«Преступление против общества и государства». Как Россия пережила дефолт

«Проснулись в другой стране»

18 августа 1998 года на первой полосе газеты «Коммерсантъ» — главного на тот момент делового издания страны — вышла колонка, которая гласила: «Мы проснулись в другой стране». Журналисты призывали называть вещи своими именами: «Вчера правительство признало себя банкротом, а Центральный банк согласился на девальвацию рубля». Далее России предрекался рост цен, товарный дефицит и развитие черного рынка валюты.

Все это было про объявленный накануне дефолт. Само это слово — «дефолт» — после 1998-го для большинства россиян стало синонимом любой рецессии. Или, как заметил экономист Дмитрий Травин, — синонимом слова ******.

17 августа Белый дом и ЦБ выступили с совместным заявлением. В нем среди прочего фактически сообщалось об одностороннем пересмотре условий по долговым ценным бумагам — государственным краткосрочным облигациям (ГКО) и облигациям федерального займа (ОФЗ). Облигации, которые должны были быть погашены до 31 декабря 1999 года, переоформлялись в новые бумаги. Накладывался 90-дневный мораторий на выплаты по кредитам, полученным от нерезидентов, а также на выплаты по срочным валютным контрактам.

«Кризис на мировых финансовых рынках застал российскую экономику в начале подъема. С октября 1997 года правительство и Банк России защищают главные достижения экономической политики последних лет — стабильные цены и твердый рубль, а значит, и уровень жизни народа», — говорилось в заявлении.

Скоро все «достижения» были перечеркнуты. В 1998 году экономика упала на 5,3%, реальные располагаемые доходы населения — на 18%, начался неконтролируемый рост цен, отток капитала, банковская система была повергнута в кризис. Уже в день дефолта обменные пункты в некоторых частях страны прекратили продавать валюту. Так было в Санкт-Петербурге и Ростове. В некоторых других регионах доллар, который до этого стоил 6,20 рубля, стал отпускаться по 7—10 рублей. Время показало, что это не предел.

Председатель Центрального банка РФ Сергей Дубинин выступает на расширенном заседании Правительства РФ. Фото aif.ru

Через два месяца после объявления дефолта при Совете Федерации была создана временная комиссия, которая должна была расследовать причины, обстоятельства и последствия решения от 17 августа. В нее вошло 10 сенаторов во главе с Валентиной Пивненко, ныне депутатом Госдумы от «Единой России». Комиссия просуществовала до марта 1999-го, успев провести шесть заседаний.

На заседания комиссии в Совфед приглашались тогдашние председатель ЦБ Сергей Дубинин (ушел в отставку в сентябре 1998-го, сейчас входит в наблюдательный совет ВТБ), глава Комиссии по рынку ценных бумаг Дмитрий Васильев, директор ММВБ Александр Захаров и первый замминистра финансов Олег Вьюгин. Приглашались туда, но не пришли и премьер Сергей Кириенко (его правительство было распущено через несколько дней после дефолта, ныне Кириенко — первый замруководителя администрации Кремля), а также Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, которые при подготовке решения о реструктуризации привлекались в качестве сторонних экспертов.

По итогам своего расследования временная комиссия вынесла крайне жесткое заключение, назвав решение от 17 августа «тягчайшим преступлением против общества и государства». Действия чиновников и руководства Банка России, говорилось в заключении, привели к утрате доверия инвесторов, сокращению доходов федерального и региональных бюджетов, ухудшению федеративных отношений, декапитализации рынка ценных бумаг и множеству других негативных последствий.

Без вариантов

Проблемы, однако, лежали гораздо глубже, и август 1998-го стал скорее их естественным итогом. Курс рубля долгое время искусственно поддерживался на завышенном уровне благодаря продаже валютных запасов. После 1995 года Центробанк перешел к системе валютного коридора — устанавливались верхние и нижние границы цены по отношению к доллару, за пределы которых не может выйти рубль. Но и после этого стоимость российской валюты оставалась неестественно высокой. Валютный коридор просуществовал почти 20 лет и был демонтирован лишь в ноябре 2014-го.

Проблемы лежали гораздо глубже, и август 1998-го стал их естественным итогом. Евгений Компанийченко/Коммерсантъ (eska.livejournal.com)

Постсоветские годы были не лучшим временем для бюджетной системы. Доходы государства падали с 1992 года, ликвидировать дефицит бюджета не удавалось из-за слишком большого объема социальных расходов. Любые попытки сократить его натыкались на противодействие Госдумы, в которой тогда преобладал сильный блок коммунистов.

Налоги плохо администрировались, вариант с финансированием дефицита за счет эмиссии денег тоже не подходил — ЦБ отказывался их печатать, чтобы обуздать инфляцию. Сокращение денежной массы приводило к тому, что предприятиям временами нечем было друг с другом рассчитываться; в массовую практику вошел бартерный обмен.

В этих условиях оставалось наращивать госдолг. Обязательства России по облигациям увеличивались с середины девяностых. Заодно росли и расходы на обслуживание и рефинансирование долга; к моменту дефолта они были одной из основных расходных статей бюджета. В 1997 году для поддержания спроса на российские бумаги государству пришлось существенно повысить их доходность — и, следовательно, свои затраты.

Масла в огонь подлил кризис в Юго-Восточной Азии, разразившийся на рубеже 1997—1998 годов. Он привел к массовому уходу инвесторов с развивающихся рынков (Таиланд, Индонезия, Южная Корея, Малайзия и т. д.). Это затронуло и российский фондовый рынок, на котором также начались распродажи: в начале 1998-го индекс РТС-1 рухнул примерно на треть. Следствием ситуации в азиатских странах стало, в довершение ко всему, резкое падение цен на нефть.

• 

  Абел Аганбегян академик РАН, специалист по экономике России переходного периода

  Кризис, который начался еще в IV квартале 1997 года, достиг апогея с объявлением дефолта. Сама по себе рецессия не была продолжительной: уже с 1999-го начался подъем экономики. Однако социальный кризис продолжался весь 1999 год. Розничные цены выросли на 80% с лишним в 1998-м и еще на 37% в 1999 году, резко снизились реальные доходы населения и уровень потребления, выросла безработица.

  Конечно, у ситуации 1998-го был и ряд объективных предпосылок. Из-за кризиса в Юго-Восточной Азии крупнейшие мировые инвестиционные фонды и банки потеряли деньги и стали продавать активы в развивающихся странах, в том числе в России. Наш фондовый рынок упал в 8—10 раз. Потом инвесторы стали продавать ГКО и менять полученные за них рубли на доллары на нашей валютной бирже.

  Ситуацию усугубила и Дума. В конце 1997 года она не приняла бюджет на следующий год. Депутаты настаивали, чтобы Борис Ельцин снял Чубайса и Бориса Немцова, которые были первыми замами Черномырдина и вели политику. Дума была левая, во многом прокоммунистическая. Депутаты, объединившись, решили устроить импичмент, и в результате I квартал 1998 года мы жили без утвержденного бюджета. Если вы живете без утвержденного бюджета, вы должны тратить не больше, чем в I квартале предыдущего года. А он был крайне неудачным, потому что Чубайсу и Немцову на тот момент не удалось вернуть деньги, которые Ельцин раздавал во время своей предвыборной кампании. Перед выборами он отсрочил выплату налогов, дал поблажки ряду крупных фирм (например, позволил не платить таможенные пошлины). С 1997 года бюджет не выполнялся по доходам, а соответственно, — не могли выполняться и расходы. У правительства не было денег, чтобы платить бюджетникам и пенсионерам. В начале 1998 года обязательства государства перед ними стали нарастать, благосостояние людей сильно ухудшилось.

  Удар мог быть смягчен: ни столь масштабного повышения цен, ни банковского кризиса — ничего этого не произошло бы, если бы в 1997 году (в крайнем случае до мая 1998-го) мы девальвировали рубль. Наверное, и в этом случае кризис бы остался, но был гораздо менее глубоким. Нужно было отпустить рубль с уровня 6,20 за доллар хотя бы до 8—10. Тогда дефолта не было бы. Но наши реформаторы того времени считали, что доллар за 6,20 рубля — это их главное достижение, и решили любой ценой удержать курс. В результате — истратили золотовалютные резервы, средства бюджета, заняли очень серьезную сумму у Международного валютного фонда. И спустили все кошке под хвост — не на повышение уровня жизни, а в пользу спекулянтов. Курс рубля был явно завышен, совершенно неадекватен для рыночной экономики. Именно поэтому после дефолта он вырос в 4 раза — не может быть такого на пустом месте.

  Хочется закончить чем-то хорошим. Девальвация рубля в четыре раза впоследствии позволила обеспечить рекордно высокий темп развития в 1999—2001 годах. В результате начался мощный десятилетний восстановительный подъем экономики и социальной сферы.

• 

  Валерий Миронов экономист, замдиректора «Центра развития» НИУ ВШЭ

  Насколько я вспоминаю те события, отказ от обязательств так или иначе должен был произойти, вопрос — раньше или позже. Главная проблема заключалась в фиксированном курсе рубля, который удерживался долгое время. Однажды это привело бы к обвалу. Так что искусственная поддержка курса в этом клубке событий была первичной.

  Валютный коридор держали, чтобы хоть как-то снизить инфляцию. Наверное, нужно было действовать другими методами, срезая социальные расходы. Но снизить их не позволял парламент. Получается, виноват скорее он. Но его тоже можно понять: в условиях высокой инфляции социальные обязательства были и так обесценены, еще большее их урезание вызвало бы социальное недовольство.

  Несомненно, к кризису привел целый комплекс причин. Снижение цен на нефть очень осложнило финансирование социальных обязательств. Экономика не развивалась, а достаточного объема золотовалютных резервов, чтобы компенсировать такое падение нефтяных цен, не было; пришлось увеличивать заимствования через ГКО.

  Да, решение от 17 августа подорвало доверие инвесторов к России. Но чтобы вернуть доверие, потребовалось не так уж много времени. В 2000 году начался сильный экономический рост, за этим последовало восстановление иностранных инвестиций. А далее — сырьевой суперцикл и еще больший приток иностранных средств. Инвесторы имеют короткую память, тем более когда есть возможность получить прибыль.

• 

  Дмитрий Травин экономист, политолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

  События 17 августа были неизбежностью. Можно было раньше думать, как их не допустить, причем за полгода до этого надо было принимать одни решения, за три года — другие. А лучше всего было вообще не доводить до такой ситуации, готовясь за много лет. Но в последний момент изменить что-либо было уже невозможно. У государства не было денег, чтобы расплачиваться по обязательствам. Если бы удалось взять большой кредит у МВФ, то можно было попробовать как-то выкрутиться. Но на тот момент ресурсов физически не было.

  Проблема, конечно, была не в тех, на кого возложили всю ответственность. Тем более не в Гайдаре и не в Чубайсе — на тот момент они уже не занимали никаких постов. В начале девяностых годов у нас печаталось очень много денег, чтобы закрывать бюджетные дыры. Занимался этим Центральный банк во главе с Виктором Геращенко. Это приводило к высокой инфляции, и это была совершенно разрушительная политика для страны.

  Что сделал Чубайс и другие люди, которые руководили экономикой с середины девяностых? Вместо того, чтобы печатать деньги, они создали систему заимствований, пирамиду долга, тем самым остановив инфляцию. Но такого рода пирамиды работают только в случае, если к стране есть доверие и начинается быстрый переход к экономическому росту. У нас доверия было мало, и перейти к росту до 1998 года мы не успели. Поэтому пирамида рухнула.

  Да, государство сохраняло непосильный объем не только социальных — самых разных обязательств. Из-за этого и пришлось печатать деньги. Конечно, правительство могло быть более жестким, мог и президент. Но Борис Ельцин хотел выиграть выборы 1996 года, свои причины для компромиссов были и у правительства. Так и получилось, что должной жесткости никто не проявил, и это повлекло печальные последствия.

  Что касается Гайдара, то его ругают скорее по инерции — еще со времен либерализации цен в 1992 году. Наверное, и он мог быть жестче. Но в чем должна была состоять его жесткость? Он должен был хлопнуть дверью и сказать: «Разбирайтесь без меня»? В этом случае на нем не лежало бы вообще никакой ответственности, но проблемы от этого никуда бы не делись. Вот на Григории Явлинском никакой ответственности нет. Но он никогда ничего не делал, он был в оппозиции.

  Ответственность за события 1998-го лежит на Ельцине, на Викторе Черномырдине, который слишком долго возглавлял правительство и ушел в отставку только тогда, когда уже ничего было не исправить. Но по большому счету вина есть и на Съезде народных депутатов, который разваливал нашу финансовую систему в 1992—1993 годах, на Геращенко, который в те же годы напечатал кучу денег, на советском руководстве, которое подвело Советский союз к полному развалу. Сошлось много обстоятельств.