Рафаэль Хакимов: «У писателей перед лицом советской цензуры доминировала не конкуренция, а солидарность»

Лебяжье

Летом я пропадал на озере Лебяжье. На самом деле это каскад неглубоких озер. Летом вода хорошо прогревалась, и мы на озере пропадали целый день. Лодки не было, и я плавал в большом тазу, рискуя утонуть. Впрочем, мне кажется, что я всегда умел плавать. Утром залезал в воду и плавал до обеда. Иногда заплывали на дальний берег, где росли лилии. Много лет спустя я нашел это место. Лилии все еще цвели.

Союз писателей начал строить дачи на «Малом глубоком». Дали и нам шесть соток. Мы с мамой оказались главными строителями, отец зарабатывал. Тогда мне было 12 лет, и я как полноценный строитель участвовал и в заливке фундамента, и в установке конька крыши. Как-то я колотил туалет из старых досок, сзади подошел писатель Гумер Баширов, долго смотрел на то, как я мастерил. Удивился:

— Где ты научился так ловко орудовать топором?

— У нас в роду все были плотниками, кроме отца. У него руки маленькие, нежные. Его мама сокрушалась:

— Улым, с такими руками как ты будешь строить дома? Наверное, придется тебе строчить на «Зингере», обшивая соседей.

Раньше у татар были портные, которые зимой ездили по деревням и обшивали жителей. Они свой «Зингер» на санках тащили за собой от деревни к деревне. Останавливались где-нибудь в крайнем доме и принимали заказы. Такую участь готовили отцу, но он выбрал другую стезю, а мне достались навыки плотника. Когда я беру в руку топор, мне все легко и просто…

Конец идиллии

На даче в большом сарае стоял телевизор «Рекорд» — на всех дачников один, вечерами народ собирался у голубого экрана. Юноши и девушки играли в настольный теннис и вели почти взрослые разговоры. Поскольку каналов было один-два, то и споров никаких не было — что показывали, то и смотрели. Все просто и мило. Хорошие были времена.

В то время среди писателей, видимо, перед лицом советской цензуры, доминировала не конкуренция, а солидарность. Друг друга поздравляли с публикацией стихотворения, рассказа, пьесы. В центре дачного поселка стояла беседка, где читали новые стихи или рассказы. Жены несли осенние дары и устраивали чаепитие. Вокруг бегали дети, а вечером юноши приносили проигрыватель с пластинками и устраивали танцы.

По воскресеньям в полдень по радио традиционно шел татарский концерт, и весь народ выходил на крыльцо со своими «транзисторами» (переносными радиоприемниками). В советское время часы татарских передач были жестко лимитированы, а потому все пользовались любой возможностью послушать новости или передачи на татарском языке.

Идиллия… исчезла с перестройкой. Все кинулись строить коттеджи, выстроили на каждом участке высокие заборы и уткнулись каждый в свой телевизор.

Муки творчества

Если ты родился в семье известного поэта, то находишься под сильным давлением общественного мнения. Тебя будто спрашивают: «Посмотрим, что из тебя выйдет?». Порой интересуются в утвердительном тоне:

— Наверное, и вы пишете стихи?

— Нет, не пишу.

— Почему? У вас же отец — поэт!

— Не пишу, и все тут...

Рифмовать можно, это не сложно. Можно даже программу КПСС зарифмовать, но это не будет поэмой. Поэзия — это образ жизни. Любители ищут рифмы, а не образы. Поэзией надо жить, болеть, страдать. Тогда она читается легко.

Утром, неизменно в одно и то же время, отец садился за стол, из его кабинета слышались тяжелые вздохи, будто таскал тяжелые камни. А может быть ему стало плохо? Я заглядывал удостовериться. А он просто писал стихи. Бесхитростные, почти воздушные.

Вон горизонт, рукой подать,

и долго силюсь я вглядеться
туда, куда умчалось вскачь,
стуча копытцем, мое детство.

У меня и мама в молодости сочиняла. Вернее, подрабатывала, публикуя стихи. Родителей раскулачили. Деда сослали на Беломорканал, где он пропал. Бабушка каким-то образом перебивалась. В пятнадцать лет мама ушла из родной деревни Азнакаевского района и пешком добралась до Казани. Хотела поступить в медучилище — там было общежитие. Ждала зачисления, приткнуться было некуда, приходилось ночевать на лавочке в садике. Жить было тоже не на что. Поэтому мама писала стихи и отдавала их в газету. На гонорар жила. В редакции она и познакомилась с отцом.

После свадьбы отец ей сказал:

— Халтурщиков и без тебя хватает.

На этом творчество мамы закончилось. Успел выйти только один сборник «Вышитый платок». Песни на ее стихи очень редко, но звучат по радио. После смерти отца она села за стол и написала воспоминания, на одном дыхании. Дала мне почитать.

— Мама, это — готовые мемуары, обязательно печатай, даже править не надо.

Отточенный стиль, без лишних слов, образный язык. Опубликовали, как есть.

В ней боролась поэтическая натура с кулацкой наследственностью. На наших шести сотках она не только пахала сама как проклятая, но еще и меня заставляла. А если они с бабушкой вдвоем оказывались на земле, то все вокруг кипело. Я пытался остановить:

— Әни, пора чай пить. Может прервемся.

— Нет, еще светло. Попей воды.

На пеньке стояла трехлитровая банка воды с разбавленным вареньем. Вот и весь обед. Когда заходило солнце, она с сожалением вздыхала:

— Ничего не видно, придется домой идти.

Продолжение следует