Первая гимназия Казани: под ружье против Пугачева и возрождение после погрома
Первая казанская гимназия. Часть 2
В этом году исполняется 260 лет Первой казанской гимназии. В год юбилея краевед и наш колумнист Лев Жаржевский продолжает рассказывать об этой уникальной школе. В сегодняшней колонке «Реального времени» он останавливается на бурных событиях времен Пугачевского восстания, не обходя вниманием и последующие годы.
В ожидании «государственного вора»
Чем больше погружаешься в чтение «Исторической записки о 1-й Казанской гимназии», тем отчетливей понимаешь, что надо сделать усилие и резко ограничить цитацию источника. В «Исторической записке» бездна интереснейшего материала: чего стоят только списки учебников и учебных пособий. Когда интересуешься этими учебниками подробней, то открывается новый, замечательный мир истории методики разных наук. А ведь это только часть интереснейших подробностей. Поэтому автор заметок решил сосредоточиться на одном, самом драматическом моменте истории гимназии — на эпизоде времен пугачевского разорения города. В самом конце будут даны сведения, относящиеся к тому зданию гимназии, которое вошло в 1930-х годах в главный корпус КАИ.
С улучшением материального быта учащихся, гимназия до закрытия своего улучшалась в нравственном и умственном образовании учеников. Порядок ее преподавания нарушен был только вместе с благосостоянием Казани в 1774 году, когда город 12 июля был разрушен Пугачевым. Еще 31 января этого года в гимназиях получен был Высочайший манифест о появлении Пугачева в Оренбургской губернии; после, во время проезда чрез Казань Александра Ильича Бибикова в апреле того же 1774 года, в гимназии, по желанию родителей и главных начальников, посетивших гимназии (в числе последних был и Бибиков), стали усиливать обучение фехтованию. Первое распоряжение директора о предстоящих опасностях для гимназий сделано было им 3 июля, когда на другой день в 9 часов утра велено было собраться всем чинам гимназий в контору, по случаю полученного от губернатора фон Бранта предложения о принятии мер к защите города «от государственного вора Пугачева», который с набранной сволочью находился уже в городе Сарапуле, на берегу Камы, откуда идет на Казань. По этому предложению дается знать, что весь город будет защищен кругом крепкими рогатками, где будет поставлено 200 пушек; для наблюдения за всеми этими работами назначены были генералы Баннер и Ларионов; от присутственных мест, команд и жителей Казани требовались ведомости о том, кто и сколько в состоянии поставить вооруженных людей и с каким именно оружием; в случае, если в городе случится пожар, то тушить его должны полицейские с обывателями, назначенными к постам и обороне города, которые не должны отлучаться от мест, хотя бы и их собственные дома горели, а нарушителей порядка приказать, «на страх другим, без всякой пощады, заколоть или застрелить, дабы смотря на то, от сей зловредности и прочие воздержались и были бы неотлучными до последней капли крови при своих местах». О приближении злодея к городу будет подан сигнал из пушек, после чего в колокола всех церквей ударят в набат, по которому все назначенные команды для обороны города, по расписанию, должны бежать с оружием к назначенным местам; в городе же наблюдать, чтобы не было заговоров и пустых разглашений.
От гимназий, по этому учреждению, требовалось, сколько директор гимназии и прочие чины могут для обороны города представить вооруженных дворовых людей и с каким оружием, а также, сколько учителей и учеников можно будет вооружить.
На это требование фон Каниц донес губернатору 4 июля следующее: «Команда дворовых людей будет 6 человек, учителей 13, учеников, кои не менее 16 лет, 39, приказных двое, кои все вооружены будут палками, кроме как Ваше Превосходительство приказать изволите выдать из казны ружья и потребное число пороху и пуль, а 13 учителей и два дежурных офицера, будучи люди шпажные, будут иметь по паре пистолетов. А как сему корпусу, состоящему из 74 человек, в коем, выключая дворовых, люди, упражняющиеся в науках, непристойно с прочими гражданами мешаться на ряду», то поэтому фон Каниц просит губернатора, «чтобы повелено было означить место, где бы гимназическая команда при обороне города сама собою, под предводительством своего командира, стоять могла». Губернатор, уважив представление директора, назначил гимназическому корпусу действовать при обороне города на Арской улице, не в дальнем расстоянии от гимназии (гимназия тогда помещалась близ Грузинской церкви); к гимназическому корпусу присоединились и все художники и ремесленники из немцев, живших тогда в Казани.
10 июля фон Каниц, представляя Московскому университету об опасных обстоятельствах для города, доносит, что учители и ученики, по окончании экзаменов, собираясь в гимназиях в нынешнее свободное от учения время, обучаются действовать оружием, 50 карабинами, а прочие пиками, купленными на гимназические суммы.
Далее директор доносит, что «генерал Потемкин с малочисленным регулярным войском захвачен в 20 верстах от Казани и разбит, а Михельсон, на которого единственная теперь вся надежда, еще не явился в Казань, и таким образом все в великом ужасе. А так как все команды идут теперь к рогаткам, то и фон Каниц должен сейчас же со своею командою выступить туда же. При этом директор просит куратора Адодурова, что если он при защите города умерщвлен будет, что чтобы оставшиеся после него жена и дети не были оставлены без помощи у Всемилостивейшей Государыни».
Пугачевцы грабят город
Отправившись с гимназическим корпусом к назначенному месту, фон Каниц простоял со своею командою «в ружье» до того времени, когда 12 числа Пугачев вошел в город, который был разорен и сожжен злодеями. Все это директор описывает в следующем порядке: «Когда началась перестрелка, в числе первых жертв гимназического корпуса был убит один из дворовых людей фон Каница. Во время жаркого боя на Арском поле злодеи, овладев поставленными тут пушками, через овраги поле Казанки, где стоял гимназический корпус, ворвались в город; вследствие все команды, поставленные у рогаток, обратились в бегство обратно в город. Злодеи, следуя за ними, поражали всех на дороге, в особенности дворян и тех, которые на них похожи были, прочих же, в особенности женский пол, они забирали в полон». При этом страшном несчастии, прибавляет фон Каниц в рапорте своем от 24 июля (рапорты фон Каница от 10 и 24 июля были представлены лично Екатерине II), весьма немногие в крепость спаслись; но благодаря распорядительности директора гимназический корпус, действовавший вместе, а не по сотням, вовремя успел спастись в крепости.
Во время обороны города гимназический корпус действовал в таком порядке: учителя разделены были по крыльям, в том числе и находящиеся в Казани немцы – художники и ремесленники; в средине стояли ученики, разделенные на две шеренги, из которых передняя имела карабины, а позади стояли с пиками. Гимназический корпус, как засвидетельствовано было Казанским генералитетом, действовал в сражении «твердо и хорошо» и при отступлении в крепость был в числе последних. Во время сражения ранены стрелою в ногу шесть учеников, из которых один умер; шесть человек пропали без вести; убито учителей: нижнего немецкого класса Арон Тих и рисовального Иван Кавелин и четверо немцев: часовой мастер Шмид, прапорщик Герездорф, слесарь Фризиус, Гросман и Петр Бехау, да и сам директор был ранен; все же прочие чины гимназии, живя в крепости, готовы были тогда же приступить к своим занятиям, если бы только был дом вместо сгоревшего гимназического, в котором при выступлении директора на поле оставлены были для охранения казны и казенных вещей унтер-офицер, шесть солдат и восемь сторожей, которым приказано было, что в случае пожара казну и вещи спрятать в лежащий подле гимназии овраг. Но когда злодеи ворвались в город, гимназический караул не мог знать об этом, потому-то фон Каниц, раненый в это время, поспешил в гимназии и велел спрятать все в овраг;. но, к несчастию, в это время, когда караульные с казенным сундуком отправились к оврагу, многие из толпы злодеев, перейдя овраг, ворвались в гимназический дом, отняв по дороге у караульных казенный сундук; в гимназиях злодеи забрали все вещи, а также в квартире фон Каница было все заграблено ими (имущество фон Каница ограблено на сумму 250 руб., прочих чинов гимназии на 11 010 руб., а гимназии понесли убытку 4 804 руб., из которых дом стоит 3 000. Библиотека фон Каница состояла из 980 книг иностранных и русских на сумму 1 760 руб.).
Все двери и окна были сняты и выставлены; после этого, связав руки назад всем караульным, пустились в разграбление погребов в гимназиях, откуда вместе с пленными караульными отправились на Арское поле, где, продержав караульных три дня, отпустили их в город. Во время осады крепости, куда спаслись в числе прочих все чины гимназий, им было отпущено (на 67 чел.) из казанских провиантских магазинов 8 чет. муки и 3 четверика круп, за которые в ноябре месяце того же 1774 года казанский комендант требовал уплаты денег.
Новая жизнь гимназии
Живя со своею командою в крепости, фон Каниц обратился к губернатору, князю Мещерскому, и архиепископу Вениамину с просьбою дозволить гимназиям поместиться или в оставшихся в целости после пожара татарских слободах, или в каком-нибудь монастыре. Лучше всего директор желал занять для помещения гимназий дом на берегу Кабана, в котором помещалась новокрещенская школа; но так как сгоревшая семинария требовала помещения, то поэтому преосвященный Вениамин отказал директору в его просьбе, и гимназические чины, как видно из донесения фон Каница в Московский университет от 31 июля 1774 года, поместились на квартирах в татарской слободе; для классов же предполагалось занять какой-либо монастырь, который находился вблизи. Так как все чины гимназии терпели во всем крайнюю нужду, то по представлению директора Московский университет выслал 1 000 рублей на первый случай; а потом все чины гимназии за мужественное сопротивление злодею первые из всех пострадавших жителей Казани удостоились Высочайшей награды в следующем рескрипте Императрицы Екатерины II от 28 августа 1774 года на имя казанского губернатора Мещерского:
«Князь Платон Иванович!
Куратор Московского университета Адодуров представил мне, что в бывшее в Казани 12 июля несчастное приключение тамошние гимназии поступали с должною ревностию, но при том лишились всего и едва пропитания имеют; чего ради прикажите им из статс-конторских доходов для исправления их состояния не в зачет жалованья по их окладам: Надворному Советнику Каницу за полгода, учителям и другим чинам гимназий за треть, а ученикам за год.
Екатерина
28 августа 1774 года»
В начале октября месяца гимназии оставались еще в старой татарской слободе, а для директора был отведен дом в Егорьевском приходе. Занятия с учениками происходили на квартирах учителей. Но директор, опасаясь, что подобные занятия, за неимением гимназического дома, будут продолжаться несколько месяцев, обратился к генералу Потемкину, чтобы он назначил из Высочайше пожалованной суммы (200 000 руб.) на постройку сгоревших домов в Казани часть для гимназий, что в скором времени было исполнено, так что учение прервалось только на два месяца. В том же октябре месяце уже отведен был для гимназии каменный дом купца Пушникова в приходе Богоявления, где 3 ноября, в понедельник, уже начались классы, отслужив в полном собрании всех чинов гимназий благодарственный молебен. Для сбора всех учеников были предварительно посланы из градской полиции повестки к родителям и опекунам, у которых жили отпущенные ученики. Московский университет выслал необходимые учебники и классные пособия; впрочем, некоторые книги уцелели во время пожара, будучи спрятаны в погребах, где сохранен был и гимназический архив, а также классные пособия. <...>
Далее следует перечисление учебников и пособий, обложки некоторых из них удалось отыскать в сети. Автор «Исторической записки...» добавляет, что «для французского класса, по желанию учителя этого языка Лапиза, выписана была французская газета Revue historique et politique».
Но так как город был в бедственном положении от возраставшей на все припасы дороговизны, то гимназии не могли существовать в таком состоянии, как были прежде. Многие из учеников стали проситься на казенное содержание по той причине, что их родители убиты во время разорения Казани; другие же просились в гарнизонную школу или вовсе в военную службу, так как родители их от разорения Казани, когда пограблены были их имущества, сделались совершенно нищими; да и некоторые из учителей тоже не в состоянии были продолжать службу в гимназиях по несчастным обстоятельствам… <…>
Как говорится, конец цитаты.
О гимназическом доме
Постепенно гимназия выходит из своего бедственного положения. Но период ее расцвета падает на то время, когда она располагается в собственных просторных помещениях по нынешнему адресу: ул. Карла Маркса, 10.
Вот что сообщает нам об этом здании каталог-справочник «Республика Татарстан: памятники истории и культуры», (берется период до тридцатых годов прошлого века):
«Здание 1-й мужской гимназии, 1798. перестр. 1811, пристр. 1840. — архит. Архитектор Ф.Е. Емельянов, пристр. архитекторов В.А. Смирнова, Я.М. Шелковникова (1811), М.П. Коринфского (1840)».
Добавлю, что Луиза Муртазина в своем справочнике «Казанские архитекторы конца XVIII — начала XX века» (1999) знакомит нас с основными вехами биографии Емельянова (именуя, правда, его Михаилом, а не Филиппом), однако в приведенном ею списке построек Емельянова будущий гимназический дом отсутствует. Зато есть Василий Андреевич Смирнов, учитель рисования в гимназии, преподававший потом гражданскую архитектуру в Московском университете, 10 лет прослуживший нижегородским губернским архитектором и возвратившийся в Казань после отставки. В справочнике Л.М. Муртазиной указана единственная его казанская постройка, и эта постройка — пристрой к зданию Первой гимназии. Нет в справочнике Л.М. Муртазиной и сведений о причастности М.П. Коринфского к строительству пристроя к гимназическому дому.
А теперь сжато о том, что написано о домах гимназии в «Исторической записке».
Главный корпус (Молоствовский) был куплен в марте 1806 за 24 000 руб. С мезонином, со двора трехэтажный. Два дома двухэтажные (Бурнаевские), купленные за 11 000 руб. в 1806 году. Двухэтажный дом Великопольского, купленный тогда же за 6000 руб. Двухэтажный дом с некоторыми службами Главного народного училища. К двум последним домам принадлежал небольшой сад «для моциону воспитанников». Дом Великопольского, оба Бурнаевских дома и дом Молоствова были отделаны вместе при покупке за 50 000 руб., а после пожара 1815 года было потрачено еще 100 000 руб. Таким образом, можно сказать, что здание Первой гимназии являлось соединенным из вышеназванных строений, дополненных пристроем 1840 года. Это все, что автор заметок может сказать о гимназическом здании. Этим он и заканчивает свои заметки.