Почему армия Франции более толерантна к мусульманам, нежели ее общество?

«Солдатам необходимо научиться жить вместе»

Резкие ограничения вероисповедания в общественной сфере усилили напряженность в отношениях с мусульманским населением. Но в вооруженных силах дела обстоят немного иначе.

Кабинет Абделькадера Арби довольно типичен для военнослужащего Франции, с его просторным столом, французским флагом высотой до потолка в углу и портретом президента Франсуа Олланда, прикрепленным к стене.

Но время от времени кабинет служит необычной для государственного учреждения цели: когда армейская молельная комната недоступна, кабинет становится импровизированной мечетью для солдат, которым негде молиться.

«Очевидно, что солдатам необходимо научиться жить вместе, но иногда им просто неудобно и непрактично молиться», — говорит г-н Арби, первый мусульманский капеллан французских вооруженных сил, который вот уже 11-й год находится в этой должности. Солдаты зачастую живут группами до шести человек и работают на открытом воздухе в течение дня, что может быть проблемой для практикующих мусульман, пытающихся соблюдать необходимые пять ежедневных молитв. «Они приходят сюда молиться, чтобы никого не беспокоить».

В стране, которая борется со страхом радикализации и восприятием того, что ее определение секуляризма является синонимом исламофобии, военные предлагают модель принятия религиозной свободы без полного отстранения ее в публичной сфере.

Хотя теоретически капеллану запрещено руководить государственной школой или административным зданием, церковь и государство все еще неразрывно связаны в армии. А в последние годы правительство работает над тем, чтобы религиозные свободы распространялись на все большее число молодых мусульман, вступающих в армию.

«Эти солдаты просто хотят выполнять свою работу, полностью уважая свою религию, — говорит Арби. — Они наконец-то чувствуют, что с ними обращаются одинаково. В конце концов, все здесь борются за одно дело — за Францию».

Строгий секуляризм

Разрешение солдатам молиться по военным причинам не обязательно будет шокирующим, за исключением того, что Франция — это страна, которая гордится своими строгими законами о секуляризме, или laicité.

Франция упорно боролась, чтобы поддерживать laicité, в том числе путем запретов на ношение бросающихся в глаза религиозных символов в школах с 2004 года и паранджи в общественных местах с 2010 года.

Однако положение закона 1905 года об отделении церкви от государства предусматривает, что правительство обязано предоставить доступ к назначенному государством капеллану людям, содержащимся в государственных тюрьмах, больницах и школах-интернатах. Одним словом — везде, где у человека нет свободного доступа к традиционным религиозным сооружениям.

Закон 1905 года аналогичен закону 1880 года, который предоставляет те же права военнослужащим французской армии. В настоящее время в вооруженных силах насчитывается 38 мусульманских капелланов, а также более 200 капелланов католической, протестантской и иудейской конфессий.

Однако данное положение относилось не ко всем и не всегда. В то время как солдаты-христиане и евреи могли посещать молельные залы и имели своих капелланов на территории службы, солдаты-мусульмане были в значительной степени исключены из религиозной жизни. Это положение сохранялось даже через 100 лет после того, как закон о религиозной свободе позволил военным иметь своих священников.

Практикующие мусульмане были вынуждены скрывать свои ежедневные молитвы до того, как Арби прибыл в военный форт Винсеннес на окраине Парижа в 2005 году, и у них было мало возможностей для спасения, когда они сталкивались с расистскими шутками, оскорблениями или чувством изоляции.

Растущий мусульманский контингент

Но такое поведение сегодня неприемлемо из-за растущего мусульманского контингента армии, который составляет от 10 до 20 процентов французских военнослужащих. Поводом для назначения мусульманских капелланов послужило исследование 2004 года, показавшее, что в армии по отношению к иммигрантам во втором поколении особенно широко распространена религиозная дискриминация.

Самир, солдат с юга Франции, марокканец во втором поколении (идентификационные данные были изменены для защиты его анонимности), был практикующим мусульманином, когда он впервые поступил в армию в 2005 году. Хотя его религиозная практика сейчас распространяется только на воздержание от употребление свинины, Самир говорит, что он увидел разницу между жизнью с религиозными свободами и без них.

«Десять лет назад мусульмане просто не исповедовали свою религию на базе, — говорит Самир. — Офицеры не хотели этого видеть».

И хотя расизм и религиозная дискриминация все еще существуют в рядах солдат (Самир говорит, что недавно он слышал, как молодой офицер ругал мусульманского солдата за молитву в его комнате), отношение к североафриканским и черным солдатам улучшается: «Это новое поколение солдат очень разнообразно, и все меняется к лучшему, даже если эта эволюция происходит очень медленно».

Поскольку мусульманские капелланы прибыли на базу, солдатам разрешено молиться в своих комнатах, при необходимости консультироваться с капелланами и выбирать пакеты с халяльной едой во время заграничных миссий. Некоторые капелланы помогают организовать ежегодные поездки в Мекку для совершения хаджа. Но в остальном секулярные законы страны применяются так же, как и законы о публичных местах — никакой внешний религиозный символизм не допускается.

«Мы не можем сказать ничего очевидного о нашей религии, — говорит Самир. — Никаких цепей, никаких бород — мы должны оставаться нейтральными. Единственное место, где мы можем молиться — это военная часовня или наша спальня».

Серединный подход

Поддержание баланса между открытой и частной религиозной практикой и средним подходом к оказанию поддержки — капелланы не имеют права обращать в свою веру — может быть тем, что поддерживает функционирование военной версии секуляризма. В отличие от государственных и административных зданий или школ, где дебаты относительно секуляризма вызывают глубокую напряженность, религиозные обряды в вооруженных силах, как правило, не вызывают подозрений или скандалов.

Перемещаясь между публичным и частным, военные позволяют людям исповедовать свою религию, если это не нарушает общественный порядок — первоначальное определение laicité.

«Среда военных, кажется, является тем местом, где нейтралитет и свобода наиболее уважаемы во Франции», — говорит Зубер.

И поскольку государство финансирует военных капелланов, в стране, где правительству запрещено финансировать религиозные учреждения или служащих, сама религия получает определенное присутствие и доверие, добавляет она.

«Наша нынешняя система laicité не позволяет нам применять аналогичные правила где-либо еще, — говорит Зубер, — но, возможно, если бы роль капелланов была лучше понята, это изменило бы менталитет людей. На данный момент нет политической готовности сделать это».

Как сдерживать радикализацию?

Умеренный подход также можно рассматривать как попытку сдержать радикализацию. В то время как у Франции были проблемы с радикализацией своих тюрем, примеры в вооруженных силах остаются редкостью. Тем не менее Арби говорит, что даже если он редко видел, чтобы солдат проявлял признаки радикальных мыслей, его роль — сохранять бдительность, особенно после террористических атак, которые произошли в январе и ноябре прошлого года и оставили во Франции глубокую травму.

«Любой может сойти с рельсов, но это не мусульманская проблема», — говорит Арби. Когда в 2012 году Мохаммед Мера устроил перестрелку в Тулузе, двое из трех убитых солдат были мусульманами. «Это французские солдаты, и, хотя это может быть трудно запомнить, ислам не «иностранная» религия. Отношения между исламом и Францией имеют огромную историю».

Пока Франция продолжает спорить о балансе между продвижением секуляризма и противодействием исламофобии, Арби говорит, что возможность для мусульман в армии свободно практиковать свою религию является страховкой от мусульманского недовольства, переходящего в радикализм. По его словам, лучший подход к вещам — это как в воспитании детей: одинаковое отношение к каждому человеку, что является основополагающим фактором.

«Наша работа — вести войну, — говорит Арби. — Но, если солдаты не будут чувствовать себя равными между собой, эта война может повернуться вовнутрь».