«Все в вузе знали, что это за надбавки и для чего. Их собирали для «отката в Москву»

Для справки: в Казани судят восемь сотрудников КХТИ во главе с бывшим ректором Германом Дьяконовым и двумя экс-проректорами Александром Кочневым и Ильдаром Абдуллиным (уже осужденным по делу о мошенничестве с поставкой оборудования). По версии следствия, организованная преступная группа ученых причастна к хищению 54,6 млн рублей по оборонным контрактам и 9,6 млн благотворительной помощи «Газпрома». В ходе следствия Кочнев заключил досудебное соглашение, однако с приговором ему в особом порядке суд, по ходатайству обвинения, спешить не стал.

«Траектория» расследования менялась в зависимости от ситуации

— Здравствуйте, Валентина Федоровна! Помните, с чего лично для вас началось это громкое дело?

— Помню, что пару лет назад было первое письмо [Ильдара] Абдуллина (уже осужденного экс-проректора КНИТУ-КХТИ) на тему «отвоза денег в Москву», там упоминались проректор Александр Кочнев и я. Игорь Дубовик, бывший директор Центра по разработке эластомеров, скорее всего, тогда не упоминался. Абдуллин писал про отвоз денег в Москву в 2013 году, ни о каких семинарах тогда речи не было.

После этого письма у нас была проверка из МВД. Помню, ко мне в лабораторию вечером из кабинета Кочнева пришел оперативник УБЭП Тимербулатов и предложил просто подписать готовые ответы: «Ответьте так же, как Кочнев». Из тех ответов следовало — поездка в Москву была, но деньги никто никому не передавал, и в заявлении Абдуллина — неправда. После проверки в вуз пришла информация — дело по тому письму закрыто.

А весной 2017 года в наш вуз на имя ректора пришел запрос из полиции по мою душу — просили выдать приказ о назначении на должность и проч.

«Весной 2017 года в наш вуз на имя ректора пришел запрос из полиции по мою душу». Фото Максима Платонова

— А обыски, выемки у вас были?

— Нет. Ни дома, ни на работе. Мне даже обвинение предъявили перед самым окончанием дела. Когда начинаешь знакомиться с материалами дела, то понимаешь — у силовиков «траектория» расследования и задачи менялись в зависимости от ситуации, поэтому так много несостыковок. Сначала, как мне сейчас кажется, у них была идея, будто бы я отвозила некие собранные на семинарах деньги в Москву. Но эта версия не укрепилась, потому что Кочнев и Абдуллин указали на человека, которому передавались деньги в Москве, и назвали его работником «Газпрома». А этот человек приехал сюда из Москвы и дал показания: не знает ни Кочнева, ни Абдуллина, не является работником «Газпрома», никаких денег не получал.

«В вузе ходит слух: есть задача — наказать Дьяконова»

Еще один нюанс — и Абдуллин, и Кочнев называют декабрь 2013 года как месяц, когда якобы мы втроем ездили в Москву передавать деньги. А я в том декабре не была ни в одной командировке, нет билетов ни на самолет, ни на поезд. И по командировочным Кочнева выходит: у него в это время поездок тоже нет, только транзит. Абдуллин в тот период ездил часто. При этом по показаниям обоих — ездили Абдуллин, я и Кочнев именно в декабре 2013-го. А я в то время была просто доцентом.

Мне кажется, что Кочнев рассказывает не так как было, а как надо следствию.

— Зачем?

— Могу озвучить только слухи, которые ходят в вузе: есть задача — наказать Дьяконова. За его, скажем так, неправильное поведение в обществе. Есть версия, что его очень просили уйти с поста, а он отказался. У него была поддержка в Москве. Вот якобы за это и расплачивается.

— Сам он говорит, что убрать его пытались сразу же после назначения.

— Да, я читала у вас интервью. Раньше этого не знала. Но сейчас понимаю одно — многих вещей, которые сейчас происходят, наверное, могло бы не быть, если бы не эти его проблемы.

«Десяточка» от следователя»

— Помните свой первый допрос?

— Такое не забудешь. Меня долго вообще никуда не вызывали. А в августе 2017 года, после ареста Кочнева и Дубовика, следователь просто пригласил по телефону. Спросил — нужен ли мне адвокат, и паспорт заграничный попросил с собой взять. На тот момент я была беременна, срок составлял 8,5 месяца. Посоветовалась со знающими людьми — сказали, что защитник нужен обязательно, тем более в моем положении. Ведь на допросе со мной может произойти что угодно.

«Мне помогли найти адвоката, который согласился помочь. И это оказался Рамиль Ахметгалиев. Когда следователь увидел меня с адвокатом в лице Рамиля, он был немножко раздосадован». Фото Олега Тихонова

В итоге мне помогли найти адвоката, который согласился помочь. И это оказался Рамиль Ахметгалиев (правовой аналитик международной группы «Агора», защищал журналиста Кашина и политика Навального, добился правок в ФЗ «О прокуратуре РФ», «О НКО», представляет интересы мессенджера «Телеграм», — прим. ред.). Когда следователь увидел меня с адвокатом в лице Рамиля, он был немножко раздосадован. По ходу допроса было заметно — следователю и операм некомфортно из-за того, что я пришла с защитником. Это поломало их планы. Думаю, поступить со мной хотели как-то иначе. Может, как с Кочневым — приставить такого адвоката, который скажет, что и как надо делать… в интересах следствия. Со мной было бы довольно просто это сделать. Я бы, наверное, поверила… Теперь понимаю — нельзя с ними ни в какие игры играть.

Сначала на допросе мне вообще не задавали никаких вопросов. Я так понимаю, что со мной, наверное, торговались. На прямой вопрос адвоката, в каком статусе я вообще тут нахожусь — следователь вертел-крутил, мол, давайте поговорим… Никакой бумаги мне не показывали. В итоге мой адвокат попросил вести разговор посерьезнее. Следователь сказал: «Ах так? Ну давайте» Сел за компьютер и начал писать… До этого, насколько я поняла, у него было огромное желание, чтобы я добровольно дала показания на ректора. Сказала то, что нужно следователю. А на тот момент Дьяконов еще не был под стражей.

Именно на том первом допросе следователь мне сказал: в КХТИ я однозначно работать не буду, а рожать я буду в БДО (больница для осужденных, — прим. ред.). Это было уже после того, как мы настояли, чтобы статус обозначили.

— Насколько я знаю, в итоге вас отпустили. А при повторных встречах такие намеки звучали?

— После этого мы встречались при очной ставке с Абдуллиным. Следователь мне обещал «десяточку» и иронизировал на эту тему — «Ну, что же мы будем делать с ребенком?» Это было при адвокате, который меня морально готовил к таким разговорам.

Об Абдуллине: «Мне кажется, следствие его обмануло»

По итогам первой встречи в МВД было непонятно — в чем же меня подозревают. На допросе звучали очень общие вопросы. Например, заключала ли я договор с «Газпромом». Конечно, нет! Мне все казалось, разберутся. Ведь никаких претензий ко мне быть не может.

— Но ведь уже было видно — за вуз взялись капитально…

— Мне со своей колокольни объективно оценить это довольно сложно. Ко мне эти оборонные контракты и их руководитель Абдуллин вообще никакого отношения не имели. Я знала его как проректора по научной работе. Раз в полгода подписывала отчеты по грантам.

«Абдуллин после первого приговора, когда его осудили, писал много жалоб на руководство вуза, ведь его тогда с тем уголовным делом просто бросили, никто ему не помог». Фото Ирины Плотниковой

— А почему тогда он о вас написал?

— Не знаю. Абдуллин после первого приговора, когда его осудили, писал много жалоб на руководство вуза, ведь его тогда с тем уголовным делом просто бросили, никто ему не помог. Даже в нашем деле он изначально был свидетелем, со мной у него была очная ставка и у него там статус свидетеля, и он пытался меня обвинять в чем-то. А сейчас он на скамье подсудимых вместе со мной. Мне кажется, следствие его обмануло.

— Но ведь деканов в вузе много?

— А я непосредственно под руководством Кочнева работала. Он был трижды моим начальником — как проректор, директор института и заведующий кафедрой. Ну как я уже говорила, нелогичностей много. Деканом факультета технологии и переработки каучуков и эластомеров я стала только в 2015 году, в результате выборов. А до этого была рядовым сотрудником. Но все эти хищения вменяют мне как декану аж с 2011 года.

Я КХТИ закончила в 2000 году. С тех пор там работаю. Моя специализация — «Технология синтетического каучука. Химическая технология высокомолекулярных соединений». Меня всегда интересовала химия. Это мое. Есть кандидатская по химически стойким покрытиям для химических аппаратов на основе полимерных материалов.

— Чтобы при химическом производстве само оборудование не разрушалось?

— Верно — продлить срок службы оборудования. Когда я защищалась, были положительные отзывы от НКНХ. И на этом все закончилось. До внедрения не дошло. Слишком много копий сломать надо.

За время работы было получено два патента — на карбомидоформальдегидные смолы (для мебельной промышленности и проч.) и на слоистые материалы на основе полиамидной бумаги и связующих фенолформальдегидов — это может быть использовано в самолетостроении. Вторую работу выполняли вместе с «каистами».

«Договор о благотворительной помощи «Газпрома» в вузе рассылали по всем деканатам — он не секретный. В общем договоре множество пунктов, а дальше приложения, где все расписано по деньгам и содержанию — что должно быть выполнено. Там была и закупка оборудования, и образовательная деятельность». Фото kstu.ru

Не секретный договор с «Газпромом» и сорванный контракт

— Правильно ли я поняла — работа по семинарам «Газпрома» (на которых похищались средства, по версии следствия) не являлась вашей основной?

— Да. Просто это возложили на Кочнева, а он, соответственно, на своих подчиненных. Договор о благотворительной помощи «Газпрома» в вузе рассылали по всем деканатам — он не секретный. В общем договоре множество пунктов, а дальше приложения, где все расписано по деньгам и содержанию — что должно быть выполнено. Там была и закупка оборудования, и образовательная деятельность. И, я вас уверяю, «Газпром» отслеживал каждый пункт. Внутри вуза пункты договоров разбивались по проректорам и по каждому направлению назначались ответственные.

Я была одной из ответственных за семинары. Но того, что мне предъявили в обвинении — по трем эпизодам с семинарами и по двум с надбавками к зарплате, я не делала. Я вообще не имела отношения к финансовой стороне, ни один документ не подписывала. За это отвечали ныне обвиняемый Игорь Дубовик и один доцент — он свидетель по делу.

Кстати, следствие вообще игнорирует и не хочет слышать о том, как появились эти семинары. Изначально в приложениях к договору о благотворительной помощи их не было. В 2015 году по договору с «Газпромом» в Казани должна была пройти большая конференция совместно с научной Школой развития газохимического комплекса в РФ. На ее проведение был объявлен тендер за 4,5 млн. рублей, выиграла московская фирма AGT Communications Group.

Но контракт был сорван. Они к нам приезжали и честно признались — нужного для нашей конференции уровня докладчиков обеспечить не смогут. Потому что в это же время в другом городе должен был пройти большой конгресс по сходной тематике. Контракт был расторгнут. А нам в вузе пришлось думать, как реализовать то, что хотел видеть спонсор.

И вот тогда по письменному согласованию с самим «Газпромом» было принято решение о проведении не одной конференции, а нескольких семинаров. Часть денег пошла на семинары, а часть перекинули на оборудование. Это я уже в ходе следствия у нашего ответственного за закупки сотрудника специально спрашивала. И семинары решили проводить на суммы до 500 тыс. рублей — потому что объявить новый тендер уже было невозможно в том году.

«Чтобы Дьяконов, как считают в полиции, «рулил» преступной группой, он должен был, наверное, давать указания кому-то. А мне он их никогда не давал. И никогда даже не ходил на эти семинары – это было не настолько значимое событие для него». Фото Олега Тихонова

«Тогда весь коллектив вуза — одна большая ОПГ»

Кстати, в уголовном деле семинаров только восемь. А они были и в 2016—2017 годах, но в дело почему-то не пошли. Хотя все было абсолютно одинаково — и люди, и суммы по 500 тысяч.

— Может быть, там не было таких фирм, как «Юмитрейд», через которую, по версии следствия, обналичивались деньги?

— Не знаю. Я про эти фирмы услышала незадолго до ареста Дубовика. И я понимаю: если два человека признали вину, значит, что-то было. Но вот то, что вокруг этого следователи насочиняли — это полный бред и незнание ситуации в вузе. Начиная с того, как создавалась «группировка Дьяконова» — назначением нас приказом на должность. Это просто детектив! Тогда весь коллектив вуза, назначенный приказом, — одна большая ОПГ.

Я обвинительное заключение до конца просто дочитать не смогла. Там много фантастических нюансов. Руководители обнальных фирм проходят по делу свидетелями, признавая все факты. А я, которая даже с ними знакома не была и не знала о их существовании, — обвиняемая.

Или еще версия — Кочнев подчинялся ректору, боясь, что его уволят. Хотя его уволить невозможно. Можно сместить с должности проректора, а на все остальные должности его избирал Ученый совет. И ректор может только приказ подписать на основании решения совета.

Чтобы Дьяконов, как считают в полиции, «рулил» преступной группой, он должен был, наверное, давать указания кому-то. А мне он их никогда не давал. И никогда даже не ходил на эти семинары — это было не настолько значимое событие для него.

— Но по версии следствия, Дьяконов направлял действия через Абдуллина и Кочнева…

— Наверное, он мог передавать через Кочнева какие-то указания. Но в той трактовке, как это написано, это полный бред. О взаимоотношениях Дьяконова и Абдуллина мне ничего не известно.

«Задачей семинаров было взаимодействие между «Газпромом» и КНИТУ-КХТИ — мы должны были найти точки соприкосновения в работе, как научной, так и в образовательной. Я, как декан, в ходе семинаров решила довольно трудную задачу». Фото Ирины Плотниковой

— А что лично вы делали для организации семинаров?

— Я отвечала за приглашение докладчиков из «Газпрома». И, если вы посмотрите договоры с фирмами — я в ходе следствия это сделала, там указано: пять-шесть докладчиков, их степени — не ниже кандидата наук, научные достижения в определенной сфере, должности. И в этой части никто ничего не нарушил!

Участниками семинаров были преподаватели и студенты нашего вуза, рассылку я делала по всем факультетам всегда и во все дочерние компании «Газпрома». Докладчиками у нас были ученые и практики. В «Газпроме» тоже есть кандидаты наук. Они специально готовили содержательные доклады. И преподавателям, и студентам было интересно из первых уст узнать, что происходит в ведущей компании Российской Федерации, о новых научных разработках и подходах.

Задачей семинаров было взаимодействие между «Газпромом» и КНИТУ-КХТИ — мы должны были найти точки соприкосновения в работе, как научной, так и в образовательной. Я, как декан, в ходе семинаров решила довольно трудную задачу. Наших студентов из Узбекистана, Таджикистана, Камеруна начали брать на преддипломную практику по газовому делу в Волжское ЛГПУ. Помог прямой разговор с руководством ПАО, после которого нашлось место, где это можно организовать. На все предприятия «Газпрома» иностранцев, понятно, не пустят.

«Все в вузе знали, для чего эти надбавки»

— Следствие считает похищенными и все премии из средств «Газпрома» работникам вуза. Преподаватели их действительно в вузе не получали?

— Мне самой эти премии — надбавки начисляли, но я их не получала. О каких-то начислениях узнала уже позже, в период следствия. А мне вменяют, что я их собирала и отдавала проректору Кочневу. При этом сам Кочнев дает показания, что это не так, потому что я, как и все, только отдавала. Он говорит, что этим занималась его помощник. Ее допросили — она сказала: «Да, я подделывала подписи, я собирала». Тем не менее обвинение предъявляют мне.

— А для чего было отдавать эти надбавки и зачем подписи подделывать?

— Потому что возврат этих денег был автоматическим — не так, что мы получили наличные и отдаем назад. И расписываться за то, что не получал, не все ходили. Зато все в вузе знали, что это за надбавки и для чего. Это секретом не было. Их собирали для «отката в Москву». По крайней мере, так говорилось.

«Я знаю, что этим занимался помощник Кочнева по его заданию. А что дальше?.. Подозрения, конечно, и раньше были. Мне кажется, все эти деньги мог оставлять себе Кочнев. Поэтому на следствии он в таком непонятном положении оказался». Фото Ирины Плотниковой

— А кому именно в Москву — знаете?

— Нет, конечно. Я знаю, что этим занимался помощник Кочнева по его заданию. А что дальше?.. Подозрения, конечно, и раньше были. Мне кажется, все эти деньги мог оставлять себе Кочнев. Поэтому на следствии он в таком непонятном положении оказался. Поначалу он ведь не давал показания на ректора — ни на первом допросе, ни на втором, а позже начал давать, и его отпустили под домашний арест. Затем с ним заключили досудебное соглашение, и его дело рассматривается отдельно в особом порядке.

Так что судьбу тех денег мы так и не знаем. Могу предположить, до Дьяконова они даже не доходили.

— А надбавки на бумаге были значительные?

— 100 тысяч где-то в полгода. Когда все это началось, я специально ходила в бухгалтерию — выписывала эти данные.

«Юмитрейд» — фирма знакомого Дубовика»

— После первого допроса вас к следователю еще вызывали?

— Меня долго не трогали. Допрос был где-то в начале августа, а потом 18 августа я родила ребенка — мальчика. Вызвали меня только через несколько месяцев — на очную ставку с Кочневым. Но перед ней и после, как мне показалось, оперативники пытались провести со мной какие-то действия.

Я стояла у входа в ГСУ, ждала адвоката. Мимо проходил оперативник Тимербултов, с ним — еще двое. И этот полицейский, который никогда со мной не здоровался, вдруг очень громко, на всю улицу сказал: «Здравствуйте, Валентина Федоровна!» Я удивилась, говорю: «Здравствуйте». Затем уже перед входом в ГСУ оперативник мне снова кричит: «Вы не знаете вот этого человека?» А рядом с ним какой-то человек восточной внешности. «Нет, не знаю», — говорю. Подходит Рамиль, мой защитник, я ему все это пересказала. Перед окончанием очной ставки оперативник вышел из кабинета следователя. А уже после, когда я спустилась вниз на лифте, выхожу и тот самый незнакомый человек, что был с оперативником, идет мне навстречу. Я пытаюсь свернуть, он мне путь преграждает.

Адвокат отреагировал: «Этого тебе показывали?» — «Да». Он говорит: «Все, пиши об этой ситуации следователю». Я все написала. Насколько мы потом поняли, это была попытка подготовить мое опознание, чтобы тот человек потом на официальном опознании уверенно на меня показал. Я думаю, эта история может быть каким-то образом связана с тем, что ни один представитель фирмы, в которой я, по версии следствия, «обналичивала деньги» и которые я «контролировала», меня не знает. На мое обращение пришел ответ из ГСУ, и от меня отстали. Больше таких попыток не было. Но по вузу, как мне рассказали, тот же опер запустил слух: «Мол, она неадекватная».

В деле сейчас так и осталось: меня обвиняют в обналичивании денег, а сотрудники обнальных фирм при этом называют и показывают на другого.

«На Дубовика. Но меня в обвинительном везде приписали рядом с ним. Когда это читала, все хотелось спросить: ну скажите, что я-то делала, за руку его держала?! Ну скажите! Ведь «Юмитрейд» — это фирма знакомого Дубовика». Фото Дарьи Турцевой

— И на кого показывают?

— На Дубовика. Но меня в обвинительном везде приписали рядом с ним. Когда это читала, все хотелось спросить: ну скажите, что я-то делала, за руку его держала?! Ну скажите! Ведь «Юмитрейд» — это фирма знакомого Дубовика.

— А сам он, по-вашему, имел отношение к тем деньгам?

— Конечно. Он же был директором Центра, который и заключал договоры с этой и другими фирмами, и переводил им деньги на расчетный счет. Игорь и сам признает вину.

— И в «доле» был с руководством?

— Этого не знаю. Можно только догадываться. Но вообще там по суммам не все ясно. По договору — пять-шесть человек должны были быть докладчиками. Все они были. Кофе-брейки проводили, на обеды в «Перекресток джаза» ходили. А эти расходы, судя по материалам дела, никто даже не пытался считать. Как будто их не было. А ведь проверить-то совсем не сложно.

К слову, о контроле «Газпрома». Вся переписка по отчетам за расходование благотворительной деятельности хранится в канцелярии вуза. А в материалах дела ее почему-то нет. В них нет и разрешения «Газпрома» на проведение семинаров, хотя оно было. Надеюсь, что в суде этому будет дана объективная оценка.

— Большое спасибо за интервью! Будем следить за ходом процесса.