Башни, храмы и общежития Мокрой слободы

Ильинские ворота как портал в Первопрестольную

Возвращаемся с Прилуцкого холма к Ямским воротам — месту слияния нынешних переулка Рустема Яхина и улицы Коротченко. Идем далее вдоль посадской стены, держась правой стороны улицы Коротченко, если смотреть со стороны переулка. Справа у нас комплекс ЦУМа, слева — бывшие номера Ивана Соболева и далее по списку. Пошли: «…от Ямские проезжие башни до Круглые Шестиугольные башни (опять двойное название! — прим. авт.) стены 102 сажени с четою. По стене нижних 104 бойницы, верхних 155 бойниц. Башня Шестиугольная. От стены до стены 8 сажен 3 четы. По башне нижних 8 бойниц, средних 9 бойниц, верхних по обламу 11 бойниц».

«102 сажени с четою» — это 220 метров, а «8 сажен и 3 четы» — 17 метров соответственно. Проделав известные манипуляции на нашем совмещенном топографическом чертеже, нетрудно установить, что очередная «Круглая Шестиугольная башня» диаметром около 17 метров помещалась на правой стороне нынешней улицы Коротченко (по ходу нашего движения), напротив угловой части современного многоквартирного дома за №22.

Продолжаем движение по правой стороне улицы: «…от Шестиугольные Круглые башни до Ильинские проезжие башни 104 сажени без 11 вершков (224 метра, — прим. авт.). По стене нижних 104 бойницы, верхних 136 бойниц». Таким образом, искомое местоположение Ильинской проезжей башни находится в точке выхода улицы Коротченко к эспланаде между ЦУМом и Ледовым дворцом (ближе к северо-западному углу торгового комплекса). Из описания также следует, что Ильинская башня была либо «четвероугольной», либо квадратной в плане: «Башня Ильинская, проезжая. От городовой стены до ворот четыре сажени с аршином и с полуторным вершком. Ворота 2 сажени с аршином без полутора вершков. От ворот до стены 4 сажени с вершком. Нижних 5 бойниц, средних 8 бойниц, верхних тож». Проделав несложные расчеты, получаем ее ширину — она составляла шесть с половиной саженей, или 14 метров с копейками. Высота башни нам неизвестна, но исходя из площади ее основания (и с учетом известных пропорций) можно пред­положить, что она достигала 18—20 метров. При этом Ильинская башня стояла в низшей точке тогдашнего казанского рельефа (на отметке примерно 49,5 м по Балтийской системе — то есть на 4 метра ниже среднегодового уреза воды в нынешнем Куйбышевском море), ее должно было по веснам регулярно «топить», впрочем, последнее обстоятельство ничуть не умаляло ее значения — ведь через Ильинские ворота пролегал кратчайший путь на Москву, причем следы этого пути исчезли на памяти нынешнего старшего поколения казанцев.

Еще относительно недавно (примерно до 1996 года) здесь, между ЦУМом и Ледовым дворцом, проходила изогнутая улица Кремлевская, служившая в советские годы связующим звеном между крепостью и привокзальным районом — и о ней я подробно писал в «Логовищах». Улица эта некогда начиналась от Юго-Западной угловой круглой башни Кремля, затем мостом пересекала Булак (после отсечения в 1956 году протоки от Казанки мост был демонтирован, и улица оказалась разорвана), ну а далее она выходила в промежуток между нынешними Ледовым дворцом и ЦУМом и упиралась в улицу Саид-Галеева (бывшую Товарную и Вторую Мокрую) непосредственно у железнодорожных путей. Казанские старожилы, конечно же, помнят ту Кремлевскую — ведь именно по ней следовали к вокзалу трамваи девятого маршрута, пока в апреле 1978 года пути не перебросили на набережную Казанки. Грандиозное строи­тельство, развернутое в рамках воплощения в жизнь так до конца и не реализованного проекта эспланады «Кремль — Волга» и включавшее возведение в Забулачье целого ряда общественных, спор­тивных и торговых сооружений (ЦУМ, Ледовый дворец, КРК «Пирамида» и т.д.), окончательно «добило» все то, что еще оставалось от древней улицы — в августе 1996 года она прекратила свое существование, а звучный топоним «Кремлевская улица» перешел по наследству бывшей улице Ленина, она же Воскресенская. Так на наших глазах исчезла с карты Казани еще одна дорегулярная дорога, былое транспортное значение которой трудно переоценить — ведь в XVIII веке она была главной связующей нитью между ядром городского посада (крепостью вкупе с гостиным двором) и Московской почтовой дорогой.

Между прочим, летопись ныне несуществующей Кремлевской улицы проще и удобнее всего проследить по изменениям в ее топонимике (в исторической ретро­спективе), и хотя об этом уже было практически все сказано в «Логовищах», думаю, нелишним будет и повториться. Так вот, собственно «Кремлевской» улица была в советский период, до этого на протяжении достаточно длительного вре­мени (1849—1926 гг.) она именовалась «Триумфальной» — последний топоним происходил от триумфальной арки, возведенной в 1849 году в честь открытия Адмиралтейской (Земской) дамбы. Арка эта, снесенная в 1875 году при прокладке линии конки, стояла в створе современной Московской улицы, у юго-восточного угла нынешнего Ледового дворца. Еще раньше (приблизительно в 1774—1849 гг.) в разных картографических источни­ках улица проходит как «Односторонка Поперечно-Мокрая» и «Односторонка Лесной площади» — при этом стоит напомнить читателю, что в описываемое время Лесной площадью именовали обширную пустошь на месте нынешнего Центрального стадиона, служившую «для складки казенных, обывательских и запасных лесов и дров». Ну и, наконец, в дорегулярный период (который нас, собственно, и интересует) улица была поделена на две части — ее отрезок, прилегавший к крепости, именовался Кузнецким переулком, а вся забулачная часть (от Булака и до Ильинских ворот) — Большой Успенской улицей, по имени древнего Успенского собора, стоявшего на левом берегу Булака, в промежутке между нынешним комплексом «Пирамида» и отелем «Мираж».

Древний храм, едва не переживший СССР

Деревянная церковь на этом месте появилась в 1566 году: «За Булаком, в остроге, государева царя и великого князя Слобода Ямская, а в Слободе церковь Успения Пресвятой Богородицы, да в приделе церковь Фрол и Лавр и все церковное строение мирское, а у церкви двор попа Тихона, во дворе проскурница да 11 келий старцев и стариц нищих».

Первоначальная церковь составляла небольшой приход в несколько дворов, беспорядочно раскиданных по левому берегу Булака, но издревле существовавшие при ней кельи, очевидно, положили начало монастырской жизни — в источниках XVII столетия храмовый комплекс упоминается уже как Успенский девичий монастырь. Более подробные данные о нем сообщает в своих «Сведениях о Казани 1739 го­да» геодезист М.С. Пестриков: «Монастырь девичий и собор Успения Богородицы за Булаком. При нем церковь теплая Сретения Господня, придел Михаила Малеина. Напрестольной крест Господень сребреной вызолочен, в нем мощей святых 31 частица. Круг мона­стыря ограда, и в нем кельи деревянные».

После пожара 3 мая 1749 года обитель пришла в упадок, а в 1764 году, вместе с близлежащим Прилуцким монастырем, была упразднена в ходе секуля­ризационной реформы. В то же время приходской Успенский храм находился на пике своего расцвета — его благополучие до поры до времени держалось на пожертвованиях богатых прихожан (в большинстве своем наших знакомых) — супругов Ивана Александровича и Анны Николаевны Родио­новых, еще не успевших переехать на Воскресенский холм, статского советника Ивана Павловича Кудрявцева, казанского фабриканта Ивана Федоровича Дряблова, чья дочь Аксинья была первой женой того же И.А. Родионова, и других. Увы, еще до Пугачева все они разъедутся (кто на счастье, а кто — на беду) в разные части города, и приход практически одномоментно превратится из богатейшего в один из самых захудалых. В 1777 году на левом берегу Булака поселится наш «стекло­вар» Федор Желтухин, назначенный казанским вице-губернатором, но после его перевода в 1784 году в Тобольск приход уже окончательно захиреет, и даже встанет вопрос о его закрытии.

Но мир не без добрых людей — от полной ликвидации храм спас новый его прихожанин, купец I гильдии, Казанского наместничества питейных сборов откупщик Иван Степанович Жарков (1742—1813), в том же 1784 году переехавший из Царевококшайска в Казань и приобретший на углу Левой Набережной Булака и Большой Успенской улицы (будущей Триумфальной) земельный участок в 3542 квадратных сажени, где у него поместились двухэтажный каменный дом с садом, а также свечной, мыловаренный и пивоваренный
заводики. Иван Степанович вошел в историю нашего города как инициатор возведения первого (и, возможно, последнего) в Казани разводного моста — в 1799 году на свои средства он переделал деревянный Кузнецкий мост через Булак в подъемный, оборудовав его сложным поворотным механизмом с цепями, приводившимся в действие вручную.

Подобная переделка была вызвана, конечно же, не купеческой прихотью, но необходимостью — в ту пору в период недолгой весенней навигации Булак все еще использовался как торговая артерия, и мост разводили на ночь для прохода барж к многочисленным складам на берегах реки. Одновременно с мостом И.С. Жарков решился обновить и практически уже «списанный» Успенский храм — воспользо­вавшись своими полномочиями городского головы, он ходатайствовал перед церковными властями, «чтобы собора не уничтожали, а дозволили ему на его собственный счет возобновить церковь».

Соответствующее разрешение было вскоре получено, и в 1809—1811 годах храм полностью перестроил губернский архитектор Александр Кириллович Шмидт, придав ему невиданные дотоле в Казани строгие классические формы — в его мощных восьмиколонных портиках угадывались мотивы другого возобновленного примерно в это же время храма — собора Казанской иконы Богородицы. Разумеется, И.С. Жаркову пришлось взять на себя все заботы о благополучии своего детища — он полностью обеспечивал функционирование храмового
хозяйства, а в церковные праздники раздавал щедрые дары всем нуждающимся прихожанам — до последнего нищего. Так что его кончина в канун праздника Пасхи 1813 года была для местных жителей тяжелейшей потерей.

А спустя всего два года после ухода Ивана Степановича только что отстроенный Успенский собор сгорит дотла в страшном городском пожаре, сгорит вместе с первым и последним в истории нашего города Жарковским разводным мостом. Мост будет возобновлен очень оперативно, правда, уже не в разводящемся варианте (его попросту чуть приподнимут над протокой для возможности прохода судов) — средства на строительство выделит купеческая вдова Мария Матвеевна Жаркова, которая вместе со своей родной сестрой, Прасковьей Матвеевной Крашенинниковой, продолжит успешно вести все торговые дела своего мужа, переживет его на 13 лет и упокоится 30 июля 1826 года на Арском кладбище в одной с ним могиле.

В отличие от моста, Успенский храм скоро восстановить не удалось, более того, последний, как несостоятельный приход, во второй уже раз решено было упразднить. Поразительно, но сестры Мария и Прасковья сумели вновь его отстоять. Несколько раз они обращались в епархию с просьбой «о дозволении им выстроить Успенский собор на свой счет вновь, так как возобновлять его, по причине появившихся на стенах седин, было невозможно».

В конце концов сестры-купчихи добились соответствующего разрешения. Вновь явился на помощь архитектор А.К. Шмидт, и к апрелю 1822 года собор был возобновлен в прежних формах, наново расписан изнутри, а 8 августа того же года и переосвящен — архиепископом Казанским и Симбирским Амвросием II (Протасовым). И в последующие годы сестры Мария и Прасковья не обходили Успенский храм своим вниманием — по существу, все относительное благополучие одного из убыточных казанских приходов держалось исключительно на них. По смерти М.М. Жарковой Прасковья Матвеевна построила на свои средства дом причта, а прямо на церковной ограде выстроила небольшой двухэтажный домик для себя — «с тем, чтобы после ее смерти сей дом служил средством обеспечения для духовенства же за поминовение ее и ее сродников».

После кончины П.М. Крашенинниковой 14 августа 1848 года храм перешел на попечение купеческой четы Никитиных — Василия Никитича и Дарьи Ивановны, которые тоже были родом из Царевококшайского уезда и даже состояли с Жарковыми в родственных отношениях. На деньги Никитиных собор ремонтировался дважды (после пожаров 1849 и 1859 годов) — и в ходе последней перестройки он приобрел тот вид, который мы хорошо знаем по дореволюционным фотографиям: отдельно стоявшую колокольню тогда заменили встроенной в основной объем храма, а внутри по рисунку, утвержденному архиепископом Казанским и Свияжским Антонием (Амфитеатровым), устроили иконостас в стиле рококо, поражавший современников своей красотой. Теперь Успенский собор получил три престола: главный, как и прежде, — Успения Пресвятой Богородицы, приделы в трапезной части — Сретения Господня и святого преподобного Иоанна Дамаскина, в память об Иване Степановиче Жаркове.

Семнадцатый год открыл последнюю трагическую страницу в жизни Успенского собора, по степени драматизма не сравнимую ни с какими прочими случавшимися за всю его историю историческими катаклизмами — пожарами, наводнениями, эпидемиями и даже разгромом Емельки Пугачева. После долгой и — увы! — безуспешной борьбы за место под солнцем (все перипетии которой подробно описаны во второй моей книге) прихожане лишились своей святыни — 15 октября 1931 года было вынесено постановление ТатЦИКа «О закрытии Успенского собора и использовании его здания под общежитие рабочих Татарского транспортного объединения».

За время пребывания в стенах храма рабочие Таттранса привели его в безобразное состояние: сожгли в печках десятки старинных икон и церковных книг, раскололи на дрова двери, окна и даже знаменитый иконостас в стиле рококо, загадили весь двор всяким хламом, разбили и пустили на хозяйственные нужды надгробные памятники, оставшиеся еще со времен монастырского погоста. Кроме занимаемых помещений, дирекция транспортного треста требовала еще и дом причта под столовую, но он не был ей передан, а пошел под коммуналки.

В первые послевоенные годы бывшая территория храмового комплекса (над которой еще доминировали Успенский собор с колоколенкой) использовалась под деловой двор стройконторы для производства типовых фанерных дачных домиков, а в 1963 году остатки церковной земли вместе с храмом отдали под государственные гаражи автотранспортного предприятия (АТП-1). Летом 1972 года на Центральном стадионе проходила какая-то американская выставка (о которой сегодня уже едва ли кто и вспомнит), и дабы не смущать видом руин заокеанских гостей, колоколенку по-тихому смахнули. Самого же собора до поры до времени не тронули: еще несколько лет его насквозь проржавевший купол, напоминавший гигантский шлем великана, возвышался над исторической застройкой Забулачья. Помню, любуясь окрестностями с Кремлевского холма, туристы все спорили, что это там возвышается за Булаком — храм или же некое таинственное сооружение иного рода, навроде обсерватории. Увы, спорить им оставалось недолго — во второй половине 1970-х годов на месте Успенского собора был запроектирован двухзальный кинотеатр-монстр, своими масштабами многократно превышавший все имевшиеся на то время кинозалы Казани. И 16 августа 1978 года, в один день, храм был превращен в груду щебня; к слову, двумя годами ранее аналогичным образом власти разделались еще с одним памятником — Казаковской мечетью, хотя она никоим образом не затрагивала проезжей части улицы Татарстан. С кинотеатром же не срослось — простояв долгостроем почти четверть века, он был взорван (после нескольких неудачных попыток демонтажа) в феврале 2001 года, взорван, чтобы освободить место для двух новых символов наступающей эпохи — отеля «Мираж» и комплекса «Пирамида».