Немецкие пленные в Татарии: через объектив «Минокса»

Немцы-военнопленные в Казани и Татарии — тема неблагодарная. Причина тут проста: практически полный информационный вакуум. Сеть (а другими ресурсами автор, понятное дело, не располагает) давала лишь весьма общие сведения, а по Казани и Татарии лишь номер лагерного управления и указание на Елабужский лагерь. На авторитетной «Милитере» есть полный текст воспоминаний «Исцеление в Елабуге», книжки интересной, но явно приукрашивающей действительность, да к тому же без казанских реалий. Серьезных научных публикаций в Сети не оказалось, более-менее дельная информация тонула в публицистическом шуме. Поневоле пришлось обратиться к германским материалам. Но и там было не все слава Богу: горы печатных работ в Сети были представлены очень редкими полнотекстовыми публикациями и немногими книгами в гуглбуксе: выковыривание же сведений из этого ресурса — работа сильно на любителя. Но делать было нечего, и автор этой колонки стал таким любителем.

Работа с военнопленными

Сначала необходимые сведения о системе содержания военнопленных в СССР. Главным органом этой системы было Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР — УПВИ, впоследствии Главное управление — ГУПВИ, своего рода младший брат ГУЛАГа. Лишь в последнее время стали появляться материалы о его структуре и деятельности.

В сентябре 1939 года войска Красной армии совершили так называемый «освободительный поход в Польшу». В результате в руках СССР оказалось более 452 тыс. польских военнослужащих, в том числе 18 789 офицеров. Для организации работы с военнопленными потребовалось создать сеть лагерей и специальное ведомство, получившее название Управление по делам военнопленных (УПВ) при НКВД СССР, позднее — УПВИ (Управление по делам военнопленных и интернированных) НКВД СССР. Первым начальником ведомства стал майор П.К. Сопруненко. В период советско-финляндской войны (30 ноября 1939 года — 13 марта 1940 года), когда в лагерях СССР оказались около 900 человек (планировалось принять не менее 26 тыс. человек) УПВИ справлялось со своими задачами.

Первым начальником ведомства стал майор П.К. Сопруненко. Фото wikipedia.org

В первый год Великой Отечественной войны количество вражеских солдат и офицеров, попавших за колючую проволоку советских лагерей, было немногим более 10 тыс. человек. Положение кардинальным образом изменилось после Сталинградской битвы. УПВИ не смогло справиться ни с приемом, ни с размещением, ни с организацией медицинского обслуживания солдат и офицеров вермахта, плененных в ходе битвы за Сталинград. Между тем только в конце января 1943 года в руках Красной армии оказались более 90 тыс. человек. 12 февраля 1943 года за упущения в работе П.К. Сопруненко был понижен в должности (его место занял генерал-майор И.А. Петров).

Нечистые на руку

Кадровые сотрудники лагерей военнопленных отнюдь не были сотканы из добра и света и доставляли много хлопот своему московскому начальству, особенно в голодный 1947 год. Острый недостаток продовольствия в разоренной стране в полной мере сказывался и на снабжении лагерей для военнопленных. Впечатляющая картина безудержного воровства и хищений материально ответственными лицами дана во всех шести разделах аналитической ориентировки-приложения к приказу МВД СССР №00326 от 24 марта 1947 года. Небольшая цитата из другого ведомственного документа: «Несмотря на ряд приказов и директив МВД СССР об усилении борьбы с растратами и хищениями в лагерях МВД для военнопленных и интернированных, до сего времени продолжают иметь место массовые хищения. Это происходит вследствие засоренности снабженческих аппаратов лагерей случайными, непроверенными лицами, отсутствия должного контроля за их работой со стороны руководства лагерей и невыполнения оперативно-чекистскими отделами лагерей одной из основных своих задач по борьбе с растратами и хищениями. Только бездеятельностью и безответственностью работников оперативных отделов лагерей можно объяснить такое положение, когда в лагерях орудуют длительное время преступники, нанося государству большой ущерб. Некоторые оперативные отделы лагерей длительное время ведут агентурные разработки по хищениям, давая возможность преступникам расхищать материальные ценности.

В лагерях МВД Свердловской области имели место крупные хищения главным образом продовольствия за счет недодачи военнопленным положенной нормы, что привело к резкому ухудшению их физического состояния и смертности. В лагере МВД №531 Свердловской области в феврале 1946 года в результате реализации агентурного дела «Проходимцы» были арестованы начальник воен. хоздовольствия 6-го лагерного отделения лейтенант Бояршинов, начальник отделения вещевого снабжения Пастушков и др. Следствием установлено, что преступники в течение 6 месяцев расхищали продовольствие и другое вещевое имущество, причем продовольствие расхищалось ими за счет недодачи продуктов на кухню военнопленных, способствуя тем самым физическому истощению значительной части военнопленных.

В лагере МВД №318 той же области в конце 1945 года было арестовано пять работников лагерного отделения во главе с начальником Кулаковым, которые расхитили продовольствия и материальных ценностей на сумму 361 281 руб.».

А 26 марта того же года выходит Директива МВД СССР №62 «Об укреплении режима содержания и охраны в военнопленных в лагерях МВД», где перед приказной частью живописуются непорядки в этой области. И это тоже было связано с голодом в стране. В некоторых лагерях положение обострилось до того, что там вспыхивали восстания, вынуждавшие вводить чрезвычайное положение в лагерях. Большая доля военнопленных, порой больше половины в некоторых лагерях, была нетрудоспособна по причине истощения. Дистрофия, туберкулез, тиф — главные заболевания в лагерях, причем дистрофия была причиной более чем половины смертей, туберкулез с большим отрывом был на втором месте. Руководство ГУПВИ и МВД вошло в правительство с предложением о внеочередной репатриации больных, нетрудоспособных пленных, и такая репатриация была проведена.

Смерть И.В. Сталина была поворотным моментом не только в судьбе многих узников ГУЛАГа, но и для иностранных военнопленных. УПВИ было ликвидировано в 1953 году, хотя часть осужденных иностранных граждан еще оставалась в лагерях, перешедших к ГУЛАГу.

Писать о системе ГУПВИ можно и дальше, но автор полагает, что у читателя уже есть определенная, пусть и далеко не полная, картина этой системы. И здесь наступает пора перейти к конкретике.

Будни Елабужского лагеря — сквозь объектив

Нас интересует главным образом лагеря на территории Татарии. Главнейшим из них был офицерский лагерь в Елабуге под номером 97. Упоминающиеся изредка в литературе лагеря в Казани и Зеленодольске были на положении лагерных участков, т.е. филиалов Елабужского лагеря. В самой Казани находилось 119-е Управление лагерями. В Казани же размещался и т. н. Silikatlager, лагерь при силикатном заводе. Скорее всего (но тут ручаться не стану), военнопленные из этого же лагеря работали и на строительстве в Казани, в частности в Соцгороде, и на строительстве театра оперы и балета.

А теперь та самая конкретика, о которой говорилось выше. Точнее, примерно треть того фотоматериала, который содержится в книге бывшего немецкого офицера-военнопленного.

Короткая остановка в чистом поле во время транспортировки с неизвестной целью. Снято перед посадкой. Справа на снимке лейтенант Ридель из роты Засса. Длительность транспортировки составляла «добрых две, две с половиной недели» до Казани, затем волжским пароходом «Феликс Дзержинский» до Елабуги (Татарская Республика).

Елабуга, июль 1945 года. Умывальники и уборные «Хижина дяди Дома», названные так пленными по имени архитектора Дома, под руководством которого эти сооружения были заглублены в землю. Длинные тени от военнопленных в умывальнике и душе говорят о съемке ранним утром.

Елабуга, лето 1945 года: Общелагерное собрание — собрание всех офицеров перед «Германским залом», для выражения единодушного «волеизъявления» загладить вину путем «добровольного» участия в работах не обязанных (по положению) работать офицеров. Выступали многие офицеры-антифашисты. Резолюция была принята 100 процентами голосов. Действительная позиция военнопленных офицеров была разной.

Елабуга, лагерный участок Козылтау, осень 1945 года: площадка для сборки плотов на берегу Камы. Военнопленные доставляют бревна к берегу. Рыхлый песок на берегу затрудняет волочение. Конная тяга для этого использовалась редко.

Елабуга, май 1946 года. Военнопленный д-р Клаус Юнг что-то пишет очень коротким огрызком карандаша. Обычно «бумагой» служил кусок фанеры, но здесь виден кусок бумаги на какой-то подложке.

Елабуга, май 1946 года. Перед передним фасадом лагеря A. Справа вход в бывший дворец епископов. Зассе: «Массовая сцена, повторявшаяся похожим образом каждый месяц. На языке военнопленных это называлось «Гроссдавай». Это была акция по очистке комнат, весь инвентарь выносился наружу, так освобождалось место для чистки пола и стен».

Елабуга, май 1946 года. Сцена во внутреннем дворе 3-го блока во время «Гроссдавай». Стоящий пленный прикуривает сигарету через линзу очков, которую использует как зажигательное стекло.

Елабуга, 16 мая 1946 года. Ранним утром около пятисот военнопленных ожидали только что подошедший пароход, на котором они должны были прибыть в Казань, столицу Татарской Республики. А оттуда двигаться дальше к фанерному лагерю в Зеленодольск, лагерному участку елабужского лагеря. Зассе: «Большинство имело мешки с соломой, это было достижением. До этого нам приходилось спать на голых досках».

Казань, 17 мая 1946 года. В центре Казани в послевоенное время. Снимок трамвая, который, кажется, заметила внимательная вагоновожатая.

Казань, 17 мая 1946 года. Транспортная дамба у Волги и вид на Казанский кремль и старый город. Слева два русских часовых, справа обрезанная фигура человека, следовавшего перед Зассом со своим багажом.

Казань, 17 мая 1946 года. Марш военнопленных через внутренние районы Казани. В середине снимка виден русский часовой на незамощеной, неровной и раскисшей от дождя местности. У одного из впереди идущих хорошо узнается котелок — важнейшая принадлежность военнопленного.

Казань, май 1946 года. Марш не поместившихся в кадр немецких военнопленных через внутренние районы. Правее середины — русский часовой, сопровождающий колонну. Среди автомобилей можно различить остов танка. Немощеная площадь размякла после таяния снега.

Спецгоспиталь в Зеленодольске, август 1946 года. Оба немецких лагерных врача перед зданием спецгоспиталя в Зеленодольске: слева доктор Ламан, справа доктор Гросс. Они знали, что их будет фотографировать Зассе. Они активно участвовали в тайном перемещении отснятых пленок. Три первых кассеты были переправлены с помощью лейтенанта запаса берлинца Генриха Штёра. У него была ампутирована нога и имелся протез, с его использованием пленка и была переправлена.

Спецгоспиталь в Зеленодольске, август 1946 года. Многие окна здания были забиты фанерой.

Теперь немного об авторе этих редчайших снимков. Его звали Клаус Зассе. 9 апреля 1945 года Клаус Зассе, бывший в то время лейтенантом-связистом, попал в плен в Кенингсберге. Каким-то чудом его камера «Minox Riga 38» осталась незамеченной в нагрудном кармане кителя. И он пронес ее на территорию лагеря для военнопленных, где находился с 1945 по 1947 годы.

Было отснято около 200 кадров. Доставлялась кассета с пленкой с помощью военной хитрости: в загипсованной ноге военнопленного офицера, репатриировавшегося на родину. Клаус Зассе дождался публикации своих снимков. Он скончался в ночь с 6 на 7 июня 2003 года в возрасте 82 лет в своем родном Гамбурге. В 2007 году его книга вышла вторым изданием.

Ну и совсем немного о камере молодого пленного немецкого связиста. О «Миноксе» написано много. Эта камера, предшественница известного советского аппарата «Киев-Вега», была сконструирована в Латвии в 1936 году, выпускалась на базе завода VEF, и сейчас ее довоенные образцы являются предметом коллекционирования.

В заключение автор с удовольствием благодарит Андрея Владимировича Шритта за помощь в подготовке этого материала.