Революция 1905 года: казанские либеральные чиновники и мишени террористов

Революционное кумовство и либеральный блат

Революция 1905 года традиционно исследовалась с позиции недовольных государственной системой общественных сил. Представители официальной власти в этом фокусе изучались лишь как источник реакции и репрессий, как циничные и жестокие проводники царских указов. Между тем многочисленных российских чиновников, полицейских и жандармские органы, военных нельзя рассматривать как бездушных исполнителей правительственной воли. Наряду со многими рядовыми гражданами революция застала их врасплох, они также были растеряны и испытывали в условиях народных волнений самые разные эмоции. Например, некоторые представители власти разделяли радость либеральной интеллигенции, очевидно, убежденные в мирном характере предстоящих перемен, в том числе через публичное обсуждение проблем в муниципальных собраниях. Эти реформаторские порывы строго пресекались вышестоящим начальством.

24 марта 1905 года земский отдел МВД распространил среди губернаторов циркуляр следующего содержания: «Согласно поступающим ко мне сведениям, в некоторых губерниях были случаи, что лица, состоящие на государственной службе, дозволяли себе за последнее время принимать в земских и городских собраниях и даже разного рода частных обществах и сборищах участие в противоправительственной агитации, причем в некоторых случаях они присоединялись к требованиям различных реформ в государственном строе и пытались вместе с другими поддерживать свои домогательства угрозой прекратить деятельность того или иного общественного учреждения, в состав коего они входили».

В этой связи министр внутренних дел А.Г. Булыгин просил начальников губернии пристальнее следить за государственными служащими и пресекать случаи политической агитации с их стороны. После обнародования манифеста 17 октября 1905 года Министерство внутренних дел разослало циркуляры о том, что лицам, состоящим на государственной службе, запрещено организовывать кружки и союзы, а также вступать в существующие общественные организации. Но если действия чиновников можно было как-то ограничить, не подчинялись этим циркулярам и указам их родственники.

Между тем сыновья и дочери, другие родственники доставляли государственным мужам немало хлопот. Их либеральные взгляды как нельзя лучше показывают царящие в этих семействах истинные настроения. Невзирая на должность родителя, молодые люди продолжали действовать по велению сердца. Так, вечером 11 февраля 1905 года в городском театре перед началом спектакля начал выступать перед публикой сын казанского чиновника Флавиан Эрнестович фон Шульман, требуя защитить студентов от избиений. Часть публики не выдержала и стала покидать партер. В итоге вызвали полицию, на студента Шульмана составили протокол. Узнав о родстве нарушителя закона, таких молодых людей, как правило, отпускали.

Обращает на себя внимание то, что арестованные в Казанской городской думе 21 октября 1905 года захватчики власти вскоре были освобождены. Этот момент объясняется, как правило, слабоволием губернатора Хомутова. Однако в числе повстанцев было много студентов, молодежи. Причем молодых людей не из простых семей, а материально обеспеченных и влиятельных в определенных кругах.

Так, отец революционерки Веры Брауде (Булич) казанский чиновник Петр Булич неоднократно вызволял свою дочь из тюремного заключения за денежный залог. Дворянин так и не сумел отговорить Веру от увлечения революционными идеями, он был против ее деятельности, но каждый раз приходил на помощь, когда наследница попадала в полицию. Только в 1905—1906 годах под своей настоящей фамилией Булич она арестовывалась в Казани четыре раза. Совсем иначе был настроен родной брат ее отца — земский начальник в Чистопольском уезде Александр Булич. Он считал, что племянница мешает его служебной карьере. Поэтому он забрал ее из казанской коммуны революционной молодежи в Чистопольский уезд и поместил «там в какую-то избу под присмотром стражника Желтова…». «…Он заявил, что арестована за то, что своим поведением позорю его фамилию. Он женился на богатой дочери генерала, получил в приданое большое имение в Чистопольском уезде и делал себе карьеру», вспоминала сама Вера. Но земскому начальнику А. Буличу спасти честь фамилии так и не удалось: непослушная племянница мало того что сбежала, но еще и подговорила местных крестьян поджечь имение дяди.

Чиновники-реакционеры и сочувствующие

Александр Булич был далек от либеральных убеждений. Очевидно, что он представлял собой классический тип земского начальника — равнодушного и далекого от народа. Именно таких ненавистных должностных лиц некоторые активисты-сельчане были готовы устранять даже физически. Так, рабочий Звениговского затона Чебоксарского уезда П.И. Ефимов вспоминал о том, как казанские эсеры постановили ликвидировать за издевательское отношение к крестьянам земского начальника Сунгурова. Ефимов был назначен исполнителем этого убийства, но по неизвестным причинам не сумел исполнить это дело. Агрессивные выпады против земского начальника допускали и местные крестьяне. Иногда Сунгурову удавалось выйти из ситуации при помощи дипломатичных обещаний, в самые критические моменты чиновник предпочитал удалиться. Например, в августе 1906 года, узнав о готовящемся нападении, он сразу же выехал на пароходе в Казань.

Но, вероятно, не все земские начальники имели такую «славу» среди подконтрольного населения, были и совершенно противоположные фигуры, сочувствующие крестьянам. Иначе не появлялись бы циркуляры МВД, где то и дело пытались пресечь либеральные порывы земских начальников. «…Публичное нарушение Земским начальником порядка деятельности общественных учреждений, вместе с агитацией против основ государственного строя, и проявления тем явного неуважения к мировоззрению и верованиям народных масс, всецело преданных Престолу, лишают его самого в глазах народа должного авторитета», — говорилось в документе от 24 марта 1905 года.

Но аграрные беспорядки продолжались, и 9 декабря того же года был подписан еще один циркуляр. В МВД считали, что в этих условиях чрезвычайно важна дисциплина со стороны земских начальников; от них требовали особого внимания, усердия и такта при исполнении своих служебных обязанностей. Впрочем, 5 октября 1906 года был подписан указ, который значительно ограничил власть земских начальников. Их лишили судебных полномочий, и наказания на крестьян теперь налагались только после одобрения вышестоящего административного органа власти.

Некоторые земские деятели Казанской губернии лишились должности из-за своих убеждений. Так, в 1906 году был отстранен от службы председатель Спасской уездной земской управы В.П. Геркен. Владимир Павлович возглавил Спасское земство с начала 1905 года и вызвал недовольство местной элиты тем, что к земской работе он привлекал специалистов с неоднозначной репутацией, иными словами, политически «неблагонадежных». Причем это касалось не только известных своими либеральными взглядами врачей и фельдшеров, но и членов управы. Так, обязанности секретаря Спасской земской управы исполнял бывший студент Киевского университета В.И. Кудрявцев, замеченный полицией в студенческих кружках еще в 1901 году. После увольнения не устроившего губернскую администрацию секретаря на его место был взят человек с аналогичной «политической» репутацией. Бывшего военного В.А. Вейнштока губернатор также не утвердил в должности. Новый кандидат на должность секретаря был уволен из армии и лишен военного звания, осужден на каторжные работы (но потом приговор отменили) за «составление, воспроизведение и распространение противоправительственных воззваний». Вскоре вслед за своими кадрами последовал и сам В.П. Геркен.

Подозревались в антиправительственных взглядах некоторые служащие городских самоуправлений. Например, в 1906 году за критику власти, высказанную в частном разговоре, попал под надзор полиции секретарь городской управы Лаишева — Михаил Белоглазов. Не менее либеральной показала себя Казанская городская дума в октябре 1905 года: часть гласных и некоторые члены управы поддержали создание городской коммуны, участвовали в организации народной милиции. Решительные действия городских избранников были обусловлены возмутительными событиями накануне: вечером 17 октября полиция открыла огонь по горожанам и некоторые гласные на себе испытали весь ужас уличных зверств и чудом остались живы. Прежде всего, гласные были недовольны поведением казаков и призывали убрать их из города. Среди активистов городской думы были Алкин, Брокмиллер, Перимов, Хохряков и другие. Гласный Хохряков предложил возбудить ходатайство не только об удалении казаков, но и всей местной администрации. Казанская городская коммуна просуществовала всего три дня. Возвращение к обычной реальности давалось недавним активистам с большим трудом.

«Последние события в Казани и роль, которую Дума играла в них, были затронуты слегка и окутаны дымкой недоговоренного, — сообщали наблюдатели заседания городской Думы, состоявшегося 5 ноября 1905 года, впервые после октябрьских событий. — Речи были какие-то сдавленные, искусственно сдержанные. Гласные держали себя, как нашалившие мальчики, которым немножко совестно вспоминать свои проделки и потому с покорностью ждут удара карающей руки…»

Все эти моменты свидетельствовали о системном кризисе страны, когда каждый человек, в том числе наделенный должностными полномочиями и отвечающий за определенные механизмы власти, видел недостатки государственной машины, но не всегда представлял, каким образом можно избавиться от этих изъянов. В это сложнейшее время очень легко было увлечься радикальными идеями, предлагающими легкие решения наболевших вопросов. Другое дело, что объектами не только критики, но и конкретных насильственных действий революционеров являлись те самые государственные служащие, исполнители монаршей воли.

На прицеле у террористов

Террористические акты революционного периода были направлены против представителей власти и немало людей были убиты или пострадали за свою «должность». Среди них оказались не только члены царской семьи, министры или губернаторы, но и рядовые нижние чины полиции, военные и т. д. Во время городских и аграрных беспорядков оказались в центре народной агрессии городовые, стражники и другие представители правопорядка. Например, «ранен один стоявший на посту городовой, где я живу. Его окружили 6 человек, вырвали у него револьвер, ранили в ногу и убежали», — сообщал о событиях 17 октября 1905 года в Казани очевидец.

В годы революции было убито несколько десятков губернаторов. Они стали основной мишенью революционеров-террористов.

К должности казанского губернатора накануне революции — в конце декабря 1904 года — приступил бывший глава Вятской губернии Павел Федорович Хомутов. 48-летний статский советник пробыл на этой должности чуть меньше года, и, вероятно, поэтому местная элита не успела составить о нем определенного мнения. «Это был очень благожелательный человек, любезный и мягкий в обращении. Он всегда старался содействовать всем, не прибегал к «усмотрению», но и не искал популярности. Симпатичный был человек. Но как администратор он был довольно слаб и полицию распустил», — вспоминал земский деятель Н.А. Мельников. Свои воспоминания он писал уже в эмиграции, и оценивал деятельность казанского губернатора, памятуя о том, как он в октябрьские дни 1905 года передал власть Городской думе, разрешил разоружить полицию. Уже после этих событий Хомутов по болезни оставил должность, его обязанности возложил на себя вице-губернатор Кобеко. Бывшего начальника губернии провожали на вокзале его недавние подчиненные из губернской администрации и чины местной полиции. Покинул Хомутов Казань 12 ноября того же года.

10 ноября 1905 года П.Ф. Хомутова заменил полковник А.А. Рейнбот. Слухи о назначении полковника Генерального штаба ходили по городу уже накануне его прибытия. Он исполнял обязанности губернатора до 7 января 1906 года. Амбициозному Анатолию Анатольевичу было явно тесно в Казанской губернии, и вскоре он занял пост московского градоначальника. Но из-за чрезмерного увлечения казнокрадством ему пришлось оставить государственную службу. С начала 1906 года Казанскую губернию возглавлял бывший пермский губернатор Михаил Васильевич Стрижевский, прослуживший до 1913 года.

Вице-губернатором еще до 1905 года был статский советник Дмитрий Дмитриевич Кобеко. Этот чиновник испытал на себе революционный террор. Утром 24 сентября 1906 года на него было совершено покушение перед Кремлевскими воротами. В результате взрыва бомбы Кобеко получил легкое ранение в висок, а вот преступника так и не поймали. По совету врачей чиновник был вынужден передать управление губернией управляющему казенной палатой, действительному статскому советнику Штенгеру. Но уже 28 сентября Кобеко приступил к работе. После этого случая чиновник стал действовать осторожнее. Во время поездок по губернии местные полицейские начали проводить определенную подготовительную работу. Исправников просили обратить внимание на агитаторов и по возможности не допустить их участия на сельских сходах. Поэтому перед прибытием губернатора рекомендовалось «пропустить вперед для наблюдения несколько человек стражи и это же самое сделать спустя некоторое время после приезда».

В 1907 году казанские эсеры предприняли неудачную попытку террористического акта в отношении командующего войсками Казанского военного округа, генерала А.Г. Сандецкого. В том же году казанский полицмейстер обратился к городской управе с просьбой «убрать витрину около ворот в крепости». Эта витрина, писал он, «является самым удачным местом прикрытия для злонамеренных людей, желающих совершить над кем-нибудь насилие вовремя проезда в кремль».

Продолжение следует