав в ее конституцию свой вековой лозунг «земля и власть трудовому народу». Внутриобщинные крестьянские взаимоотношения и борьба в 1917 г. послужили залогом тому, что социальная победа в деревне была прочно закреплена за трудовым крестьянством и определила всю его дальнейшую программу политических и социальных требований в борьбе за господство трудящихся.

Те же внутриобщинные крестьянские движения показали, что тенденция трудового крестьянства в вопросе перераспределения всех земель сводилась не только к тому, чтобы земля попала в руки только хозяев, обеспеченных в достаточной степени скотом и орудиями производства, но и к тому, чтобы можно было предоставить ее и деревенской бедноте, сельскому наемному рабочему. Особенно ярко это подтверждается фактами ликвидации арендных отношений и наделением землей сельскохозяйственного пролетариата. События в деревне 1917 г., начиная уже с мая месяца, имели в себе зародыш для развития борьбы не только против землевладельца, но и против деревенского капитализма. И если 1917 год дал победу над первым, то 1918 г. обеспечил победу над вторым.

Крестьянские движения, выросшие на почве внутриобщинных аграрных отношений, их характер и динамика красноречивее всего определяют идеологию трудового крестьянства, его программу и тактику в социальной борьбе. Вот почему мы считаем необходимым возможно подробнее выяснить эти движения и изучить их.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Из истории крестьянских движений в Казанском крае в 1917 году. (Очерк по архивным материалам). Часть 2-я.

Опубликовано в журнале «Вестник научного общества Татароведения»
(Казань, 1926. № 5. С. 81–105)