Салават Фатхетдинов: «Это ужас — я даже представить не мог, что буду без работы 9 месяцев!»

О ковиде и ферме с медведем

— Вы феномен татарского народа, татарской культуры. Расскажите, пожалуйста, как так получилось?

— Каждый должен делать свое дело так, как он умеет и знает. Я учился на эту профессию и делаю то, что умею. В спорте у меня 50 на 50, спорт и искусство — неразделимы. Сейчас я по спорту передал свои полномочия сыну. Впервые в жизни в этом году я отдыхал более 9 дней, никогда такого раньше не было, всегда гастролировал. Сейчас не работаем уже 9 месяцев.

— Чем занимались в это время?

— Я благодарен тому, что у меня есть маленькая ферма, свой колхоз. Всегда смеюсь над собой. Я уехал из деревню и создал ее здесь.

— У вас своя ферма?

— Ну как сказать, павлины вылупились, индюки, бараны, коровы, от медведя я избавился. Он стал большим и проблематичным.

— И медведи были?

— Медведь появился у меня лет 15 назад. В Самаре показали медвежонка, я увидел, не подумал, что он будет расти. Потом появились проблемы, мы его отвезли назад в Самару.

Как был пастухом и мечтает помочь детям-инвалидам

— Вы на этой ферме сам хозяйничаете?

— С удовольствием, все сделано моими руками. В семье было шестеро детей, отец умер, маме было тяжело одной. Старшие умели печь хлеб, суп готовить. Я с 13 лет работал пастухом. Сейчас пришло время вспоминать навыки.

— Вы завели ферму как бизнес-проект?

— Я 30 лет занимаюсь с детьми-инвалидами, это моя миссия. На ферме мы сделали широкие тротуары, чтобы дети на колясках могли спокойно передвигаться. Только в этом году мы это документально оформили, пока официально заводить детей туда нельзя. Думаю, в новом году мечта моя сбудется. Перед Новым годом у меня традиция — посещать детские дома, дарить подарки воспитанникам. Они ждут концерты.

«Папа» для многих и добрые дела

— Почему вы занимаетесь благотворительностью?

— В Челнах ко мне обратилась группа детей, чьих мам и пап лишили родительских прав. Они были в 5 или 6 классе, я им помогал до тех пор, пока они не выпустились. Многие до сих пор поднимаются на сцену и называют меня папой. У меня девиз по жизни: «Ни дня без доброго дела».

— Вы сами к этому девизу пришли или вас кто-то так воспитал? Некоторые это делают по чину, кто-то из-за сердобольности, а вы почему?

— Добрые дела делают небогатые люди. Я знаю нескольких таких людей, которые сами спрашивают меня, как помочь. В основном приходится выпрашивать.

О 9 месяцах без работы и онлайн-концертах

— Вы сказали, что раньше не отдыхали более 9 дней, а сейчас 9 месяцев? Как вы это пережили?

— Это ужас — я даже представить себе такое не мог, что буду дома без работы 9 месяцев.

— Вы сократили коллектив?

— Никто не уволен, все получали деньги и получают. Кроме меня. Были запасы, друзья поддержали.

— Вы следили за ситуацией на федеральном уровне, когда российские звезды говорили о том, что бьют тревогу и что артистам нужна поддержка. Вы как на это смотрите?

— Если уж московские артисты ничего не добились, так и останется, к сожалению. Сейчас у нас есть пара проектов. Мы разговаривали с министром культуры, нас хотят поддержать — оплатить онлайн-концерты. Это не много, но хоть что-то есть. Чувствуешь, что ты не один, за тобой следят.

После ковида решил стать строителем

— А корпоративы? Может, кто-то будет организовывать?

— Народ не захочет — кто-то переболел, кто-то болеет. Эта зараза на самом деле есть. Я это прошел. Вместе с женой лежали в одной палате. Инфекции надо бояться.

— А как вы пережили коронавирус?

— У меня было в легкой форме, а жене было тяжело. У нее была паника. Мы друга друга поддержали.

— Как сейчас себя чувствуете, прошел этап реабилитации?

— Думаю, да.

— С какими планами смотрите в будущее?

— Я хочу переквалифицироваться, заниматься другим делом. Но рассказывать не буду, боюсь сглазить. Потихонечку привыкаем, учимся. Это не связано с творческой деятельностью. Единственный бизнес остался в строительстве, там хотим себя попробовать.

— Будете продолжать творческую работу?

— Естественно. Этот год, год Крысы, — мой. Я надеялся, что все будет на ура. Вышло все наоборот. Впервые за столько лет даже студентов не принимали. Нет концертов, гастролей. Отчаяние. С артистами мы встречаемся иногда. Немного полегчало, когда заработал театр Камала. Я жить не могу без театра. Сейчас с вами закончим интервью и я пойду в театр, посижу часа два.

О «Театре песни Салавата» и пропусках сезонов

— Кстати, именно в театре Камала всегда проходили ваши августовские гастроли. Как зародилась эта идея? Вы были первым татарским артистом, который не только выходил и пел песни одну за другой, а делал полноценное шоу.

— Есть разные виды театра. Я этот назвал «Театр песни Салавата». Из песен делали спектакль. Состав редко менялся. Каждый человек отрабатывал свой срок.

— Получается вы в Казани показывали премьеру, а потом ездили с гастролями?

— Сначала попробовали три концерта, потом — семь и пошло до 35. С 1 августа по 5 сентября однажды работали. Иммунитет был на нуле, лысина появилась, которую убрали врачи. Почему август? В это время театр отдыхает. Спектаклей нет. Не было моды выступать в августе, все заканчивали в начале мая, перед открытием дачного сезона. Я решил попробовать. Первый сезон назвал — первым, второй — вторым и так пошло. Прошлый, 32-й сезон пропустили, и 33-й придется пропускать, такое ощущение, с сожалению.

— Кто-нибудь помогал вам это все придумывать, был ли рядом с вами продюсер?

— Никогда не было продюсеров. Первый администратор работала до пенсии, добрая, верная женщина. Мы до сих пор встречаемся.

«Подкуп» гаишника и феномен популярности

— Не могу не вспомнить про ваш легендарный клип «Туган көн», в котором вы молодой, красивый едете, вас останавливает гаишник, и вы откупаетесь большой пачкой денег. Это к вопросу о том, что вы говорили, что как свой парень пришли на сцену.

— Этот клип не все правильно поняли. Это были кассеты. Все подумали, что это деньги. Он почему стал популярным, потому что у меня другого клипа нет. Он один. Я не люблю клипы. Ребята из Уфы помогали снимать его в Салаватовском районе в Башкортостане. Мне надо было проехать по полю со скоростью 150—160 км, и они не успели ничего толком снять. Я сделал несколько попыток и чуть не перевернулся. Клип мог закончиться очень печально.

— Вы были сам себе продюсер?

— Не было надобности. Назначили концерт, через несколько дней нам звонили и говорили, что все билеты проданы. Мы продолжали дальше выступать в этих залах.

— А когда пришла такая популярность, что стоило сказать, что будет концерт, и билеты раскупались за один день?

— Думаю, в течение года.

— В 29 вы вышли на сцену, уже 30 получили популярность, стали собирать аншлаги. В чем феномен?

— Может, простота, или время такое было — народу нужен был свой парень. Народ любит простоту. Студенты, которые закончили лет 10 назад, я их до сих пор считаю студентами, а они уже заслуженные артисты.

О наставничестве и «сексе по телефону»

— Кем из них гордитесь?

— Если одного назовешь, другой обидится. Когда приходит студент, говорит, что мечтает быть артистом. Я мысленно делю их на три части. Например, одна студентка хотела петь на сцене, я сказал преподавателям, чтобы не тратили на нее время. Она красивая, умная, но таких голосов в Татарстане штук 300, она будет 301-м. Я ей предложил заняться административным ресурсом. Она сейчас заместитель главы одного из районов республики. Мы с ней изредка встречаемся в Казани, она всегда говорит мне спасибо за то, что пошел против ее желания.

Петь нужно только живьем. Сейчас эстрада захламлена. Если хозяева площадки поставят условие, чтобы концерт прошел только живьем, мы очистимся за год. Артист должен выйти на сцену, взять микрофон, объявить песню и сказать, что поет под фонограмму. Я это называю «секс по телефону». Я за то, чтобы всегда был живой голос. Живой звук — редкость, до музыки нам далеко, как было в 1970-х . Есть понятие энергетика — какая может быть фонограмма?

— Вы предлагали интересные решения, вас не поддержали? Предполагаю, что компания «Барс-Медиа», которая является крупнейшим продюсером для артистов, наверняка была бы не за.

— Фонограмма от них и началась, я так думаю. Они разрешили, сделав и хорошее, и плохое. Цену подняли артистам, одежда поменялась, хороший звук стал. Я всегда говорю их руководству: «Я одеваю, вы раздеваете». Много потеряли многонационального, начали раздеваться, петь под фонограмму, прыгать, и зрители клюнули. Это не значит, что нужно петь под баян народные песни, но мы потеряли татарское кредо.

Об Ильгаме Шакирове, Альфие Авзаловой и родной культуре

— А что такое татарское кредо?

— Мы недооценили великих артистов — Альфию Авзалову и Ильхама Шакирова. У меня был с «Барсом» громкий скандал: они сделали дуэт, Ильхама Шакирова заставили спеть какую-то ерунду, конченую вещь. Нужно иметь честь, чтобы с ним поздороваться. Сначала надо приблизиться к этой звезде. Для меня в эстраде он царь и бог. Других таких не будет. У татар мало чего есть своего — чак-чак, сабантуй, тюбетейка и наши песни.

О дружбе с Шаймиевым

— Этих великих артистов недооценили, а что мы еще могли сделать для них?

— Культура всегда жила по остаточному принципу. Должно быть все наоборот. Мы ушли в бизнес, на первое место поставили деньги, наглость, а искусство отодвинули. Многие руководители считали артистов шутами. Ильхам Шакиров — лицо, голос, богатство нации. У татар есть такая привычка: мы сначала теряем, потом ищем. Не ценим то, что есть. Артисту много не надо. Есть такой закон: чтобы получить звание, надо проработать 10 лет. Если народ признал артиста за 2—3 года, зачем ждать 10? Мне звание дали в 35. На этот вопрос у меня был тоже жесткий ответ. Одна журналистка меня спросила, не стыдно ли мне быть народным артистом, потому что некоторые годами ждут этого звания. Я грубо ответил ей, что на хрен мне это нужно в 60 лет. Мне надо сейчас, чтобы держать форму. Честно вам скажу, ни заслуженного, ни народного никогда не просил. Минтимер Шарипович сам решил.

— Как это произошло? Он вас где увидел?

— Был всероссийский семинар в Арске. Приехал Ельцин. Пришлось выступать в импровизированном шалаше без микрофона. Минтимер Шарипович сказал одно слово, объявил это как тост: «Слушайте меня. Я хочу, чтобы у этого человека была одна проблема — как хорошо петь. Мы все должны ему помогать и поддерживать». Это слово действует уже 32 года. У меня есть часы, на них написано от президента. Помню, сижу в кабинете президента и, такой был глупый поступок с моей стороны, купил новый костюм «Адидас», кроссовки. Не знал же, что надо заходить к президенту в костюме. Он подумал, что я из деревни, и спросил, что мне подарить. Я ответил — ничего. Тогда он снял свои часы с руки и передал мне.

— Получается, Шаймиев был вашим продюсером в какой-то момент?

— Он много идей предлагал, мы с ним до сих пор созваниваемся. Бывали спорные моменты, я ему делал замечания. Например, по переписи населения. Надо было активно поработать, чтобы не терять численность. Это был чисто мужской разговор. Он никогда не пропускал мои концерты. Моя жена всегда удивлялась и спрашивала, почему я спорю и поднимаю эту тему. Где-то соглашался, где-то нет. Он умеет и слышать, и слушать.

О гимне татарского народа

— Вы можете вспомнить яркий спор либо ситуацию, когда Минтимер Шарипович вас послушал и поменял свою точку зрения?

— Он мне звонит один раз в 10 утра и смеется. А я же ложусь спать утром и просыпаюсь в обед, такой у меня график, ничего не могу с собой поделать. Звонит и говорит: «Звоню и неловко себя чувствую, наверное, я тебя разбудил». Я отвечаю: нет, вы что, 10 минут уже как проснулся. Он спросил, устраивает ли меня наш гимн, который выбирал народ. Ему нравилась песня «Мин яратам сине, Татарстан». Не оттого, что эту песню я пою. Эта песня должна была звучать гордо, как гимн. Слова нашего гимна по статусу подходят, но с музыкой я не соглашусь.

— Он, что, предлагал эту песню сделать гимном? Этот вопрос обсуждался когда-нибудь?

— Есть гимн Татарстана, а есть гимн татарского народа. Где бы я ни пел эту песню, народ сразу встает. Это в сердце у татарского народа. Рустам Нургалиевич тоже всегда говорил, какая бы ни была программа, сезон завершать концерт надо этой песней. Бывает, некоторые люди поют эту песню, интернет сразу взрывается. По мнению людей, эту песню трогать нельзя. Она ко мне прилепилась.

— Как вы относитесь к тому, что ваши песни перепевают?

— Раньше было, какую песню хочешь — пой. Сейчас все связано с авторскими правами. Грамотные, умные, солидные спрашивают. Например, Филюс Кагиров меня считает лучшим голосом нашей нации, естественно, после Ильгама Шакирова, он спрашивает можно ли спеть ту или другую песню. Нас просто надо спросить.

Как выпивал с Элвином Греем и обсуждал совместный концерт

— Последние несколько лет у вас разворачивался громкий конфликт с Элвином Греем. Не буду спрашивать подробности. В каких отношениях вы сейчас?

— Недавно он мне звонит из Москвы и спрашивает, можно ли зайти. Жена, дети любят его и слушают. Сыну Рустаму не понравилось, что поспорили с его отцом, он категорически против. Своеобразный голос. Пришел, сидели, выпивали. Он спросил, сколько можно конфликтовать. А это был не конфликт, а стопроцентный игнор. Я ему сказал: научись уважать старших. Ты выходил на сцену, был очень маленький и молодой. Человек должен меняться в лучшую сторону. Взял и спел без спроса. Думаю, это было не его решение. Его подставили. Он объяснил цель поездки, он хочет совместный концерт. В течение 2021 года станет ясно. Не хочу подвергать зрителей опасности.

— После пандемии может быть такой концерт?

— Он мне предложил одну красивую песню из своего репертуара, с которой он вошел в Татарстан — «Ашкына Гумер». Но она не в моем стиле. Я не смогу ее исполнить.

О «двух глыбах в республике»

— С Минтимером Шариповичем продолжаете общаться?

— Конечно.

— Как вы оцениваете его, как политического деятеля?

— Чтобы стоял дом, нужно построить хороший фундамент. Он создал хороший фундамент. Мы стояли на коленях, наравне с другими регионами. Он поставил нас на ноги. А когда человек стоит на двух ногах, свалить его тяжело. Но и сохранить это непросто. Рустам Нургалиевич тоже все видел, удерживать достигнутое — непросто. Две глыбы в республике.

— А следите за политикой в России? За Путиным, оппозицией?

— Мне не нравится Москва. Это отдельное государство. Каждый регион должен иметь cвою конституцию.

О спорах татар с башкирами и сохранении языка

— В последние годы нагнетается небольшой конфликт вокруг татарского и башкирского народа. Соперничество на уроне власти? Как вы эту тему ощущаете?

— Это глупо. Когда столкнутся два слона, умирают мухи. Если не могут договориться два руководителя, страдает народ. Что нам делить? Башкиры самые родственные нам. Это никому не нужно. Это нужно где-то там. Россия сильна многонациональностью. Уходить от этой темы нельзя.

— Как вы относитесь к проблеме изучения татарского языка?

— Тему жевали очень долго, мучительно. Татарский язык в школах должен быть, но навязывать его другой нации не нужно. Пусть будет «обязаловкой» для татар, а остальные должны знать азы. Чтобы сохранить татарский язык, не надо выходить на улицу с флагами, надо просто разговаривать дома.

О несменяемости власти и свободе слова

— Почему один и тот же человек уже 20 лет у власти и что мы будем с этим делать?

— У меня не было конфликтов с властью. С цензурой не сталкивался. Я всегда говорил со сцены то, что хотел, отвечая за свои слова. На жизнь я не жалуюсь. За свою жизнь я застал много изменений. Например, первые мои концерты были во времена, когда менялись деньги. У многих сгорели деньги. И я начинал с нуля.

Почему не стал министром культуры Татарстана

— Вы задумывались, что тоже могли бы быть политиком?

— Я никогда не просил звания или награды. Мне предлагали быть министром культуры, но я считаю, что каждый должен делать свое дело. Я хорошо делаю свою работу на сцене. При этом я не только пою, но и воспитываю. Я могу быть скорее хорошим советником. Тогда было бы намного больше пользы. К тому же чиновник просыпается в 5 утра, я в это время только ложусь. Это не для меня.

О жене и любви

— Как познакомились с супругой?

— У нас большая разница в возрасте. Я старше ее на 9 лет. Мы много раз виделись, но внимание на нее я обратил только после армии. До этого я был пастухом. Ее мама была моей классной руководительницей и часто приглашала меня к себе домой. Стол всегда был накрыт. И как только мы начинали кушать, Ляйсан подходила ко мне и смотрела на меня. А после армии, когда ей было 13 лет, я сказал всем своим друзьям: «Вот моя жена». Все посмеялись. Однако мы вместе уже почти 34 года.

О фанатах

— Как боролись с вниманием поклонниц?

— В 90-е годы приходили записки «Я вас люблю», через 10 лет — «Вас любит моя мама», а еще через 10 лет — «Вас любит моя бабушка». Менялись три поколения поклонниц. (Смеется). От жены у меня секретов нет. Я могу полюбить девушку, но не буду изменять. Моя жена, когда была моложе, ревновала, но она мудрая женщина и начала общаться с моими поклонницами.

О семейных ролях

— Мне нравится быт в обычной татарской семье, когда мужчина — глава семьи. Дома один хозяин. Хотя борьба в семье за это звание всегда продолжается. В семьях моих дочерей мужья также должны быть главными. Но если мужья будут их обижать, найдется повод, то разговор короткий. Об этом они предупреждены.

О себе и мужских слезах

— Вы суровый человек?

— Один раз я заплакал на спектакле. Когда хочешь, то нужно выплакаться. Последний раз я плакал, когда мой сын Рустем стал чемпионом. Это произошло, когда хвалили моего сына.

Сын — гордость семьи

— Есть впечатление, что сын — ваша особая гордость.

— Мой сын выиграл пять гоночных этапов в 16 лет. У него мало серебряных и бронзовых наград, в основном первые места. Но я сказал ему, что учеба очень важна и она должна быть на первом месте. Проблем с учебой пока не возникает. Сегодня он уезжает на соревнования в Тольятти.

О дружбе с Миннахметовым

— Был друг Ирек Миннахметов, хороший гонщик, руководитель, человек непростой, умный. Я с ним с малых лет дружил. Я полюбил его еще ребенком. Говорил: «Ирек, как думаешь, осталось полгода. Куда Рустама?» Он говорит: «Салават-абы, только в строительный. Это самый сложный факультет — ПГС. Если захочет, везде найдет себе место и в разных направлениях сможет работать». Потом говорит: «Дай мне его на два дня, я с ним по три часа позанимаюсь». Рустам сходил к Иреку: «Все, я поступаю в ПГС». Ему 18 лет, он уже самостоятельный мужчина, я ему говорю: «Улым, как начнутся тройки, незачеты, мы бросаем автоспорт». А для него это... Он просто не может без гонок. Но я сказал ему: «Никогда не ставь на первое место гонки, а учебу — на второе. Учат в школе, а здесь учатся».

О современной молодежи

— Сейчас я больше жалею девушек. Все меньше становится нормальных мужиков. Выйти замуж не за кого. Или он употребляет, или маменькин сыночек. Парни сейчас больше свой телефон любят, чем девушку.

«Я против многоженства!»

— По вопросу легализации многоженства очень много предложений. Но я против этого. Как молодые парни смогут обеспечивать сразу трех жен, если он не может обеспечить одну? У нас это не получится. Лучше пусть думают, чтобы женщина была довольна и счастлива.

Молодые артисты, которые «ни о чем»

— Творчество современных реперов культурой назвать нельзя. Мне нравятся, как поют участники программы «Голос», «Ты лучший». Но сейчас больше проходят в шоу те, кто поют на английском языке. Значит, есть проблемы не только с татарским языком, но и с русским. Нельзя забывать корни и прошлое.

Любимые подарки Салавата

— Я в первую очередь дарю людям гармошку, баян или самовар. Я люблю, когда домашние собираются вокруг самовара. У меня несколько музыкальных инструментов. Мой любимый баян подарил мне мой друг Рустем. В коллекции любимых подарков есть и книги от друзей. На полках дома есть книги татарских поэтов и писателей.

Почему был доверенным лицом Минниханова?

— Мне кажется, сейчас важно поддерживать правильный курс, а также ходить на выборы и высказывать свое мнение. И отношения Татарстана с Москвой должны стать лучше, а Татарстан быть лидером среди регионов.

О гей-сообществе

— Люди с нетрадиционной ориентацией на сцене появляются. Я им объясняю, что со мной шутки плохи. Один раз я неудачно пошутил. Ко мне подошел двухметровый мужчина и предложил выпить. Его звали Алишер. Мы с моим другом решили посмеяться и изобразили перед ним парочку влюбленных. А после концерта ко мне подошли он и его здоровые друзья. Я постарался все объяснить, но он начал плакать. Я был в шоке. В этой ситуации мне помог мой друг Альфред. Теперь я стараюсь не шутить с ними и сразу отказывать.

«Я люблю выпивать»

— Мне 60 лет. Днем я никогда не пью. Это моя привычка. Я живу ночью и могу начать выпивать в 11 или 12 вечера и лечь спать в 5 утра. Но выпиваю я только в хорошей компании. Приглашаю тех, кто мне по душе. Мы с друзьями выпиваем в чисто мужской компании в тишине. Моя жена не находится в это время с нами. Помогает приготовить закуски и уходит. Водку я не пью. Мне нравятся текила, ром, джин и виски. Вечером мы играем в карты. Я даже выиграл турнир по покеру.

О чем мечтает Салават?

— Я мечтаю не болеть второй раз коронавирусом и вернуться в свою концертную программу. Сейчас мы уже репетируем. Мы хотим с этого года делать концерт-шоу. Лучи, огни, звук в нашем родном татарском стиле в театре Камала. 22-го и 23-го уже будут онлайн-концерты.