«До сих пор слышу о себе: «О, тарковщина!», но это давно не так. «Пувырга» будет особенным кино»

«Так длилось до 2010-го, когда мои черновики случайно попали в руки к литератору Тамаре Буковской»

— Влад, ваша повесть впервые была опубликована 10 лет назад, и разговоров о ее экранизации тогда еще не было слышно. Как жила эта история все это время?

— Замысел родился еще раньше, чуть ли не в конце 90-х. И изначально я все-таки задумывал написать именно сценарий, снять кино. Но так вышло, что сперва родилась повесть.

— На тот момент, насколько я понимаю, вы были еще далеки от драматургии и кино, верно?

— Да, я был корреспондентом в телепрограмме «Город» телекомпании «Эфир». К слову, и туда я попал случайно… Я мечтал снимать кино еще со школы, правда, в то время, в начале 90-х в Казани не было учебных заведений, где бы обучали этому ремеслу, а ВГИК был для меня чем-то нереальным. В итоге пошел учиться на радиоинженера (по стопам деда и дяди), но представлял себе будущее так: днем буду работать по профессии, а по ночам писать романы и киносценарии. Однако когда я закончил институт, заводы простаивали — время было такое. И я пошел работать на местный телеканал. Тогда мне казалось, что телевидение — нечто близкое к кино. Теперь знаю, что нет. Поэтому вышло почти так, как я и представлял: днем я работал, а в свободное время писал сценарии и пытался снимать короткометражки. Одну даже довел до конца, но это уже другая история.

С «Пувыргой» все это время я жил, но первые наброски появились лишь в 2003-м. Но и тогда я не садился за нее основательно: появлялась мысль, я ее записывал. Постепенно мне открылся жанр миниатюр, он показался мне очень удобным: повесть начала собираться по зернышку, по бусинке, и в то же время это были уже завершенные маленькие истории. Так длилось до 2010 года, когда мои черновики случайно попали в руки к петербургскому литератору Тамаре Буковской, которая сказала: «Это надо срочно публиковать». До сдачи номера «Крещатика» оставалось две или три недели, и тогда я все бросил, срочно стал приводить текст в порядок и успел. Повесть опубликовали.

— Изменилось ли что-то в вашей жизни после этой публикации?

— Что меня тогда приятно удивляло — отзывы совершенно незнакомых людей, прочитавших журнал. Я и до этого писал какие-то рассказы, но такого резонанса не было. Я понял, что писать стоит только то, что исходит из самых глубин души. Что-то по-настоящему искреннее, что для тебя самого важнее всего.

— А говоря о каких-то более материальных вещах — работа, финансовый достаток?

— С телевидения я ушел раньше, чем вышла повесть, и по другой причине: у меня появилась семья, дети один за другим, сейчас у меня их четверо (улыбается). Возникла потребность зарабатывать больше, чем это возможно было на телевидении. Я открыл видеостудию «Парк Петрова», начал снимать коммерческие ролики, чтобы иметь возможность распоряжаться своим временем, поработать по ночам, без выходных и что-то заработать сверх.

Честно говоря, в этом отношении моя жизнь все еще не изменилась, хотя я надеюсь, что когда-нибудь, я смогу заниматься только кино. Делить одно с другим получается со скрипом. Забегая вперед, скажу:чтобы сделать рывок, снять «Пувыргу» и смонтировать, мне пришлось на много месяцев отказаться от работы, из-за чего наше финансовое положение, конечно, очень сильно пострадало.

Чтобы написать хорошую книгу или снять хорошее кино — нужно все бросить и заниматься только этим. По-другому просто не получается, у меня это не выходит точно. Возможно, поэтому у меня и на повесть и на фильм уходило по много лет

— Забегая вперед, я не знаю ни одного казанского режиссера, который смог полностью отказаться от коммерческих проектов…

— Да, это настоящая беда. При этом, чтобы написать хорошую книгу или снять хорошее кино — нужно все бросить и заниматься только этим. По-другому просто не получается, у меня это не выходит точно. Возможно, поэтому у меня и на повесть и на фильм уходило по много лет.

«То время было непростым для нашей семьи. За то, что «Пувырга» стала сценарием, я благодарен жене»

— Если не ошибаюсь, впервые о «Пувырге» как о кинопродукте заговорили лишь в 2017-м году, после питчинга на Санкт-Петербургском культурном форуме. А что происходило до этого момента?

— Не так давно, роясь в черновиках, я понял, что эта идея о съемках появилась у меня практически сразу после написания повести. Полноценно писать сценарий я начал в 2013 году, а потом нашел наброски за 2012-й, 2011-й… И подбирался я к этому довольно долго, литература и киноязык — это совсем разные вещи. То время было непростым для нашей семьи: только родился наш четвертый ребенок, практически тогда же третьему поставили диагноз аутизм. На несколько лет я отложил все мысли о кино, разве что изредка записывал какие-то мысли.

И за то, что «Пувырга» наконец-то стала сценарием, я благодарен своей жене. Когда я долго не занимаюсь творчеством, у меня начинается кризис, душевный голод. Я затосковал. Как раз в тот момент жена устроилась на работу и, увидев, что со мной происходит, предложила мне сделать паузу и поработать над сценарием: «Я вижу, что ты больше не можешь так жить, давай я возьму на себя работу на несколько месяцев, попробуем продержаться». Вдохновившись, недели за три я написал первый вариант сценария, это был 2016-год, и я наивно полагал, что за такой же срок успею подготовиться к съемкам.

Время шло, я никак не мог найти ни продюсера, ни спонсора. Но затем познакомился с Альбиной Нафиговой, это произошло тоже очень спонтанно: наши дети учились вместе, и моя жена, как-то разговорившись с ней, рассказала обо мне и моем сценарии. Она удивилась: «А почему же вы не подаетесь на питчинги?» И вот, благодаря Альбине, я оказался со своим проектом на питчинге региональных кинопроектов, который проходил на территории «Ленфильма». Правда, сразу предупредила, что рассчитывать на что-то не стоит, питчинг был посвящен жанровому кино, а «Пувырга» все-таки авторский фильм. Неожиданно проект получает первое место, и в очередной раз я осознаю, что искренность прокладывает дороги. Там же компания Canon согласилась предоставить мне оборудование для съемок, но их предложение было актуально только в течение года, за который мы так и не запустились. Делать кино оказалось намного сложнее, чем я мог предположить. Заканчивался 2017 год, я не знал, к кому обратиться, пока не познакомился с Мишей Волконадским и не запрыгнул в последний вагон «АртХаба»…

Идея о съемках появилась у меня практически сразу после написания повести. Полноценно писать сценарий я начал в 2013 году, а потом нашел наброски за 2012-й, 2011-й… И подбирался я к этому довольно долго, литература и киноязык — это совсем разные вещи

— Как случилось это знакомство? Мне думается, что Михаил Волконадский не тот человек, которого можно случайно встретить в супермаркете и усадить смотреть тизер.

— В тот момент как раз в «АртХабе» был набор проектов, но я думал, что туда уже не попасть. Питчинг вызвал некий резонанс, пошли разговоры, в продвижении очень помогала Альбина. Мише понравился мой проект, он предложил сделать тизер, видеоролик с внятной историей и атмосферой, и показать Константину Хабенскому. Что-то у меня уже было отснято, некоторые фрагменты я взял из своих прошлых работ, мы начитали текст, появился видеосинопсис, показали.

Константин Юрьевич в очередной раз приехал в Казань, посмотрел и, неожиданно для меня, ему понравилось, он сказал, что эта история будет интересна всем, история достойна того, чтобы ее снять. Я очень сильно переживал, но услышал много теплых слов. После — к каждому визиту Константина Юрьевича я дорабатывал сценарий, переписывал и чистил текст, это была сложная, но, наконец, уже профессиональная работа.

«Повесть состоит из миниатюр, и я рассчитывал на ту же структуру кино, но Хабенский настоял на общей линии»

— Насколько сильно итоговый сценарий отличается от линии повествования в повести?

— Разительно. Повесть состоит из миниатюр, и я рассчитывал на такую же структуру в кино, но Хабенский настоял на общей линии. Работа над сценарием шла тяжело и мучительно. Прозвучало предложение в качестве объединяющей нити ввести почти детективную линию: повзрослевший герой пытается разобраться в перипетиях прошлого. Несколько месяцев я не мог нащупать верный вектор, вот уже оставалось всего несколько недель до приезда Хабенского. А сценария все не было. Тогда я договорился с тещей: на неделю она переехала к нам, а я занял ее квартиру и, потеряв счет времени, забыв обо всем, писал. Наконец меня осенило, я понял конструкцию: сейчас все происходит в течение одной ночи, с вечера и до рассвета, которые мальчик проводит в одиночестве в пустой квартире. Через предметы он путешествует будто бы во снах, погружаясь в историю своих родителей. Так, спустя полгода работы, появился киноязык «Пувырги».

— Вчера в ночь, готовясь к нашему разговору, перечитала журнальную версию повести. Даже в «сокращенке» много какого-то очень трепетного, грустного юмора, спрятанного за чередой воспоминаний вашего героя. Удалось ли перенести его в сценарий? Часто экранизации подобных историй превращаются в суровую драму. На ум приходит «Похороните меня за плинтусом», кино, которое оставляет очень горькое послевкусие и, несмотря на все достоинства, теряет шарм первоисточника…

— Очень хорошо, что вы обратили внимание на юмор, потому что поначалу, когда мы приступили к съемкам, в какой-то момент я и актеры, мы поняли, что фильм становится очень тяжелым. И я серьезно попытался это исправить, я поставил перед собой цель — вернуть в сценарий юмор повести. Без этого все становилось совсем не того градуса, история превращалась в нечто тягостное и тяжеловесное.

Поначалу, когда мы приступили к съемкам, в какой-то момент я и актеры, мы поняли, что фильм становится очень тяжелым. И я серьезно попытался это исправить, я поставил перед собой цель — вернуть в сценарий юмор повести

— Все-таки в «Пувырге» личная история, глубокий нерв. Часто, перерабатывая такие сильные переживания в текст, формулируя и структурируя их, авторы отпускают эту «боль». Но эта история живет и переписывается уже почти 25 лет, как это сказывается на вас, чувствуете постепенное отчуждение от своих персонажей?

— Во время съемок фильма у меня начало возникать такое ощущение. Я будто бы перестал относиться к этому как к своей истории. Вспоминаются строчки Ахматовой: «Прислушиваясь к своему/ Уже как бы чужому бреду»… Я до сих пор очень люблю эту историю, она мне очень близка, но она уже не про меня. Она живет своей жизнью, отдельной от реальности.

Что касается «лечебного эффекта», я много раз об этом слышал, и Тарковский об этом говорил после своего «Зеркала». Звучали мысли даже об образовавшейся пустоте после того, как все переживания были отпущены. Но у меня этого не происходит, что, наверное, и удивительно. Чем больше я копаю, тем мне больше хочется продолжать, появляются все новые вопросы и кажется, что этот процесс не будет иметь конца. Вопросы времени, эпохи, человека и их взаимовлияния продолжают меня волновать, и ответить на них сейчас я не могу.

«Не вся повесть автобиографична. Художественный образ правдивее, чем сконструированный на основе фактов»

— Влад, насколько я знаю, повесть после выхода окрестили автобиографией. Насколько автобиографичен получившийся на ее основе сценарий, мы могли бы провести черту между фактами и художественным вымыслом?

— Я часто сталкивался и до сих пор продолжаю сталкиваться с таким определением, но я бы категорически его не хотел. Далеко не вся повесть автобиографична. Да, история не выдумана, и в ней описаны вещи, которые отзываются в моей душе, построенные не по учебникам по драматургии, но в тексте много места отведено для снов и воображения, поэзии — символов, без которых история бы не состоялась. Я уверен, что самое главное в этой повести, то, что делает ее творческим произведением, а не мемуарами, это поэзия. Огромный кит, разделяющий героя с его отцом, проходит нитью через все повествование.

Если говорить конкретнее, конечно я знал и помню своих родителей. История их знакомства, их юности, рассказанная в повести, — это скорее фантазия, собранная на основе всего того, что мне рассказала бабушка. Уже позже, когда я подрос, многое мне рассказывали их друзья. Например, именно от маминой подруги я узнал, что в старших классах отец очень долгое время стеснялся подойти к маме, звонил и, не представляясь, включал пластинку. Так постепенно начала собираться картинка, сложенная из зацепивших меня обрывков чьих-то воспоминаний.

Есть хорошая мысль, ее когда-то сформулировал Денис Осокин в своей книге: чтобы нежностью обернулась тоска… Сломанная колонка, кит, чайка — связующие детали, без них вся эта драматическая история о судьбе молодых людей, не переживших перелома эпохи, оказалась бы лишенной этой самой нежности.

Да, история не выдумана, и в ней описаны вещи, которые отзываются в моей душе, построенные не по учебникам по драматургии, но в тексте много места отведено для снов и воображения, поэзии — символов, без которых история бы не состоялась

— Вы поклонник символизма?

— Да, но если символы не придуманы, а найдены, открыты. Чтобы у них не было однозначного определения. Чтобы за каждым таким символом открывалось множество смыслов и толкований. Например, кит в «Пувырге». Это непридуманный символ. Это символ, рожденный из простого действия: отец показывает мальчику какой длины бывает кит. И эта сцена вдруг оборачивается метафизической картиной, открывая множество смыслов: время и вечность, жизнь и смерть, проза и поэзия… Каждый увидит свое. Один зритель предположил даже, что длинный кит — это затянувшееся самоубийство, а отец мальчика как раз и занимался тем, что медленно убивал себя портвейном и всем прочим. И такое толкование тоже имеет право на жизнь.

— Насколько похожи ваши персонажи на свои прототипы? По вашим словам можно судить о том, что вы долго и скрупулезно собирали факты для своих «бусинок», целью было воссоздать реально живущих людей или все-таки создать целостного художественного персонажа?

— Я понял, что вы имеете в виду. И в какой-то момент я и сам ставил перед собой похожий вопрос — сомневался в том, насколько достоверной должна быть моя история. Но художественный образ — он правдивее, чем сконструированный на основе фактов. Картина для зрителя часто правдивее фотографии. Есть отличный пример, я думаю, с его помощью вы сможете понять.

У Цветаевой есть очерк «Пушкин и Пугачев». В нем она приводит две книги Пушкина о Пугачеве: первая книга — документальная, а вторая — «Капитанская дочка». В документальной книге Пугачев — довольно непривлекательный человек, он — и трус, и подлец, и любимую девушку предал, и на колени перед врагом встал. В «Капитанской дочке» Пугачев стал образом, который и саму Цветаеву настолько в себя влюбил и очаровал, что сумел затмить всех главных персонажей.

Сравнивая их, Цветаева говорит о том, что логично было бы предположить, что Пушкин сначала написал поэтизированный образ в «Капитанской дочке», а уже затем стал изучать его биографию по документам и описал реальный образ. Но вся ирония в том, что сначала Пушкин написал документальный образ, а лишь затем «Капитанскую дочку». И даже если факты говорят обратное, народу в тот момент был необходим тот, пушкинский Пугачев. А после революции вскрылись и другие факты — нельзя не предполагать, что Пушкину в царские времена давали вовсе не те документы, а сам поэт мог найти верный образ с помощью поэтического чутья. И даже если Пугачев и не был в жизни таким, как описан в «Капитанской дочке», то все равно он таким был в воображении и в представлении людей. Поэтому художественная правда может быть достовернее земной.

Художественный образ — он правдивее, чем сконструированный на основе фактов. Картина для зрителя часто правдивее фотографии

«Я думаю, что «Пувырга» была последней ролью Александра Купцова в кино»

— Когда началась полноценная работа над фильмом: поиски финансирования, набор съемочной группы, кастинг актеров?

— Все было очень не быстро и не одномоментно. Говоря о финансировании, оно пока было только частичным и позволило провести съемки, но до сих пор не со всеми артистами мы рассчитались, не оплатили все счета за аренду оборудования. Изначально «АртХаб» не имел целевого финансирования на проекты, они позиционировали себя как киношколу, которая помогала бы довести свой проект до определенной стадии. И только по поводу «Пувырги» ими было принято решение помогать с поисками финансирования, это взял на себя лично Миша Волконадский. Из-за коронавируса многие наши надежды обратиться к спонсорам отодвинулись. Мы уверены, что все это состоится, но позже.

Как таковых кастингов мы тоже не проводили. Первым я отыскал своего главного героя — на тот момент 10-летнего Илью. Он ходил заниматься в студию, кстати, созданную тем же Константином Хабенским, куда я и пришел искать актера для пробных дублей. Я уже много где рассказывал — Илья Салин оказался будто бы человеком из того времени, большим поклонником советских мультфильмов — «Винни-Пуха», «Ну, погоди!», коллекционером предметов советского быта. Сейчас ему уже 14, и он уже становится популярным актером. Очень серьезный парень, который еще на момент нашего знакомства знал, чем хочет заниматься в будущем, и это не актерство. Он хочет стать режиссером кукольного театра — сам занимается изготовлением кукол и ставит собственные кукольные спектакли. Его кумир — Сергей Образцов, и это говорит очень о многом, сейчас и среди взрослых не часто встретишь тех, кто знает Образцова.

— Я слышала, что у вас снялись многие известные театральные артисты Казани, могу я попросить вас рассказать, кого и на какие роли вы утвердили?

— Почти сразу же мы утвердили артиста татарского театра имени Тинчурина Артема Пискунова на роль отца мальчика Лени, с ним мы снимали еще самые первые сцены в начале 2017 года. К сожалению, на тот момент я очень мало общался с театральными актерами и почти их не знал. Через Мишу Волконадского я познакомился с Галицкими из Качаловского тетра. Елена Галицкая согласилась исполнить роль бабушки, а дальше стало понятно, что Михаил Галицкий идеальный вариант для дедушки.

Один из немногих, кого я знал, Александр Купцов, артист казанского ТЮЗа, когда-то к нему меня направил Осокин. Мы встретились, ему очень понравился сценарий и он согласился сняться у меня — роль у него небольшая, но важная. Я думаю, что «Пувырга» была последней ролью Купцова в кино (артист ушел 6 ноября 2019 года, сыграв в ТЮЗе свой последний спектакль «Маленький принц», — прим. ред.). Там всего две сцены, но обе стали очень значимыми для фильма, это магический персонаж.

Купцов же и порекомендовал мне коллег: на роль взрослого мальчика Павел Густов, матери — Полина Малых. Очень ранимая, вдумчивая, настоящая. Несмотря на молодой возраст, она прекрасно справилась с ролью мамы Мальчика. Удивительно, как все мы сразу нашли общий язык и работали с большим удовольствием.

Удивительно, как все мы сразу нашли общий язык и работали с большим удовольствием

«Еще до сценария «Пувырги», в 2013-м, я заказал у Ильгизара Хасанова картину. Дав ему прочесть повесть»

— В «Пувырге» вы не только сценарист и режиссер, но и оператор. Как так вышло?

— Для самого себя я не разделяю понятия сценариста и режиссера. В этом мое понимание авторского кино. В конце концов это и побудило меня встать самому за камеру, но только потому, что позволил формат — большая часть съемок проходила в камерной обстановке — в одной и той же квартире. Но так было не всегда. Самые первые съемки, в том числе сцену с «китом» на Кировской дамбе, делал Альберт Габидуллин. Это было еще до питчинга, и Альберт мне очень помогал сделать первые шаги. В том числе подбирал локации для съемок, делился интересными идеями. Дальше мы работали с моим давним коллегой и другом — оператором Эдуардом Ситдиковым, с которым мы дружны еще с 90-х, с «Эфира». Ну а когда съемки полностью переместились в квартиру — я уже стал снимать сам.

— Как, где и с чьей помощью вы искали в современной Казани тот потерянный город 70-х?

— Квартиру, про которую я говорил, мы отыскали в Соцгороде. В ней много лет жила одна пожилая женщина, и эта квартира будто бы потерялась во времени. Все в ней — из того века, он впечатался в эти стены. Кран, дверные ручки, раковина, зеркало, все осталось, как было тогда, причем в очень хорошем состоянии, что нам и сыграло на руку. Заходишь в подъезд, в квартиру, смотришь в эти огромные окна «сталинки», и сомнений не остается. Достоверность эпохи воссоздана отлично, чему посодействовал художник ­­­­фильма Ильгизар Хасанов, за что ему огромная благодарность. Все предметы интерьера — его заслуга, маленькими и большими формами он насытил все пространство.

Есть еще одна деталь, ключевая деталь, которую подарил фильму Ильгизар. Еще до написания сценария «Пувырги», в 2013-м, я заказал у него картину. Дав ему прочесть повесть, я попросил написать то, что станет образом всего мира «Пувырги». Он назвал ее «33» — 33 шага. Очень многие режиссеры прежде чем снимать — нащупывают атмосферу будущего фильма сначала в пространстве картины, в том числе и Тарковский. Он заказывал мосфильмовскому художнику образ своего «Зеркала». Когда я увидел его, я был поражен, насколько точно картина передает мысль и антураж фильма. Поэтому первым шагом к визуальному решению моего фильма также стала картина. Много лет эта картина Ильгизара жила у нас доме и в итоге стала лейтмотивом фильма, как и пианино, над которым она висела.

Кроме этого, мы снимали в Ленинском садике и на Черном озере, где, по сюжету, молодые родители гуляли и брызгались в фонтанах. При помощи оптики и определенных ракурсов мы избегали попадания в кадр частей, которые могли бы выдать время, и нам вполне это удалось.

Для самого себя я не разделяю понятия сценариста и режиссера. В этом мое понимание авторского кино. В конце концов это и побудило меня встать самому за камеру, но только потому, что позволил формат — большая часть съемок проходила в камерной обстановке — в одной и той же квартире

«Мы отправили вариант фильма Константину Юрьевичу Хабенскому, по его мнению, фильм уже состоялся»

— На каком этапе сейчас находится производство?

— Съемки стартовали в декабре 2019 года, закончили мы уже в феврале 2020-го. Как раз к началу самоизоляции я стал собирать кино, проекту пандемия пошла на пользу, я смог отложить все дела и заниматься монтажом. Если бы не эта пауза, скорее всего, я монтировал бы до сих пор, этот процесс тоже дался мне нелегко, долго пришлось вытравливать из себя «телевизионщину» в плохом смысле этого слова. Сейчас мы на этапе постпродакшн, выражаясь профессиональным языком. Фильм практически собран, есть моменты, которые еще предстоит решить, дошлифовать. Например, я подобрал музыку, необходимо решить вопрос с авторскими правами.

Тот результат, который есть — это уже очень много. Сразу же после снятия основных ограничений мы по инициативе Миши отправили вариант фильма Константину Юрьевичу и вышли с ним на прямую связь. Он поделился впечатлениями, обозначил «провисы», — но в целом, по его мнению, фильм уже состоялся. Мы устраивали закрытый показ в театре «Сдвиг», собирали мнения. Я думаю, сейчас рождается финальная версия кино. Говорить о точных датах сложно, тем более что из-за коронавируса многие фестивали отменены. Но планируем полностью закончить монтаж до конца августа, а дальше — будем давать «Пувырге» фестивальную жизнь.

— Влад, наверное, сейчас уже можно говорить о жанре кино? «Пувырга» — однозначно художественный фильм?

— Определиться с жанром мне до сих пор сложно. Можно назвать «Пувыргу» драмой, хоть критики и не любят это понятие, — магический реализм, экзистенциальная драма, поэтическое кино, или, как мне предложила один киновед — «сказка для взрослых». Возможно, это и не так важно. Кино искреннее, и я знаю, что оно найдет свою аудиторию.

— Как зритель, не имевший возможность прочесть сценарий, могу судить о «Пувырге» только по повести и опубликованным тизерам. Для меня эта история о повзрослевшем молодом человеке и его попытках осмыслить 70-е, контекст и причины всего того, что случилось с его родителями. При этом история написана очень крупными мазками и собрана из десятков частиц. Как снять подобный рассказ, прыгающий во времени, и не уйти в артхаус?

— С разделением на «авторское» и «продюсерское» кино я даже чуть больше согласен, чем с разделением на «артхаус» и «мейнстрим». Потому что «артхаус» бывает настолько разным, что объять его одним понятием просто невозможно. Тем более зачастую этот термин звучит ругательно.

— Мне кажется, артхаус подразумевает работу, когда ты садишься в кресло и четко осознаешь, что в ближайшие 1,5 часа ты, скорее всего, будешь «кипеть».

— Я вспоминаю, что меня беспокоил этот вопрос в том разрезе, что я боялся упустить эмоциональную составляющую, сделать «Пувыргу» только медитативным кино, в котором нельзя было бы заплакать или залиться смехом. Этот баланс я пытался удержать, и, судя по предварительным показам, это удалось.

Сразу же после снятия основных ограничений мы отправили вариант фильма Константину Юрьевичу и вышли с ним на прямую связь. Он поделился впечатлениями, обозначил «провисы», — но в целом, по его мнению, фильм уже состоялся

«Как обозначил тему «Пувырги» Евгений Марголит: «Плач по поколениям так и не повзрослевших детей»

— О чем «Пувырга» для вас?

— Мой вывод близок к вашему, но к нему я пришел далеко не сразу. Я отношусь к тому типу художников, которые действуют интуитивно, а за анализ берутся много позже. И, если бы я мог рассказать главную мысль, выразить ее словами, наверное, я бы не снимал кино. Я снимаю именно потому, что не могу найти подходящих слов.

— Для себя я никак не могу ответить на один вопрос. Одна из глав повести носит название «Ромео и Джульетта». Многие называют «Пувыргу» именно историей казанских шекспировцев, встречала это выражение в очень многих СМИ. На ваш взгляд, насколько это точное сравнение, разве они хоть сколько-нибудь близки?

— Мной эта линия переклички персонажей была проведена сознательно. Совсем явной аналогии, конечно, нет. В повести есть отрывок рассказа моей бабушки о том, что они десятки раз ходили на этот фильм, и это чистая правда. Фильм был снят в 1968-м и каким-то образом вобрал в себя дух молодежных протестов того времени по всему миру, не явно, но он там сидит. У нас он вышел спустя четыре года, это был взрыв света и олицетворение молодежного бунта.

В этом смысле трагедия Шекспира — о времени на стыке Средневековья и Ренессанса, о столкновении людей возрождения с миром старых взглядов, ну и конечно о любви и смерти. Семидесятые тоже были временем столкновений миропорядка, и мои родители погибли в очень юном возрасте, не дожив до 30, оставаясь в каком-то смысле детьми и не справившись с реальностью. И здесь аналогия оправдана, они пали жертвой перелома эпох. Мне очень понравилось, как обозначил тему «Пувырги» наш знаменитый кинокритик Евгений Марголит: «Это плач по нескольким поколениям так и не повзрослевших детей»…

Конечно, историей Ромео и Джульетты историю моих героев назвать нельзя, даже если схожесть и есть, то только в самом начале. А дальше — Ромео превращается в Гамлета, а Джульетта — в Офелию. Я думаю, что отчасти сейчас это история про яркие заголовки, поскольку герои Шекспира — это уже сложившийся культурный код, и когда человек ничего не слышал о «Пувырге», намного проще заинтересовать его чем-то знакомым и близким, внести интригу.

Мне очень понравилось, как обозначил тему «Пувырги» наш знаменитый кинокритик Евгений Марголит: «Это плач по нескольким поколениям так и не повзрослевших детей»…

«Во время перестройки, когда начали транслировать андеграундное кино, такие фильмы меня пугали»

— Наверняка в процессе работы над фильмом вы знакомили многих с повестью впервые, до сих пор приходится слышать вопрос о значении слова «Пувырга»?

— Как ни странно, до сих пор. Спрашивают все. Но я все равно уверен, что это название и для повести, и для фильма — самое верное. Побывав на лекции Осокина по сценариям, я почерпнул из нее, наверное, больше, чем из всех учебников, так вот, я убедился в том, что название очень важно и для смысла и для формы. С «Пувыргой» это так и есть.

Это было совершенно интуитивно выбранное название, но оно стало магическим, оно и выстраивает весь этот придуманный мир, это художественная правда. Когда люди слышат его впервые, им часто кажется, что это что-то из татарского, возможно, марийского языков.

— Само слово благодаря этому причудливому сочетанию глухих и звонких согласных, получилось довольно жестким и динамичным. Если вы бы хотели, чтобы фильм вышел под этим же названием, то какие смыслы оно должно пробуждать для тех, кто впервые его слышит?

— В полной версии повести более подробно описано, откуда появилась «пувырга». Это скольжение, во время которого все вокруг становится зыбким, перемешиваясь, сновидения, мечты и воспоминания закручиваясь в один большой вихрь. Это правдивое слово, оно действительно из детства, я жил и рос с ним. Поэтому мне сложно предположить, какие ассоциации оно может вызывать у тех, кто слышит его впервые. Это тот случай, когда загадывать я не могу.

— Перед нашей беседой я попросила нескольких казанских литературо- и киноведов описать ваш стиль и свои ожидания от «Пувырги». Прозвучало одно интересное мнение — о «тарковщине», в хорошем смысле этого слова, крайне авторском стиле. Как вам такая характеристика? За время нашей беседы без моей подачи вы упоминали Тарковского не один раз.

— Я большой его поклонник, и до сих пор слышу о себе: «о, тарковщина!», но это давно не так. В свое время я более чем был увлечен Тарковским, даже собирался снимать о нем документальное кино, встречался с людьми, которые работали с ним вместе. Первым его фильмом, который я посмотрел, был «Солярис». Сцена, где главный герой встречается с покойной матерью, стала для меня откровением, она поменяла мое сознание и отношение к этому кино. Я был воспитан на самых популярных советских фильмах о мушкетерах, чекистах и гражданской войне, и с авторским кино до этого момента был совсем не знаком. А во время перестройки, когда начали транслировать андеграундное кино, я оказался к нему совсем не готов, такие фильмы меня просто пугали. С Тарковского и «Соляриса» началась новая глава.

Уже сейчас для меня удивительны сравнения с Тарковским. В принципе, я думаю, не очень корректно себя сравнивать с такими небожителями, я — дилетант, но, если находить аналогии, я бы указал других режиссеров. Мне кажется, что мой вектор сейчас направлен больше в сторону Германа-старшего. По манере: у Таковского камера всегда очень плавная, медитативно-созерцательная, у Германа камера очень живая, нежная и все время будто бы подглядывающая из-за угла. «Пувырга», мне кажется, ближе ко второму варианту. Для меня она будет во всех смыслах особенным кино.